[169]. Так вновь продолжилось стремительное, ничем уже не сдерживаемое продвижение Вознесенского вверх. Движение неумолимое, не встречающее фактически преград благодаря только одному — твердой поддержке со стороны Сталина, сумевшего взять реванш. Иосиф Виссарионович, судя по всему, имел собственное представление о том, каким должно быть теперь руководство — не партийно-государственное, а государственно-партийное. И широкое, и узкое. Потому и выдвигал Вознесенского, а заодно, чтобы наверняка обеспечить тому успех, либо, в крайнем случае, просто подстраховаться, еще и Булганина. Добился изменения баланса сил в свою пользу, не учтя при этом более значимого: насущных нужд экономики в целом и оборонной промышленности в частности. Ради собственных интересов, забот о сохранении лидерства, уже пожертвовал Л. М. Кагановичем. Готов был так же поступить теперь не только с А. И. Микояном, но и с В. М. Молотовым.
На том борьба за влияние в узком руководстве не завершилась. Отстояв позиции Вознесенского, Сталину практически тогда же пришлось смириться и с очередным поражением в кадровой игре. Со ставшим неизбежным падением своего старого клеврета, самого надежного соратника К. Е. Ворошилова.
Еще 21 марта под давлением большинства членов ПБ Иосиф Виссарионович вынужден был согласиться с весьма неприятным для себя. С включением в повестку дня предстоящего Пленума дополнительного, ранее не предусмотренного, весьма необычного для партийных форумов вопроса — «Уроки войны в Финляндии». Более того, согласиться и с тем, что докладчиком станет явно не оправдавший надежд нарком обороны[170]. Естественно, что попытка оправдаться злосчастного луганского слесаря, только волею случая объявленного полководцем, кончилась печально. Как и предвидели те, кто и настоял на отчете Ворошилова, на объяснении им причин выявившейся полной неподготовленности Красной Армии к войне, внятного ответа никто так и не услышал. А потому узкое руководство, даже те, кто еще сохранял прежний пиетет к Сталину, веру в него, проголосовало 8 мая за отстранение Ворошилова с поста наркома обороны. Утвердило на его место командующего Киевским особым военным округом С. К. Тимошенко[171]. Командира, продемонстрировавшего во время польского похода не только успешное управление группой армий, но и еще одно немаловажное качество — способности умелого политического организатора. Ему удалось справиться с необычной для кадрового военного, нелегкой и ответственной задачей по организации советских органов власти на значительной территории Западной Украины.
И все же Сталин не оставил в беде своего соратника. Пришел ему на помощь, доказав верность старой дружбе. Добился при переутверждении 24 июля состава КО — как прямого следствия реорганизации ЭкоСо, назначения Ворошилова на пост председателя вместо Молотова. Заместителем, но теперь уже строго по положению, остался Вознесенский, а членами — только С. К. Тимошенко, Н. Г. Кузнецов, Л. П. Берия, В. М. Шапошников и от ПБ — И. В. Сталин и Л. М. Каганович. Но опять же очень скоро, 31 августа, явно по требованию отстраненной группировки, в КО вновь ввели А. А. Жданова, от ЭкоСо вместо Молотова — Н. А. Булганина и В. А. Малышева, а от НКО — еще и С. М. Буденного, К. А. Мерецкова, назначенных незадолго перед тем замнаркома обороны[172].
Но тем компромиссы, возобладавшие с весны 1940 года как единственный способ разрешения всех спорных вопросов, не исчерпали себя. Выразились в еще одном, весьма важном по замыслу, предложении о реорганизации КСК. С проектом, что теперь бывало крайне редко, выступил лично Сталин, и был поддержан членами узкого руководства. Решение, принятое ПБ на заседании 26 мая, гласило: «1. Считать необходимым организацию союзно-республиканского наркомата государственного контроля с основными функциями контроля над учетом и расходованием материальных и финансовых ценностей, а также проверки исполнения основных решений правительства. 2. Наркомат государственного контроля организовать на базе Комиссии советского контроля и военного контроля Комитета обороны. 3. Поручить комиссии в составе тт. Молотова (председатель), Вышинского, Андреева, Землячки и Маленкова представить конкретные предложения по организации народного комиссариата государственного контроля. 4. Освободить Комиссию партийного контроля от функции проверки работы хозяйственных и других государственных организаций»[173].
Собственно, последний пункт и содержал сущность всего документа: снятие, и прежде всего — с наркоматов и предприятий постоянной угрозы наиболее опасных для руководителей неожиданных проверок некомпетентного КПК. Существенное ограничение самих масштабов таких ревизий, особенно КО и КСК, подчинение их проведения, характера лишь Совнаркому. О желании Сталина вновь пойти на компромисс говорил третий пункт решения. Поручение именно Молотову организовать разработку закона о новом наркомате. Но завершить задуманное тогда же, летом, так и не удалось. Помешало резкое изменение международного положения.
Утром 9 апреля 1940 года части вермахта за несколько часов оккупировали нейтральные Данию и Норвегию. Только теперь Великобритания решилась на боевые действия. В районе Нарвика, Тронхейма, некоторых других городов Северной Норвегии был высажен экспедиционный корпус, включавший британские, французские, польские подразделения. Однако бои, длившиеся более месяца, закончились поражением корпуса и его эвакуацией 8 июня.
На западном фронте германские войска столь же внезапно, на рассвете 10 мая, перешли в наступление. Вторглись в пределы Северной Франции, Бельгии, нейтральных Нидерландов и Люксембурга. Уже 27 мая добились капитуляции бельгийского короля. 31 мая принудили британскую армию, прижатую в Дюнкерке к морю, эвакуироваться. 14 июня заняли Париж.
Боевые действия в Европе практически завершились. Единственной, грозной и непредсказуемой силой на континенте оставалась нацистская Германия. И поэтому советское руководство вынуждено было немедленно отреагировать на новую, неожиданную для себя ситуацию. Предусмотреть все, в том числе и такой возможный поворот событий, как отказ Берлина от пакта, бросок вермахта в «сферу интересов» СССР. Довольно скоро подобное опасение частично подтвердилось: 19 сентября немецкие войска вошли в Румынию, а 21 — в Финляндию.
Поэтому лишь 16 июня, уже после падения Парижа, после первой попытки главнокомандующего французскими вооруженными силами генерала Вейгана капитулировать, в Кремле приняли окончательное решение. Молотов вручил вызванному в НКИД послу Эстонии ноту откровенно ультимативного характера. Требовавшую безоговорочно и незамедлительно от Таллинна согласиться на размещение дополнительных частей Красной Армии. Сутки спустя аналогичные ноты передали также послам и Литвы, Латвии. Но это уже был чисто символический жест — в те самые часы советские дивизии перешли границу трех Прибалтийских республик без согласия на то их правительств. А 26 июня схожую по содержанию, но более резкую по тону ноту вручили и послу Румынии. В ней предложили в течение 48 часов очистить от румынских войск территорию незаконно оккупированной еще в 1918 году Бессарабии, а заодно и Северной Буковины. 28 июня, как и предусматривалось, Красная Армия заняла Кишинев и Черновцы.
Действуя таким образом, советское руководство продолжало опасаться негативной реакции Европы. Ожидало демаршей, резких протестов, выражения категорического несогласия с проведенной акцией. И даже объявления войны, при этом в равной степени и Великобританией, и Германией. Состояние крайней тревоги, напряженности, готовность к самым трагическим сообщениям косвенно отразились в одобренном 25 июня ПБ тексте указа ПВС СССР о переходе с 7-часового на 8-часовой рабочий день, с шестидневки на традиционную неделю, что сокращало число выходных с пяти до четырех в месяц, о запрещении по собственному желанию увольняться либо переходить на другую работу. Более яркое ощущение предгрозового затишья передал другой документ, утвержденный ПБ в тот же день: «Обращение ВЦСПС», подготовленное для объяснения советским гражданам причин появления указа, ущемляющего права трудящихся. В «Обращении» вполне откровенно, не скрывая наихудшего исхода развития событий, отмечалось:
«Капиталистический мир вновь потрясен мировой войной. Вторая империалистическая война уже захватила в свою орбиту больше половины населения земного шара… Таким образом, возросла военная опасность для нашей страны (здесь и далее выделено мною. — Ю. Ж.), международная обстановка стала чревата неожиданностями. В этих условиях наша страна, верная политике мира, обязана в интересах народов СССР еще больше усилить свою оборонную и хозяйственную мощь… Мы должны стать во много раз сильнее, чтобы быть готовыми к любым испытаниям»[174].
Начав осуществлять прибалтийскую акцию, советское руководство еще не отказалось окончательно и от иного варианта внешнеполитического курса. От установления сотрудничества с Лондоном, где еще 10 мая Черчилль сменил Чемберлена на посту главы кабинета. Кремль согласился ради того на беспрецедентный шаг — принять нового посла Великобритании, Стаффорда Криппса, без верительной грамоты.
Криппс прибыл в Москву 12 июня, а уже через день он беседовал с Молотовым. Суть позиции правительства СССР, изложенной Вячеславом Михайловичем, британский посол в телеграмме в Лондон выразил таким образом: «Единственным аргументом, который мог бы побудить его (советское руководство. — Ю. Ж.) занять в этот последний час жесткую позицию, было бы ясное, четкое заверение США о сотрудничестве и поддержке. Если бы посол его величества в Вашингтоне мог убедить президента Рузвельта дать советское послу в Вашингтоне такое заверение, то это, я полагаю, все же могло дать свои результаты и втянуть Советский Союз в общий фронт про