– Ваш брат занимается торговлей табаком?
– Служит в МИДе. Подарок с Кубы. А вы где берёте?
– В сигарном магазине Фейка на Невском. Они этой маркой торгуют. Может, уступите?
– Не могу.
– Хорошую цену дам. Двадцать рублей.
– Прошу извинить.
– Пятьдесят!
– Сожалею.
– Сто!
За сигару – чуть меньше месячного жалованья чиновника сыска. Выгодная сделка.
– Подарок брата, не могу, – сказал Ванзаров, пряча сигару. – Собачка ваша неугомонная.
Куртиц нахмурился, будто не слышал далёкого тявканья:
– Какая ещё собачка?
– Старший садовник держит. Публика не жалуется?
– Ах, эта… Кузькина мать… Нет, она добрая псинка, умная: еду берёт с рук. Я свободен?
– Ваша комната для переодевания опечатана. Прошу не заходить.
– Слушаюсь, господин сыщик! – Куртиц приподнял цилиндр и направился к дальнему берегу катка.
– А вы загадка…
Ванзаров обернулся. Между ярким пёрышком и пушистым воротником блестели карие угольки. Дама изучала незнакомого господина с откровенным интересом. После тренировочных забегов она осталась на катке.
– Вы полагаете?
– Вижу вас впервые, а вы на равных с господином Куртицем и Срезовским, Иволгин перед вами спину гнёт, полицию, как собачку, при себе держите. Кто вы?
– Угадайте.
– Боюсь ошибиться. С мужчинами это часто случается.
Вела она себя со смелостью женщины, перешагнувшей тридцатилетний рубеж. Яркая внешность, хорошая речь, чуть развязная манера могли обмануть и вскружить голову. Менее стойкого мужчину, чем чиновник сыска. Мгновенный портрет отметил кое-какие знакомые детали. Чем мадам зарабатывает на жизнь, было очевидно.
– Вам есть чего бояться?
– Только равнодушия, – ответила она, чуть поведя плечиком. Ветерок играл пушинками воротника. – Так кто же вы?
В запасах имелась старая легенда о владельце золотых рудников Манчжурии. В этот раз она была ни к чему.
– Ванзаров, – ответил он.
– Ванзаров, – повторила она, будто пробуя на вкус. – Слышала эту фамилию. А да, ваш однофамилец служит в каком-то важном министерстве?
– В МИДе служит мой старший брат, – ответил он. То, что Бориса Георгиевича знала эта дама, вызывало вопрос, которого младший категорически не хотел касаться. Пусть идеальный образ умного старшего брата останется неприкосновенным. Может, мадам ошиблась. Спутала фамилию.
– Адель Дефанс. – Ему протянули ручку в перчатке тонкой кожи.
Ванзаров отделался поклоном.
– Чем занимаетесь, господин Ванзаров? Ах, простите мою нескромность.
– Уже простил. Как полагаете?
– На банкира или фабриканта не похожи, на купца – тем более. Вероятно, служите.
– Вы проницательны, мадам Дефанс.
– В каких чинах?
– Мои чины при мне.
Угольки вспыхнули, кинув в мужчину искорки восхищения.
– Скромность делает вам честь, господин Ванзаров. Мелким чиновникам вход на каток Юсупова сада закрыт. Но вы здесь. – Она многозначительно замолчала.
– Не смею спорить, мадам Дефанс.
– Раскройте тайну: чем занимаетесь по службе?
– Решаю вопросы.
– О, как загадочно и заманчиво звучит. Особенно на катке.
– Любите кататься, мадам?
– Зависит от партнёра, с которым выходишь на лёд. А вы?
– Предпочитаю твёрдую почву. Посоветуете, на кого поставить на тотошнике?
– Подумаю, чем смогу вам помочь.
– Например, на Ивана Куртица?
На лице дамы мелькнуло нечто такое, что вызывает неожидаемый вопрос.
– Это невозможно.
– Почему?
– Бедный Ваня вчера умер прямо на льду. Такая жалость. Он не бегал на скорость, фигурист. Вы должны знать, если знакомы с господином Куртицем. И всё же, чем занимаетесь?
– Сейчас немного тороплюсь, но хочу продолжить наше знакомство. – Ванзаров отдал поклон.
– Приходите завтра на открытие состязаний, – сказала она, взмахивая на прощание ресницами.
– Обещаю, мадам Дефанс.
За решёткой сада маячила фигура поручика. Бранд замёрз, но держался. Служба филёра нелегка. Порой по двенадцать часов на морозе и дожде. И ничего, терпят. И он потерпит.
– Благодарю, что подали знак, – сказал Ванзаров, согревая похвалой за неимением другого. – До вечера справитесь?
– Справлюсь, – вздрагивая, ответил юноша. Полицейская шинель тёплая, но всё же не овчинный тулуп. Мороз пробирает.
– Когда дамы вернутся, не стойте на морозе, укройтесь внизу гостиницы. Наблюдайте за парадным выходом, через чёрный ход не убегут.
– А что за роскошная красавица с вами разговаривала?
– Мадам Дефанс, – ответил Ванзаров так, будто Бранд обязан знать знаменитость.
Поручик многозначительно кивнул.
– Уже поняли, кто убийца? – для чего-то спросил он.
– Понять легко. Важно не ошибиться.
Пожелав Бранду успехов, Ванзаров взял извозчика, который привёз сюда, да так и не нашёл других пассажиров. Идти пешком – зря терять драгоценное время. А дел множество. Прощайте, гривенники [33].
26
Радость встречи не имела границ. Господа обнимали невидимого собеседника, подскакивали и вопили, забывая, что находятся в публичном месте. Телефонный разговор между городами имел волшебную силу. Исчезало 800 вёрст между столицами. Казалось, что друг, с которым никак не свидеться, рядом, вот он, надо его похлопать по плечу. И хлопали. Телефонный аппарат подскакивал, дежурные чиновники хмурились, но не мешали. Мало кто мог предполагать, что телефонная связь породит столько восторгов.
Уже месяц, с 31 декабря прошлого года, Петербург и Москва говорили по прямому проводу. После одиннадцати лет проектов, планов, проволочек, выделения государственного кредита в 400 000 рублей, аварий на телеграфных столбах самая длинная телефонная линия в Европе была проложена и подключена. На торжественном открытии отслужили молебен и разрезали красную ленточку, которой был обвязан главный коммутатор, выпили шампанского в честь здоровья государя-императора и министра МВД. С того дня в небольшом помещении Междугородней телефонной станции на Большой Конюшенной улице было не протолкнуться. На звонки записывались заранее в очередь. Ходили слухи, что самый первый разговор с Москвой был не 31 декабря, а раньше: 29-го или даже 28-го. Во всяком случае, так уверяли завистники, не попавшие на день открытия.
Прошёл месяц. Ажиотаж несколько спал, но желающих поговорить с Москвой не убавилось. Причина проста: звонки всё ещё были бесплатными. Чиновники станции предупреждали, что вскоре разговор обойдётся в полтора рубля. Такие цены могли позволить себе биржевики, которым надо знать котировки акций на биржах двух столиц срочно. Чтобы урвать барыши, спекулируя акциями. Горожане пока пользовались телефоном даром. А бесплатного удовольствия много не бывает.
Ванзаров посмотрел на карманные часы. В зале станции, более похожем на тропический лес, густо уставленный пальмами и прочей зеленью, он бездарно потратил три часа. Оказалось, что новейшее средство связи не исправило древний порок: родную безалаберность. Ни один звонок не начинался вовремя. Ни один звонок не длился сколько было заказано. Господа говорили подолгу или опаздывали на звонок, задерживая очередь, а потом болтали сколько душе угодно. Благо бесплатно.
Свою лепту в путаницу вносили москвичи. По простоте московской и старой привычке к ненумерованным домам они просили позвать «Фёдора Михайловича со Свечного» или «Николая Алексеевича с Литейного».
На телефонную анархию дежурные чиновники взирали снисходительно, зная, что, пока телефонируют бесплатно, взывать к порядку бесполезно. Как бесполезно воспитывать ветер. Они следили, чтобы очередь не нарушалась, а публика не устраивала скандалы, выясняя, чей теперь черёд.
Виновник убитого времени был известен. Ванзарова никто не заставлял явиться на междугороднюю станцию. Он посчитал, так будет быстрее. С точки зрения логики так оно и было. Жизнь внесла поправочку. Хуже того, Ванзаров стал невольником. Там, в Москве, на междугородней станции тоже дожидался человек, которого он вызвал на телефонный разговор в назначенное время. Уйти никак нельзя. Ведь сколько успел до этого…
…А перед этим Ванзаров заехал на Офицерскую. По полицейскому телеграфу, который находился в 3-м участке Казанской части, как и в любом участке столицы, отправил депешу с приглашением на телефонный разговор. Он посчитал, что полтора часа будет достаточно, чтобы вызываемый абонент в Москве добрался до междугородней станции от полицейского дома в Малом Гнездниковском переулке…
…А перед этим Ванзаров приказал извозчику на Невский проспект, дом 20. Магазин «Фейк и Кº» походил на музей табака. Стены занимали высокие лакированные шкафы, в которых в образцовом порядке были выставлены всевозможные сигары, сигарки и сигарильи. Сигарам в коробках было отведено почётное место напротив входа, за главным прилавком. Приказчик, пахнущий одеколоном, вежливо поздоровался, спросил, что господин предпочитает. Господин желал взглянуть на сигары «Упманн». Похвалив выбор, приказчик вынул из шкафа хьюмидор карельской берёзы. Открыв крышку, он представил неполный ряд сигар с красным околышем знаменитой марки. У этих сигар было одно отличие: они тоньше вполовину.
– У вас только такой сорт? – спросил Ванзаров, как настоящий знаток.
– Совершенно верно, – ответил приказчик с такой гордостью, будто торговал золотом, а не отравой. Господа, курить вредно! Мы не курим и вам не советуем.
– Много любителей марки «Упманн» в столице?
– Только истинные ценители. У них специфический вкус. Заказываем исключительно под них.
– Господин Куртиц среди них?
– Наш постоянный покупатель. Желаете попробовать?
Ванзаров показал сигару из номера гостиницы:
– Этим сортом торговали?
Приказчик снизошёл до удивления:
– О, толстый «Упманн». К сожалению, не держим-с.
– Где в столице найти?
Приказчик понял, что покупатель ничего не понимает в сигарах: