Дела был переделаны. Аполлон Григорьевич остался один на один с мыслью, которая грызла его. Труды помогали гнать её прочь, но теперь она заявила о себе дерзко и требовательно. Причина проста: он был уверен, что где-то видел вензель на стальном колечке. Точно видел. Наверняка видел. Узнал его. Память подтвердила. Вот только память отказалась назвать, где и когда ему попадалось сплетение буквы «М» с «И». Что раздражало и бесило невероятно. Не имея под рукой хоть какого-нибудь пристава, которого можно было швырнуть в речку, злость выместить не на ком. Не бросать же самого себя в Фонтанку, что стояла во льдах за окнами. Тем более поблизости дети катаются на катке у Соляного городка. Своих детей он, кажется, не имел, но чужими умилялся.
Аполлон Григорьевич швырнул карту на стол. Он мрачнел, пыхтел, сопел не хуже взбешённого носорога. Если память сыграла злую шутку, значит, поможет логика. Но логика осталась у Ванзарова. Что тут поделать? Есть последнее средство: заглянуть в записки.
Тут надо дать пояснение. Кроме коллекции предметов, оставшихся после преступлений, Аполлон Григорьевич вёл записные книжки, в которые скрупулёзно заносил все детали проведённых исследований. За прошедшие годы записных книжек накопилась целая полка. Со стороны они казались рядом невзрачных корешков на фоне томов с кожаными переплётами и золотым тиснением. Только хозяин знал, какое сокровище они хранят: опыт криминалистики за последние двадцать лет. Аполлон Григорьевич втайне мечтал создать первый русский учебник судебной медицины. Не переводной с немецкого или английского, а отечественный, родной. Записки должны были стать материалом.
– Что ты будешь делать, – пробормотал он, снял с полки штук пять записных книжек, положил стопкой и принялся листать.
Аполлон Григорьевич был уверен, что видел такое кольцо с вензелем на каком-то трупе. Вот только на каком и когда? Наверняка что-то было на протяжении десятка лет. Не позже. В этом он был уверен.
47
В следующую секунду дежавю лопнуло с треском и брызгами. Хотя в предыдущую секунду казалось всесильным. В пролётке с поднятым верхом сидела барышня в скромной, но тёплой жакетке. Вуалетка не скрывала лица, заколота на тёплой шапочке. Барышня держалась уверенно. Кивнула, указав на свободное место на диванчике рядом с собой.
Память на лица Ванзаров тренировал мгновенным портретом. Не осталось сомнений: мадемуазель Куртиц, которая приглашала его в пролётку, была до странности похожа на мадемуазель Гостомыслову. Когда Настасья Фёдоровна открыла ему дверь, сознание отказалось признать схожесть с Надеждой Ивановной, с которой только познакомился в номере гостиницы. Сознание заткнуло рот логике и объяснило странность дежавю. Второй раз этот номер не прошёл.
Даже опытному филёру порой трудно узнать женщину, которая сменила причёску, побывала у куафёра, покрасила или завила волосы или сменила шляпку. Женщина владеет магией становиться другой, оставаясь прежней. Мужчине невозможно этому научиться, хоть грим наложи, хоть бороду с усами наклей. На сцене обман пройдёт, а в жизни неминуемо разоблачение. А вот женщина может стать другой, будто сменив кожу. Нет, господа, есть в женщине нечто чудесно-змеиное.
– Господин Ванзаров, что вы на меня так смотрите?
Вспомнилась свежая полицейская байка, которую с удовольствием пересказывали чиновники сыска. На свадьбу к знакомым пришла почтенная дама. Увидела жениха и чуть не грохнулась в обморок. Когда силы вернулись, устроила грандиозный скандал: дескать, жених – сбежавший муж её дочери, который пропал вместе с деньгами и драгоценностями. Дама требовала вызвать полицию и арестовать негодяя. Жених клялся, что это не он. Его доставили в участок. После долгого разбирательства, проверки паспорта, визита к несчастному на квартиру и всех возможных свидетельств было установлено: сбежавший муж и арестованный жених – совершенно разные лица. Да, похожи, как близнецы, но даже не родственники. Почтенная дама так и не поверила, что это не сбежавший зять. А свадьба, кажется, расстроилась. Чиновников сыска история сильно веселила. Они в лицах показывали, как несчастный жених убеждал, что он не муж и не вор.
– Замечаю, мадемуазель Куртиц, фамильные черты. – Ванзаров ступил на подножку пролётки, отчего коляска накренилась. Он занял свободное место.
– Трогай, – приказала Настасья Фёдоровна.
Извозчик дёрнул поводья, лошадь неторопливо пошла. Сделав поворот на Большой Садовой, пролётка свернула на Екатерингофский проспект, миновала Среднюю Подьяческую улицу, переехала мостик через Екатерининский канал и подъехала к Никольскому саду. Пока мадемуазель не проронила ни слова, смотрела на мелькавшие дома. Пролётка остановилась. Извозчик сделал то, чего трудно ожидать: соскочил с козел и отошёл в сторонку.
– У нас важный разговор, мадемуазель? – спросил Ванзаров.
Она повернула к нему голову:
– Исключительно важный, господин Ванзаров.
– Тогда начните с главного.
Барышни любят развести предисловия на пустом месте. Настасья Фёдоровна, казалось, немного сбилась с толку:
– Да, извольте. Фёдору Павловичу угрожает опасность. Он скрывает, но я знаю.
– В чем заключается опасность?
– Опасность смертельная. Его грозят убить, – сказала она.
В отличие от прочих барышень, которые просят о помощи, заливаясь слезами и раздирая душу стонами, Настасья Фёдоровна была спокойна. Если не сказать: холодна.
– Мне нужны факты, – ответил Ванзаров.
– Шестого января было устроено покушение: шутихи летели прямо в него. Он чудом спасся, только пальто прожжено. Это не всё. Ему пришлось увезти в Москву Ивана.
– Ивана Фёдоровича угрожали убить?
– Вы правы. И ещё странный поступок Алёши: уехал в монастырь в Москве, хотя до этого к религии был равнодушен.
– Его напугали?
– Полагаю, что так. Смерть Ивана доказывает, что эти люди не шутят. – Она смотрела так, будто Ванзаров обязан сойти с пролётки и арестовать злоумышленников.
Он мог лишь молчанием испытывать терпение барышни.
– Настасья Фёдоровна, откуда у вас сведения об угрозах отцу и братьям?
Барышня кивнула, будто ученица, которая знает ответ на вопрос учителя.
– Фёдор Павлович скрывает, но я знаю, – твёрдо сказала она. – Он получает записки, читает, комкает и выбрасывает. Я случайно подобрала и подсмотрела.
Женское любопытство. Иногда оно приносит пользу. Изредка, но и такое чудо случается.
– Записки при вас?
– Как вы могли подумать, господин Ванзаров! – возмутилась она. – Я прочла, но не могла хранить чужие письма. Это неприлично. Они сожжены.
Ванзаров подумал, что хорошие манеры могут нанести вред. Во всяком случае, сыскной полиции.
– Любую угрозу сопровождает шантаж, – сказал он. – Что требуют от вашего отца?
– В записках об этом ничего не было.
– Как же сформулирована угроза?
– Примерно так… – Настасья Фёдоровна подняла глаза, будто старалась прочесть, что у неё на лбу написано. Милые, хоть и холодные глазки. – Вот так: «Вы погибнете, если не исполните нашу волю»… Или так: «Вы потеряете сына, если не исполните нашу волю».
– А после смерти Ивана?
– Фёдор Павлович больше не бросал в мусорную корзину, держал при себе.
– Угрозы были подписаны вензелем «М» и «I»?
Ванзаров наблюдал, как барышня борется с чувствами.
– Откуда вам известно? – спросила она, понизив голос.
– Тайна розыска, – ответил бессердечный чиновник сыска, который не считался с женским любопытством. – Вам известно, что означает эта подпись?
Привстав с диванчика, Настасья Фёдоровна проверила, насколько далеко извозчик, и огляделась по сторонам. Редкая предусмотрительность.
– Известно, – сказала она шёпотом, вернувшись на диванчик. – Мне по секрету Ваня рассказал. Перед тем как поехать в Москву.
– Не скрывайте ничего, мадемуазель Куртиц.
– Только прошу вас, господин Ванзаров… Никому ни ползвука.
– Можете не сомневаться.
Перейдя на таинственный шёпот, Настасья Фёдоровна сообщила: это подпись «Братства льда». Абсолютно секретное общество, в которое входят чрезвычайно влиятельные лица. Цели общества неизвестны, но кажется, благородны, нацелены на улучшение жизни народа. Новому члену дают разные блага, исполняя его желания, чтобы потом он тайно трудился на благо людей. Чтобы стать членом, надо пройти три ступени исполнения приказов. Самому вступить в братство невозможно: они выбирают достойного. Секретность так высока, что члены братства не знают друг друга. За нарушение секретности следует неотвратимое наказание. Прошедший три ступени проходит посвящение, становится членом братства.
История с масонским душком была доложена с такой глубокой верой, с какой барышни верят в благородных героев французских романов. Если бы не особый интерес ротмистра Леонтьева, «Братство льда» можно счесть дурным розыгрышем. Или чьей-то злой шуткой.
– Иван Фёдорович проходил ступени братства?
Настасья Фёдоровна издала печальный вздох:
– Теперь понимаю, что почти наверняка.
– Значит, он нарушил условие, рассказал вам, раскрыл тайну.
Смысл сказанного дошёл быстро. Барышня сообразительная.
– Нет, нет, – сказала она, невольно отмахиваясь ручкой. – Это было дома, нас никто не мог подслушать: Алёша уже уехал, отца не было.
– А Симка?
Вопрос оказался неожиданным. Настасья Фёдоровна задумалась.
– Нет, не может быть, – наконец сказала она. – Симка не может предать, она столько лет в доме. Нас с Митей как мать вырастила.
– Вы сказали: неизвестно, кто может быть членом братства.
Мадемуазель не нашлась чем возразить. Только ресницами похлопала. Что барышням в замешательстве позволительно.
– Спрошу у неё напрямик, – заявила она.
– Симка мертва, – сказал Ванзаров. – Её нашли в снегу.
Настасья Фёдоровна пережила нехорошую новость сдержанно:
– Как ужасно.
– Вам известно, с кем у неё была назначена встреча в пятницу вечером?