ей. Скула не одобрила резкое движение.
– Власть ваша. Выслуживайтесь перед этим негодяем Куртицем.
– Не умею выслуживаться, – ответил Ванзаров сдержанно. – Служу только закону и истине. Как ни покажется смешно. Понятие чести для меня не менее важно, чем для офицера.
Елизавета Петровна глянула, будто впервые увидела. И отвела глаза, чтобы поправить оборки на рукаве платья.
– Прошу простить, – сказала она тихо. – Не имела намерения обидеть вас, господин Ванзаров. Выручили Надежду Ивановну от позорного падения и обморока.
Мадемуазель как раз вернулась в гостиную. Ванзаров сделал движение мимики, означавшее, что разговор не предназначен для ушек барышни.
– Надежда, выйди!
Не просьба матери – приказ армейского командира. Окажись на диване поручик Бранд, подскочил бы по стойке «смирно». Надежда Ивановна, не проронив ни слова, вышла и громко хлопнула дверью.
– Вот ведь характер… Не тяните, Ванзаров.
– Вернёмся к обмороку вашей дочери, – начал он. – Рассмотрим ситуацию. Торжественное открытие, публика, оркестр, выходят очаровательные малышки. Надежде Ивановне предоставлена честь вручить детские коньки. Она каменеет, не может шевельнуть рукой, будто впадает в кататонию, уходит со сцены и падает в обморок. В чём причина? Внезапный испуг из-за внезапной просьбы Куртица? Растерянность? Скромность? Невозможно поверить. В характере вашей дочери есть твёрдость. Такая ерунда не могла испугать её до обморока. Тогда в чём причина?
Мадам отвернула голову, рассматривая гостиную.
– Мне неизвестно, – сухо ответила она.
– Другой вопрос: отчего мадемуазель Жом, начальница убежища для девочек, проявила такой интерес к вашей дочери?
– Не имею понятия, – ответила Елизавета Петровна. – Старая грымза. Выжила из ума.
– Почему мадам Дефанс с таким интересом рассматривала Надежду Ивановну?
– Знать не хочу, что на уме этой грязной девки! – Бешенство вскипало, как взрыв гранаты: мгновенно.
– Почему горничная выронила поднос, как только зашла в номер?
Елизавета Петровна сдерживалась из последних сил:
– Вот её и спросите.
– Если сложить эти факты в логическую цепочку, – продолжил Ванзаров, будто не замечая кипения дамы, – становится ясна причина вашего побега в Москву. Все эти странности переполнили чашу вашего терпения. Вы решились на самый неразумный поступок: сбежать от неприятностей. Неприятности имеют свойство разрастаться, если их избегать.
Мадам вскочила, прошлась по центру комнаты и вернулась к дивану. Не села. Возвышалась над чиновником сыска. Ему пришлось встать.
– Не учите меня жизни, господин Ванзаров.
– В мыслях не было, – ответил он, стараясь держать голову прямо, не замечая рези. – Моё единственное желание: помочь вам. Мне надо знать причину.
– Причину чего? – вскрикнула она.
– Причину вашего приезда в Петербург.
– Вам она известна: господин Куртиц пригласил, будь он неладен.
– Это не причина, – ответил Ванзаров.
Гостомыслова пыталась разбудить в себе гнев, огонь не разгорался:
– Смеете обвинить меня во лжи? Меня, вдову генерала?
– В мыслях не было. Вы скрываете, что заставило вас внезапно вернуться в ненавистный вам Петербург спустя семнадцать лет. Купец Андрианов дал за вами не слишком большое приданое. Значит, гвардейский полковник Гостомыслов испытывал к вам искренние чувства. Они прошли испытание драмой, случившейся с вами и вашим мужем на манёврах. Столько лет не возвращались в столицу. И вдруг приехали. Чтобы дочь покаталась на катке Юсупова сада? Добровольно поселились в гостинице, где номера сдают бланкеткам? Невозможно поверить.
Елизавета Петровна глянула, будто проверяя: случайность или знает? Ответил взгляд, не суливший ничего хорошего. Женщина, каким бы сильным характером ни обладала, все же женщина. Борется до предела душевных сил. У каждой свой. Мадам Гостомыслова была женщиной редкой силы. Но и ей не одолеть стальной характер с усами воронёного отлива. Силы кончились. Она покачнулась и села в подушки дивана.
– Вас шантажируют?
– С чего взяли? – пробормотала она.
– Логический вывод, – ответил Ванзаров, садясь на свой уголок дивана. – Номер был заказан для вас, на столе лежали пригласительные билеты на каток. Почему? Потому что вам приказали прибыть в Петербург. В конкретную гостиницу. Я знаю, чем вас шантажируют, Елизавета Петровна.
– Неужели, господин Ванзаров? Вы ясновидец?
– Всего лишь чиновник сыскной полиции. Шантажируют вас Надеждой Ивановной.
Страх в глазах сильной женщины вызывает жалость. У настоящего джентльмена. Ванзаров испытывал мучения, среди которых ссадина под пластырем притихла.
– Вы не можете этого знать!
– Вы женщина редкой силы воли, вдова генерала, – начал Ванзаров. – У вас свой дом, состояние, нет долгов, пол-Москвы сваталось к вашей дочери. Вы не играете в карты, ваш муж служил честно. Чем можно взять богатую вдову, у которой дочь на выданье? Только угрозой Надежде Ивановне.
Ванзаров заметил, что промахнулся. Логика била в нужном направлении, но напоследок промазала. Елизавета Петровна ожидала более страшного. Этого не случилось. Она расслабилась и удобнее устроилась на подушках.
– Вы умны, господин Ванзаров, и, кажется, честны. Прошу вас, не лезьте в то, что вас не касается.
– Не могу, – ответил он с прямотой, вызвавшей уважение.
– Почему же?
– Мне поручен розыск по убийству Ивана Куртица. Ваш приезд связан с этим.
– Вы меня обвиняете?
– В мыслях не было. Чтобы помочь вам, мне надо знать, чем вас шантажируют.
Она вздохнула с явным облегчением:
– Не просите, господин Ванзаров. Даже под пыткой ничего не скажу.
– Логика лучше пытки, – сказал Ванзаров и отметил мелькнувшую улыбку на губах дамы. Женщины несерьёзно относятся к логике. Это их губит. Иногда. – Хорошо, извольте. Не будем касаться причины шантажа. Важно другое: шантаж заставил вас приехать с дочерью. Вы получили игральную карту, на которой была написана угроза и подпись «МI»?
Мадам отрицательно покачала головой:
– Не угадали. Обычное письмо на моё имя, прислали с посыльным.
– Уничтожили?
– Как иначе. Чтобы не попалось на глаза Надежде Ивановне.
– Вам приказали прибыть в конкретный день в гостиницу Андреева?
Она молча кивнула.
– Какую сумму потребовали? – продолжил Ванзаров, ожидая, что речь пойдёт о десятках тысяч.
– Никакую, – ответила Елизавета Петровна, будто её стали веселить ошибки чиновника сыска. – Ничего. Ни копейки. Я бы не заплатила.
Ванзаров сделал вид, что логика и тут не подвела. Хотя, по чести сказать, логика несколько растерялась и чесала в затылке. Если у логик имеются затылки.
– За прошедшие дни получили новые сообщения?
– Ничего.
Мадам нравилось, что полицейский теряет уверенность, как дуб листья.
– Почему подозреваете господина Куртица в шантаже?
– А кого же ещё? – в ответ спросила она. – Всё началось с того проклятого дня, когда он увидел Наденьку на катке Зоологического сада.
– Сколько прошло с момента встречи до получения первого письма?
– Дней десять, – не задумавшись, ответила Елизавета Петровна.
– Алексей Куртиц сватался к Надежде Ивановне?
Она усмехнулась:
– Явился после брата Ивана. Запинался, краснел, цитировал Священное Писание о грешниках. Потом у дома торчал. Сумасшедший какой-то…
– Вы были знакомы с Фёдором Павловичем прежде?
– Никогда его не видела. И ещё бы сто лет не видела.
– А двадцать лет назад?
Несмотря на невинность вопроса, умная женщина поняла, о чём её спрашивают:
– Хотите сказать, что я изменяла мужу с этим надутым индюком? Нет, господин Ванзаров, могу повторить: никогда его не видела. Никогда. Общих знакомых нет. Я, знаете, давно с купчишками не общаюсь. Отец мой его не знал.
– Тогда почему решили, что вас шантажирует Куртиц? Что ему от вас надо? В чём его интерес? Обида, что не отдали дочь за одного из его сыновей?
Ответ готов был сорваться с языка. Что-то заставило Елизавету Петровну задуматься. Ванзаров не мешал мыслям женщины плести невидимую паутину.
– Но если… – начала она и снова замолчала ненадолго, – но если это не Куртиц, то тогда… тогда я решительно не понимаю.
Из кармана сюртука появилась фотография, снятая Митей и напечатанная Лебедевым. Без картонки бумага начала сворачиваться, Ванзаров расправил края.
– Вам знакома эта женщина?
Елизавета Петровна глянула, не сощурившись. Здоровье глаз в таком возрасте – несомненное достоинство. Не только для женщины.
– Это расторопная горничная Симка, убиралась у нас.
– Расспрашивала вас?
Мадам фыркнула:
– Вот ещё! О чём мне говорить с горничной? Обычная вежливость, и только.
– С Надеждой Ивановной она говорила?
– Нет, – быстро ответила Елизавета Петровна и тут же вспомнила нечто. – Нет, не думаю. Наденька и говорить с ней не станет. Нет, глупости.
– После встречи с Куртицами в поведении Надежды Ивановны что-то изменилось?
– Думаете, Наденька тайно влюбилась в кого-то из этих шалопаев? – Строгая мать улыбнулась наивности молодого мужчины. – Нет, господин Ванзаров, ничего подобного. Уж я бы первая узнала, поверьте. Вот, например, к конфектам стала равнодушна. Раньше вазочками поедала, а теперь не замечает. Повзрослела Наденька.
За дверью гостиной послышался шум. Ванзаров не рассчитывал, что разговор останется неподслушанным. Сыску это не нужно. Скорее наоборот. Фотографию Симки Ванзаров вернул сюртуку.
– Желаете узнать причину того, что с вашей дочерью случилось на открытии?
Мадам Гостомыслова насторожилась:
– Допрашивать её будете?
– Знаком с доктором, одним из лучших гипнотистов столицы. Он может погрузить в глубокий сон и узнать то, что скрывает наше верхнее сознание в тайниках нижнего сознания. Метод ненаучный, но результат может оказаться полезным. Никакой опасности для Надежды Ивановны. Выйдя из гипноза, она ничего не будет помнить.