Согласилась Елизавета Петровна внезапно легко, но взяла слово, что Ванзаров не будет интересоваться результатами гипноза. Доктор расскажет ей, и только ей. Что оставалось чиновнику сыска? Ванзаров назвал адрес на Литейном проспекте. И обещал не опоздать.
Андреев находился за конторкой. Хозяин гостиницы казался образцом честности. Вёл записи в канцелярской книге, вокруг ни одной бланкетки поблизости. Он старательно не заметил кровь на воротнике полицейского. И думать не хотел, что это значит. И без того сердце не на месте.
Вопрос об игральных картах не смутил, Андреев признался: да, выдают гостям, кто попросит. Специально по номерам не кладут. Экономят колоды. Да, Алексей Фёдорович попросил, от скуки разложить пасьянс. А вот Симка не брала. Да и вообще азартные игры не одобряет у себя в гостинице. А вот шашки – милое дело. Сам любит взять в руки шашечки.
59
Выпуск газеты передавали по рукам, указывая на подвал [51]. Репортаж Громовержца с открытия состязаний в Юсуповом саду имел большой успех. Редактор похвалил юмористический стиль, в котором светское общество катка выглядело сборищем богатых бездельников. При этом придраться не к чему: Громовержец восхвалял высоким стилем любителей бега на льду, особенно за вручение детских коньков сироткам. Он нахваливал, а читатели падали от смеха, прекрасно понимая, какую карикатуру пропечатали. Героям статьи не оставалось ничего другого, как улыбаться и делать вид, что ничего не случилось. Не в суд же подавать на газетёнку.
Похвалы Гаврила Баранов принимал с достоинством, дескать, ничего такого, пустячок, да и только. За обещанную премию выразил редактору признательность и согласился снова отправиться на каток, чтобы с не меньшим блеском осветить состязания на льду. Громовержец не боялся, что будет выгнан: псевдоним защищал лицо и шею от возможных неприятностей.
Назвавшись швейцару репортёром «Ведомостей Санкт-Петербургского градоначальства и полиции», газеты официальной и благопристойной, Гаврила проник на каток. Соревнования должны были начаться вот-вот. Судейская комиссия в составе пяти человек и во главе с господином Срезовским стояла на льду за натянутой верёвкой. Участок пруда, на котором должны были состязаться фигуристы, сверкал свежим льдом. Фигуристы держались вместе, общались дружелюбно, несмотря на соперничество.
К чести репортёра надо сказать, что Гаврила изучил правила состязаний, утверждённые в 1897 году Конгрессом конькобежцев в Стокгольме.
Соревнования делились на две части: обязательные фигуры и произвольное катание. В обязательном катании судьи должны принимать во внимание правильное выполнение рисунка, стройность и свободу движений, величину рисунка на льду и покрытие следа при троекратном повторении фигуры. Произвольное катание в течение пяти минут должно включать не менее пяти фигур и оценивается по трудности и разнообразию фигур, их связанности, стройности, свободе и уверенности исполнения. Каждая фигура оценивается баллами: 3 – за хорошее выполнение, 2 – за посредственное, 1 – за дурное. Полученный балл умножается на цифру, соответствующую трудности фигуры, все баллы складываются. Кто набрал больше баллов, тот и победил в состязании.
К обязательным фигурам относятся: голландский шаг, параграф, тройка, двукратная тройка, петля, скоба, крюк, выкрюк, восьмёрка, параграф с тройками, параграф с двукратными тройками, параграф с петлёй, параграф со скобою, восьмёрка с двумя тройками, восьмёрка с двумя двукратными тройками, восьмёрка с двумя петлями и восьмёрка с двумя скобами.
Читая правила и разглядывая чертежи фигур, состоящих из переплетения полукруглых стрелок, Гаврила понял, что разобраться в этом здравомыслящему человеку, марксисту, невозможно. Остаётся удивляться, какой чушью балуются господа от скуки. А народ в это время страдает. Он решил, что в репортаже всеми этими «крюками-выкрюками» тонко и больно уколет господ фигуристов.
Более яркий объект иронии Гаврила нашёл в одежде фигуристов. Тут было над чем потешаться: мужчины одеты в гладкое трико, как балерины, только тёмного цвета. Все в коротких курточках-венгерках, приталенных, со стоячим каракулевым воротничком и обшлагами. На головах – небольшие поярковые шапочки. Фигуристы напоминали стайку диковинных птичек, залетевших из страны, где никогда не заходит солнце счастья. Фраза эта Гавриле понравилась, он решил вставить в репортаж. Да и всё остальное, едкое и ироничное, было уже придумано. Делать ему на катке особо нечего, не описывать же фигуры. Необходимость узнать, кто победил в глупейших состязаниях и сколько баллов набрал, заставила остаться.
Когда начались выступления, ироничная улыбка не покидала уста репортёра. Ничего более глупого, чем фигурное катание мужчин с задиранием ног и балетными движениями рук, нельзя представить. Гаврила наблюдал за катанием, копя ядовитые молнии. Скоро-скоро прольются типографской краской. Уже в завтрашнем выпуске.
А зрители не знали. Зрители радовались немного ветреной, но сухой погоде с морозцем и солнцем. Радовались лёгкому изяществу, с которым фигуристы выделывали на льду сложные рисунки. Каждого выступившего публика провожала шумными аплодисментами, не обращая внимания на судейские оценки.
Когда первая часть состязаний завершилась, к зрителям, занимавшим снежный берег пруда, подошёл господин в модной шапке. Господин Срезовский прокричал в рупор, что первый приз и золотую медаль завоевал господин Панин из Петербургского кружка любителей спорта, набрав 478 баллов, второй приз у господина Гоппа из Общества любителей бега на коньках, а третий приз ушёл представителю гимнастического общества «Пальма» господину Лауману. Публика наградила победителей бурными овациями. Срезовский сообщил, что награждение состоится после второго отдела состязаний: защиты звания лучшего конькобежца России по фигурному катанию. И третьего отдела: совместное катание пар. И тут же объявил начало этих состязаний. Чтобы фигуристы не замёрзли окончательно.
Дама в меховой шапочке с пёрышком стояла позади толпы. Она была увлечена происходящим и не заметила, кто оказался у неё за спиной, вздрогнула, когда чья-то рука крепко ухватила за локоток.
– А, это вы, – сказала она, стараясь выдернуть руку, но тиски держали намертво. – Интересуетесь состязаниями?
– Интересуюсь вами, мадам Дефанс.
Оставив бесполезные попытки, мадам применила более опасное оружие: невинно улыбнулась.
– В чем же ваш интерес, господин Ванзаров?
– Хочу арестовать вас.
– Неужели? В чём же я провинилась?
– Обвиняетесь в убийстве Ивана Куртица и Серафимы Масловой.
Ванзаров ослабил хватку. Чтобы мадам со злости выдернула локоток. Что она немедленно сделала. От улыбки не осталось и следа.
– Что за глупости? – спросила она раздражённо.
– Мне сообщили, что вчера около одиннадцатого часа ночи я смогу арестовать убийцу на 23-й линии Васильевского острова. В указанное время подъехала пролётка, из которой вышла дама, закрываясь плащом, сунула в сугроб конверт и тут же уехала. Арестовывать на месте не стал. В лунном свете ваш профиль трудно не узнать. Стало быть, вы – убийца. Донос врать не будет. Сейчас отправимся в сыск, где дадите признательные показания. И дело будет закрыто.
Внезапные известия производят разный эффект на женщин. Одни пугаются и плачут, другие могут упасть в обморок. Дефанс обладала куда более сильным характером, всмотрелась в лицо Ванзарова и убедилась, что он не шутит:
– Не может быть.
Из кармана пальто Ванзаров достал туз бубен. Мадам пробежала глазами чернильные строчки. И отвернулась.
– Доброжелатель «МI» захотел помочь сыскной полиции. Был так любезен, что передал конверт вам и не пожалел ста рублей. Такая плата за арест убийцы не слишком высока. Иногда правосудие требует куда больше. Например, лет пять каторги за убийство.
Публика наградила выступление фигуриста бурными аплодисментами.
– Не может быть, – одними губами проговорила Дефанс.
– Удивлены, что человек, которому доверяли, подвёл вас под каторгу? Не такое бывает. Вам остаётся отплатить той же монетой: назвать настоящего убийцу.
Она стояла, опустив голову. Со стороны могло казаться, что муж выговаривает супруге за интерес к красавцам-фигуристам. Так могло показаться. Ванзаров спрятал туза в карман:
– Вы его знаете. Тот, кто оставляет подпись «MI» на картах и на льду.
– Я не знаю, – ответила она.
– Нет смысла хранить тайну «Братства льда». Все шаги, которые вы сделали, чтобы стать рыцарем, – обман.
Дефанс качала головой. Качала. Качала. И не могла сбросить вцепившиеся мысли:
– Нет… Не может быть… Откуда вы… Это же тайна…
– Тайна в том, кто захотел принести вас в жертву. Кто дал конверт?
Пёрышко, метавшееся вслед за шапочкой, замерло.
– Я не знаю, – сказала она, глянув прямо. – Конверт сунули под дверь. И записку с указаниями.
– Записку сожгли?
– Так было приказано.
– Снимаете номер у Андреева?
Мадам жалобно усмехнулась:
– Вы же понимаете, господин полицейский.
Ванзаров не поддался. Не до жалости к тяжёлой доле бланкетки.
– В пятницу постучали в номер четвёртый, попросили колоду карт, вытащили туза червей, отдали Симке. – Ванзаров говорил так равнодушно, будто зачитывал протокол. Что произвело впечатление.
– Вы знаете? – спросила она так, как ребёнок, пойманный на краже варенья. – Откуда?
– Симка подменяла Татьяну, но не могла войти в четвёртый номер. Там жил Алексей Куртиц, брат Ивана. Вероятно, с вами он дела не имел. Не знал в лицо. Вы могли безопасно взять у него колоду. Брать колоду у Андреева Симка не стала: это могло указать на неё.
– А… Вот оно что… Я-то подумала: как на Ивана похож. Но ведь все знали, что Алёша в Москве…
– Кто приказал взять колоду у Алексея?
– Симка попросила. Как не помочь старой подруге.
– Она рассказала о Братстве?
Дефанс чуть заметно кивнула: