– Никакого позора, – возразил Ванзаров. – Надежда Ивановна, позволите задать вопрос?
Она пожала плечиками:
– Вы же сыщик, вам положено.
Из сюртука Ванзаров вынул фотографию:
– Вам знакома эта женщина?
Чуть глянув, Надежда Ивановна кивнула:
– Это горничная в гостинице. Такая милая, добрая, ласковая. Зовут Симкой. На снимке странно выглядит. Она что, в снегу лежит?
– О чём вас расспрашивала?
– Ни о чём, – девушка отвернулась.
– Позвольте предположить, – сказал Ванзаров, держа фотографию. – Эта женщина увидела вас на катке Зоологического сада в Москве.
– Не имею привычки следить за прислугой.
– Да, прислугу надо держать от господ подальше. Она заметила вас. Проявила особый интерес, узнала, где живёте. Возможно, проследила. Где она вас повстречала?
Барышня молчала. Елизавета Петровна зашевелилась во сне. Время заканчивалось.
– Мадам Гостомыслова сказала, что вы внезапно разлюбили конфекты. Ещё недавно вазочками исчезали, а тут вдруг не притрагиваетесь. Психологика говорит, что такое могло произойти по одной причине: с конфектами у вас связалось нечто неприятное, тяжёлое, тревожное. Что это может быть? В вашей жизни не случалось ничего ужаснее сватовства женихов. Простой вывод: причина в том, что Симка встретила вас в кондитерском магазине Москвы, куда вы часто наведывались. Например, «Сиу и Ко». Или в другом?
Надежда Ивановна молчала, потупившись.
– Симка сказала вам нечто важное. Обещала раскрыть некую тайну, если приедете в Петербург. Ваша матушка и слышать не желает о поездке.
Она ответила не сразу:
– Что вы от меня хотите, господин Ванзаров?
– Вы просили о помощи.
– Вам показалось.
– Ошибка дважды не случается. Произнесли это слово губами.
– Ах, это. – Барышня помедлила. – На катке и в участке я всего лишь сказала «благодарю». Чтобы маменька потом не мучила нотациями о том, как должна вести себя девушка в моем положении.
Ванзаров мысленно сосчитал гласные в обоих словах:
– Вам не нужна моя помощь. Хорошо. В таком случае мне нужна правда, Надежда Ивановна.
– Какую правду желаете получить, Родион Георгиевич?
– Какую тайну обещала раскрыть Симка? О чём она намекала?
– Почему вдруг тайну?
– Потому что ради этого вы сделали фальшивую записку о шантаже.
Надежда Ивановна резко повернулась:
– Какая глупость!
– Логика указывает иное, – тихо ответил Ванзаров. – В записке была названа гостиница, где необходимо поселиться. Почему именно в этой? В ней Симка могла заказать для вас номер, сославшись на имя своего хозяина, господина Куртица. В ней служит горничной старинная подруга Татьяна. Как удачно: под ваш приезд Татьяна внезапно заболевает. Симка подменяет подругу. С чего такая любезность? На столе в номере ожидали приглашения на каток. Кто мог их оставить? Проще всего – горничная. То есть Симка, которая заменяла подругу. Важнее приглашений то, что в этой гостинице Симка могла с вами общаться. Весь план, который она рассказала вам в Москве, разбивался о нежелание Елизаветы Петровны ехать в Петербург. Зная её характер, вы понимали бесполезность слёз и уговоров. Тогда возникла мысль: написать записку от неизвестного шантажиста, который потребует остановиться в гостинице Андреева. Не желая того, вы попали в больное место мадам Гостомысловой. Так какую тайну обещала раскрыть Симка?
Лицо Надежды Ивановны оставалось холодным и спокойным.
– Вы ошибаетесь, господин Ванзаров.
– В чём именно?
– Я не знаю никакой записки шантажиста, о которой вы говорите. А матушка согласилась на поездку, чтобы я показала своё мастерство на льду знаменитого катка.
– Тем самым подтверждаете, что тайная встреча с Симкой в Москве у вас была?
Надежда Ивановна отвернулась.
– Ваше молчание равнозначно ответу «да», – не отставал Ванзаров. – Ещё вопрос: Иван Куртиц, когда увидел вас на катке, не удивился такой внезапной встрече, а обрадовался, будто ожидал её. Не так ли?
Она молчала.
Осталось совсем немного усилий, чтобы сломить лёд. Так не вовремя мадам Гостомыслова стала просыпаться, а в кабинет вошёл Погорельский, одетый как положено. Фотографию Ванзаров успел спрятать.
– Ну как успехи? – мадам позёвывала. – Тебе понравилось, Наденька?
– Да, маменька, хорошо выспалась. Только ничего не помню.
– Надо же… И меня что-то сморило. Чувствую свежесть и прилив сил. Так что, доктор, скажете?
Мессель Викентьевич вынужден был выкручиваться без помощи Ванзарова. Объяснения были столь путаными и туманными, а слова «феноменально» и «глубокая каталепсия» звучали так часто, что Елизавета Петровна ничего не поняла.
– Все ясно, зря потратили время. Никакого толку от гипноза, – сказала она, вставая. – Сколько с меня причитается?
От денег Погорельский решительно отказался, дескать, если не смог помочь, то и плата не полагается. Он жаждал получить моральную компенсацию с чиновника сыска за то, что великий метод гипноза подвергнут сомнению.
Ванзаров внезапно проявил любезность, вызвался проводить дам. Сбегал за пролёткой, проехался с ними до гостиницы, предложил руку, чтобы дамы сошли, и не оставил их до самого холла.
Забота не впечатлила мадам Гостомыслову.
– Сколько нам ещё сидеть в каменном мешке? – спросила она.
– Недолго, – ответил Ванзаров.
Не простившись, дамы направились к лестнице.
Господин Андреев готов был услужить сыску. Его спросили: проживает в гостинице мадам Дефанс? Запираться смысла не было, Андреев признал: Наталья Попова снимает номер на четвёртом этаже на длительный срок. Паспорт у неё выправлен как положено, в полицейском участке проживание зарегистрировано. Как с утра ушла, так не появлялась. Татьяна Опёнкина, которая тоже понадобилась Ванзарову, задержалась в доме господина Куртица, должна вернуться, чтобы заступить в ночь. В любезности Андреев зашёл так далеко, что согласился показать комнату мадам Дефанс. Полиции он первый помощник.
Поднявшись на четвёртый этаж, Ванзаров вошёл в номер. Главным достоинством была обширная кровать. Судя по множеству женских мелочей, разбросанных повсюду, и шкафу, полному платьев, из города мадам не сбежала.
Спустившись в холл, Ванзаров уселся в кресло. Андреев предложил чай, кофе, закуски и газеты. Развлечения не понадобились. У Ванзарова была логика. С ней не соскучишься. Томительное ожидание пролетит незаметно.
65
К полуночи поручик Бранд превратился в ледышку. Засада казалась делом бесполезным.
Получив приказание Ванзарова изловить призрака, он решил, что это такое испытание: сделать то, что невозможно. Как изловить, если призрак – плод воображения. Конечно, до него доходили слухи о странном субъекте, пролетающем ночами по Большой Садовой улице. Однако поручик считал их бабьими выдумками или выдумками репортёров, чтобы подогревать интерес читателей. Приказы Бранд привык не обсуждать, а выполнять. Потому выбрал место, мимо которого призрак обязательно пролетит, а именно – угол Большой Садовой и Екатерингофского проспекта.
На посту дежурил городовой Васькин. Услышав поручение, городовой решил, что начальство опять чудит. Однако начальство было трезво как стёклышко и настроено изловить призрака.
– Как же его изловишь, коли оно бесплотно, то есть тела не имеет? – осторожно спросил городовой.
– Не умничай, пожалуйста, – одёрнул Бранд. – Не призрак это, человек в чёрной одежде. Человека всегда поймать можно.
– Как же человек, а летает?
– Он не летает. Так кажется в темноте.
Отвечал поручик не слишком уверенно. Возражать Васькин не стал: призрак так призрак, какая разница, чем дежурство коротать.
– Как думаешь ловчее его поймать?
Городовой задумался основательно:
– Верёвку, может, через улицу натянуть?
– Соображай, прежде чем говорить. Какая верёвка? Где такой длины достать? А если растянем, так первая лошадь зацепится и снесёт.
– Верно, ваш бродь… А если его сетью?
– Ты как себе сеть на улице представляешь?
Васькин согласился: сеть на улице не раскинуть. Садовая – это вам не Нева.
– Может, собакой охотничьей взять?
– Может, сразу капканы поставить? – в огорчении ответил Бранд.
– Это можно. Поблизости кум мой живёт, охотник, у него капканы и на волка, и на лису, и на зайца. И на медведя тоже. Прикажете, так я мигом обернусь.
– Хватит чушь нести. Васькин, слушай приказ: я на той стороне улицы смотрю влево, ты на этой – следишь за движением справа. Засада с двух сторон. Как появится призрак… тьфу ты, бегущий по снегу, сразу даёт сигнал…
– Кто даёт?
– Кто первый его увидит: ты или я.
– Какой сигнал, ваш бродь?
Такой простой заковырки Бранд не ожидал, но нашёлся:
– Кричим «Жги!»
– Так точно: жгём.
– Ты ещё «пожар» закричи! – рассердился поручик на ленивую голову городового. – Повторяю: жги! Громко. Понял? Повтори.
– Так точно, кричу «жги!».
– Или я крикну. Слушай внимательно. Как услышал, сразу бежишь на середину улицы, там схватим. Не уйдёт. Не дремать на посту. Расходимся.
Бранд отправился к решётке Юсупова сада. Это было час назад.
Теперь он не чувствовал ни рук, ни ног, ни ушей. Поручику хотелось дотерпеть до часа ночи и бежать греться. По всем сведениям, призрака позже не замечали.
Позади темнел сад. Бранд спиной ощущал чёрное безмолвие деревьев. Показалось, что ветки корявыми лапами болотной ведьмы пробираются, уже близко, уже рядом. Обернёшься – схватят, утащат в логово, сгинешь без следа. Детские страхи темноты поручик гнал прочь, они утихали и снова копошились под сердцем. Он нарочно оглядывался: сад как сад, ничего особенного. Ночью любые деревья кажутся логовом ведьмы. Тьфу ты, опять в голову чушь лезет. Бранд сердился, но одиночество ночной улицы, в которой виднелся чёрный силуэт городового, нашёптывало колючие страхи.
Ветер шуршал ветвями. Бранду почудилось, будто из глубин чёрного сада прилетел крик, даже не крик, а вздох, похожий на слово. Слово было странным, неправильным, наверняка послышалось, наверняка ночь мутит обманами. Кому в пустом саду кричать «Убийца!». Глупости, конечно.