– Ну, возможно, следы, улики остались не замечены. – Бранд увязал всё глубже.
В отдалении Большой Садовой показалась чёрная шинель. Городовой спешил, придерживая шашку.
– Сергей Николаевич, не пристало вам юлить, говорите прямо.
Собравшись с духом, Бранд признался, как вчера вечером караулил призрака и слышал крик. Подумал, что почудилось.
– Призрака не поймали?
– Так точно, стрелял в него, но не попал. Это не призрак, Родион Георгиевич, а человек в большом чёрном плаще. Он не летает, а скользит…
– Об этом после, сейчас дело более срочное, – сказал Ванзаров, заходя в калитку, которую придерживал швейцар. Бранд последовал за ним. Он успел приказать городовым, которые подоспели, никого не пускать в сад.
Ванзаров спустился на лёд и пошёл, осматривая какой-то широкий росчерк.
– Обратите внимание, как мастерски написан вензель, – сказал он, чуть задержавшись.
Бранд присмотрелся и заметил довольно большие буквы, вырезанные на льду будто одним движением. Так сможет только мастер фигурной езды.
– Кажется, «М» пересекает «I». Похоже на подпись с обгорелой карты из номера Куртица и с карты Серафимы.
– Верно подмечено, Сергей Николаевич. Такой же вензель появился на этом месте после убийства Ивана Куртица в воскресенье, на следующее утро.
– Это что же, убийца росчерк оставляет? – Бранд сам удивился, что такая мысль сумела прийти в его голову. – Как подпись? Сделал работу и подписался, чтобы все знали?
– У этого росчерка на льду смысл особый, – ответил Ванзаров. – Пока не спрашивайте. Логически мыслите верно.
От такой похвалы Бранд приободрился, будто крылья выросли, заторопился за Ванзаровым. Подошвы со стальными шишечками полицейских сапог грубые, но лёд держат лучше коньков. Он заметил сидящее тело. Бранд понял, что уже не испытывает робости перед мертвецом. Неужели Ванзаров положительно влияет?
Они подошли к островку.
– Вот кто кричал «убийца!».
Расстроился Бранд так искренно, будто в этом была его вина:
– Простите, Родион Георгиевич, оплошал.
– Вам не в чем себя винить, поручик. Всё случилось внезапно.
– Почему так думаете?
– Взгляните, что вы видите?
Бранд нахмурился, будто сведённые брови помогают мысленному процессу.
– У дерева сидит женщина, на вид лет тридцать пять или больше, – старательно начал он. – Одета просто, но чисто, по виду прислуга. Одежда не помята, не порвана, руки вытянуты вдоль тела, ноги лежат прямо. Как будто легла отдохнуть. Причина смерти, кажется, очевидна: задушили верёвкой. Накинули на шею и закрутили через ствол дерева. Верёвку веткой, как винт, закручивали, ветка в верёвке осталась. Ботинки на ней без коньков, как в тот раз. Снегом не забросали. Сидит с ночи, на лице изморозь. Вроде всё.
– Благодарю, Сергей Николаевич, делаете значительные успехи. А что здесь произошло, можете описать?
Поручик очень хотел снова блеснуть, но блеск куда-то делся.
– Ну как, – сказал он. – Вот её заманили в сад и убили. Надо бы личность установить. Тогда что-то прояснится.
– Не узнаёте её?
– Никак нет, – Бранд специально присмотрелся к мёртвому лицу. Что-то мелькнуло знакомое.
– Это горничная, которая выронила поднос в номере Гостомысловых, – сказал Ванзаров.
– Точно! – вырвалось из души поручика.
– Она была в белой короне, фартуке, волосы собраны. Сейчас в платке. Платок меняет женское лицо.
– Упустил, простите, Родион Георгиевич.
– Важно другое. – Ванзаров разглядывал сидящую у дерева. – Татьяна Опёнкина встретила кого-то, предъявила обвинения в смерти подруги Серафимы Масловой. Ей предложили пройти в сад, показать на островке что-то, что снимет подозрения. Она поверила, пошла. Вы слышали её крик отсюда, когда она поняла, что обманута. Около островка её оглушили чем-то тяжёлым. Она упала без сознания, её подтащили к дереву. О чём говорит продолговатый след на снегу. Задушили тем, что нашлось под рукой: верёвкой и веткой. Затем тщательно разровняли следы ног. Убийство не было заранее подготовлено, всё случилось внезапно. Убийце пришлось импровизировать. Он не был готов, сильно испугался, сделал глупость.
– Не спрятал тело?
– Убил Опёнкину вместо того, чтобы уговорить молчать. Аргументы закончились, её обвинения были слишком трудными. Из этой ошибки была извлечена польза.
– Это какая же?
– Вензель на льду. Не спрашивайте об этом.
– Слушаюсь. – Бранд чуть не отдал честь. – Прикажете начать осмотр тела, раз личность установлена?
Ванзаров ничего не приказал. Он ждал, когда подъедет Срезовский. Председатель, как всегда, в распахнутом пальто мчался к ним. Затормозил с изяществом фигуриста.
– Господа, опять с утра пораньше вы у нас, – сказал он громко, бодро и весело. – Вы притягиваете неприятности, господин Ванзаров… Здравствуйте, Бранд.
Поручик козырнул.
– Кто нашёл тело до того, как его обнаружил мистер Джером с фотографом и переводчиком? – спросил Ванзаров, экономя вежливость на этом господине.
Срезовский ухмыльнулся:
– Почему решили, что его нашли раньше?
– Потому что Иволгин был отправлен с утра пораньше, а вы остались в павильоне. Вы послали распорядителя в участок. Почему? Потому что он нашёл вот это. – Ванзаров указал на сидевшую «снегурочку».
– Ну не совсем так. – Председатель прокашлялся. – Не в этом дело. А дело в том, что тут всё очевидно.
– Неужели очевидно, господин Срезовский?
– Именно так, господин Ванзаров. Это самоубийство. Несчастная покончила с собой, оставив записку. Печально, что не нашла иного места.
– А где предсмертная записка?
– Вот, извольте. – Срезовский протянул листок бумаги в осьмушку, сложенный пополам.
Ванзаров развернул. Сильно корявыми буквами было написано:
«Жизнь моя пропащая совсем. Не хочу больше жить на этом свете. Простите, люди, меня грешную. Я убила подругу и Ивана Фёдоровича Куртица. В том моя вина. Каюсь, простите все. Ухожу из жизни добровольно. Навеки ваша Таня».
– Убедились, господин Ванзаров? Самоубийство. Прошу убрать труп, у нас состязания скоро.
Бранд помалкивал из последних сил. Ванзаров сложил записку и спрятал за спину:
– Где нашли послание?
– Вот здесь, в сугробе торчало. – Для убедительности Срезовский указал на снег.
– Иволгин принёс?
– Испугался, меня позвал, я мертвецов не боюсь. – Председателя даже передёрнуло. От смелости, наверное.
– Итак, в присутствии помощника пристава Бранда вы подтверждаете, что изъяли записку, лежавшую около тела?
– Конечно, подтверждаю, – последовал торопливый ответ. – Забирайте несчастную, лёд готовить надо.
Ванзаров казался спокоен:
– Господин Срезовский, в прошлый раз я обещал вас арестовать. Теперь для этого есть все основания. Вы сфальсифицировали предсмертную записку. Чернила свежие, размазываются, бумага сухая. Чего не могло быть, если бы ночь лежала в снегу. Фальшивкой выгораживаете убийцу. Значит, вы – соучастник. Поручик, арестовать его, в участок и в камеру. Каток закрыть.
Выполнить такой приказ Бранд не решился. Только сурово поправил шашку.
– Господа… Господа… – повторял Срезовский, растеряв весёлость. – Да что вы, господа… Да как могли подумать… Да разве я… Господин Ванзаров, это же недоразумение… Простите, признаюсь… Хотел как лучше, чтобы вам было проще и с катка было снято это проклятие… Простите, каюсь, совершил глупость из лучших побуждений… Упаси Бог, чтоб кого-то выгораживал… Устал от этой канители… Состязания, а тут труп за трупом… Ужасно… Простите… Ну как глупейшая шутка…
Что было делать? Ванзаров имел основание арестовать Срезовского и посадить в камеру участка. За него немедленно вступятся не пристав, а такие силы, с которыми не совладать. К обеду или раньше Срезовский будет на свободе. Смысла в аресте никакого.
– Я готов закрыть глаза на ваше преступление, – начал Ванзаров так, что даже Бранд малость струсил. – Если сообщите, кто вам назвал имена погибших женщин, которых вы якобы не знали.
Срезовский окончательно сник. В роскошном пальто, с золотой заколкой в галстуке и с перстнем, казался провинившимся мальчишкой.
– Да, да, конечно, – проговорил он, опустив глаза. – Таню знаю ещё… Ещё с убежища мадемуазель Жом… У нас на глазах выросла, стала прислугой… А Симку… Она же столько лет в доме Фёдора Павловича, как не знать… Примите мои извинения, господин Ванзаров… За тот случай… И за эту оплошность.
Бранд обменялся с Ванзаровым понимающим взглядом. Быть может, что-то слышал про выпускниц убежища.
– Записка останется у меня, – сказал Ванзаров, вместо того чтобы принять извинения.
По тропинке бежал Иволгин. Распорядитель запыхался, сбежал по снежному откосу и прикоснулся к шапке в знак приветствия полиции:
– Господин Срезовский, пристав сказал, что поручик Бранд ушёл в сад, вот пусть и занимается телом… Здравствуйте, господин Бранд. Ваши городовые пускать не хотели. Еле прорвался…
Ванзаров согласно кивнул:
– Приказы пристава не обсуждаются.
Хотел Бранд что-то возразить, но покорно приложил ладонь к фуражке.
– Слушаюсь, – сказал он обречённо.
– Господин Иволгин, вы нашли тело?
От такой чести распорядитель отказался: вошёл на каток как обычно, тут прибежали садовые рабочие, рассказали. Он подъехал к острову, убедился, что женщина мёртвая. К счастью, появился господин Срезовский, приказал бежать в участок.
– Погибшую знаете?
– Это горничная из гостиницы Андреева, Татьяна Опёнкина, – ответил Иволгин.
– Как она оказалась на катке?
– Откуда мне знать?
– Калитка была на замке?
– Когда я пришёл, уже открыта. Только флаги успел поднять, и тут началось.
– Господа, можно просить вас о любезности: немного поторопиться с телом, – напомнил о себе провинившийся председатель.
– Приступайте, господин Бранд, – сказал Ванзаров. И, отведя поручика в сторонку, дал чёткие инструкции: что сделать, как сделать, с кем сделать.