У Срезовского он спросил: где сейчас застать господина Куртица?
69
В магазине спортивных принадлежностей на Гороховой было пусто. Приказчики скучали. Американский станок для заточки коньков молчал. Хозяин находился в конторе. Ванзаров вошёл в тесную комнатку. Митя перекидывал костяшки счёт и вписывал в бухгалтерскую книгу, Фёдор Павлович перебирал счета. На вошедшего оба повернули головы. Ванзаров поздоровался.
– А, наконец-то. С чем пришли? – Куртиц отложил линованные бумажки.
– Ваша горничная Татьяна во сколько вчера ушла из дома?
Куртиц досадливо хмыкнул:
– Какая чушь вас интересует… Митя, ты знаешь?
– Нет, отец. После состязаний тут занимался до ночи.
Фёдор Павлович развёл руками:
– А я не следил вовсе. Уж простите…
– Утром за ней посылали в гостиницу?
– Настасья ходила. Андреев сказал ей, что Танька с ночи не появлялась. Запила, подлая девка, или с любовником закрутила. Они на это падкие.
– Татьяна Опёнкина сегодня ночью задушена в Юсуповом саду, – сказал Ванзаров. Было так тесно, что ему приходилось стоять смирно, чтобы ненароком не свернуть конторский шкаф. – И вы не получали угрозы об этом.
Куртиц помолчал.
– Да что же такое, – наконец проговорил он, глядя в чистый пол. – Что за проклятие. Сначала Иван, потом Симка, теперь Танюшка…
– Сначала ком снега с крыши, затем наезд пролётки и шутихи, полетевшие в вас, – напомнил Ванзаров.
От него отмахнулись, как от надоедливой мухи:
– Пустое… Случайность.
– Ещё внезапный отъезд Алексея Фёдоровича в Москву. Кстати, он не вернулся?
– Пусть сидит в своём монастыре, если ему так хочется…
– Вы говорили, что телеграмм о смерти Ивана Фёдоровича не отправляли.
– Я из ума не выжил…
– Две телеграммы Алексею Фёдоровичу Настасья Фёдоровна по своему усмотрению отправила?
Мите потребовалось срочно заняться гроссбухом, низко голову склонив. Фёдор Павлович был сдержан, как закипающий чайник:
– Вот как… Ладно, спросим с неё. Какие ещё сюрпризы?
– Дмитрий Фёдорович, – обратился Ванзаров и дождался, пока Митя поднял глаза. – На междугородней телефонной станции с кем в Москве разговор заказали? Кому пригласительную телеграмму отправили?
Митя молчал.
– Это ещё что такое? – В тихом голосе Фёдора Павловича звенела угроза. – Я тебя спрашиваю?
– Вызвал на разговор Алёшу, – ответил Митя. Он казался спокоен. – Хотел убедить его вернуться, объяснить, как он нужен здесь. Увидел господина Ванзарова… Испугался и убежал. Простите, отец. Я хотел как лучше. Думал, вам будет приятно…
Фёдор Павлович шмякнул кулаком по столу.
– Дурак, – сказал он, будто сожалея. – Чего ещё ждать, не скрывай, Ванзаров.
– Задам два вопроса, которые покажутся странными, господин Куртиц. Отнеситесь к ним серьёзно.
– Ну давай, чего уж там…
– Вы привезли из Москвы банку ванильного сахара «Сиу и Ко»?
– Ну привёз… Симку отправил, она купила на Кузнецком Мосту. А второй какой же будет? Даже любопытно…
– 30 января, в субботу, вы планировали кататься в Юсуповом саду?
Он хмыкнул:
– Планировал – не то слово. У меня заведено по субботам днём кататься среди молодёжи. Полезно для моих магазинов, когда покупатели видят хозяина на коньках. В ту субботу должен был кататься. Да всё пошло прахом… К чему это тебе?
Ванзаров ответил не сразу:
– 29 января, в пятницу, Симка отправила телеграмму Ивану Фёдоровичу, чтобы он прибыл на станцию междугороднего телефона. С кем у него был разговор, мне неизвестно. Однако Симка отправила телеграмму с подписью «М» с «I» десятичной. Точно такая подпись была на всех угрозах вам. Не так ли?
– Дальше, – проговорил Фёдор Павлович.
В маленькой комнате напряжение ощущалось физически.
– В телефонном разговоре Ивану Фёдоровичу было сообщено нечто столь важное, что заставило его немедленно выехать в Петербург.
– Что это?
Ванзаров должен был уклониться от прямого ответа.
– В данный момент можно уверенно утверждать: Ивану Фёдоровичу сообщили, что мадемуазель Гостомыслова будет на катке. Ради неё он надел новый костюм для состязаний, – сказал он, глянув на Митю. Умный юноша сосредоточенно изучал конторскую книгу.
– Что такое важное Ваньке сказали, что он примчался?
Ванзаров позволил испытать терпение Фёдора Павловича, которое и без того висело на паутинке:
– Господин Куртиц, после возвращения из Москвы снег на вас не падал, пролётка не наезжала и шутихи больше не взрывались.
– И что с того?
Ответить Ванзаров не мог:
– Отвезли Ивана в Москву, поселили в доме на Пресне и приказали не возвращаться. Странно: он держал тотошник, без него доходы упали. Ему угрожали?
– Угрожали мне, – ответил Куртиц. – И сыну… А кто из моих сыновей, кроме Ваньки, заслуживает внимания? Решил уберечь…
Митя помалкивал. Будто сжался.
– Что бы грозило Ивану Фёдоровичу, если бы узнали о его возвращении?
Фёдор Павлович хмыкнул так, что нервный человек схватился бы за сердце:
– Получил бы, что заслужил.
– Лишили наличных денег, не подпустили к тотошнику?
– Самое малое. В наказание отправил бы в Нижний открывать наш магазин, на год, не меньше… Ты по делу что узнал?
– Иван был отравлен синеродистым калием, – сказал Ванзаров, как проводил внезапный приём на борцовском ковре. – Симка взяла из вашей домашней фотолаборатории банку реактива. Половины порошка нет. Банка осталась в её сундуке.
Новость задела Фёдора Павловича.
– Дальше, – сквозь зубы рыкнул он.
– Утром в субботу Иван зашёл в номер. Не отдохнул с дороги, не позавтракал. Сразу отправился куда-то, куда точно – пока неизвестно. Вернулся, нашёл послание на игральной карте, которую сжёг. Почти сжёг. После чего пошёл на каток. Там его встретил Дмитрий Фёдорович и передал новый костюм для катания.
Куртиц медленно повернул голову к сыну. Молчание было страшнее слов.
– Да, отец. – Митя склонился. – Я знал, что Иван приехал, он прислал мне записку сюда. Попросил забрать его костюм у портного и встретиться на катке. Я пытался его образумить, Иван слышать ничего не хотел, заявил, что намерен кататься, всё будет хорошо.
– Вы остались на катке до самого конца, видели, что случилось, – сказал Ванзаров. – Всё, что рассказывали прежде, – ложь.
Митя нервно стёр со лба что-то невидимое.
– Да, я испугался, – проговорил он. – Испугался, что не поверите мне и решите, что я… Что я имею касательство. Отец разозлится, что не сказал о записке Ивана… В мыслях не было, что так кончится…
Фёдор Павлович играл кулаком, сжимая и распуская пальцы.
– Ну, сын, – тихо сказал он. – От тебя не ожидал. Спасибо, господин Ванзаров, открыли глаза.
– Я не убивал Ивана! – закричал Митя, вскочил, тут же упал на конторскую книгу, закрывшись руками.
– Прекрати бабьи сопли, не позорь фамилию…
Подавив всхлипывание, Митя вытер нос рукавом. По щеке бежала мокрая полоска.
– Да, отец.
Юношу было жаль, обстоятельства не оставляли выбора.
– Господин Куртиц, ставите на сторублёвках экслибрис: буква «W» из точек?
– Ну ты и проныра, Ванзаров. – Злость Фёдора Павловича поутихла. – Только не я, Иван развлекался. Играл в купеческую игру: когда денежка воротится.
– Почему «W»? – спросил Ванзаров.
– Сразу видно: не фигурист ты. Эта буква в международной записи исполняемых фигур на льду означает «крюк», от немецкого «Wende» – фигуру, которую Ванька с блеском исполнял.
– Буду знать. «М» и «I» что означают в международной записи фигуристов?
– Ничего, – последовал ответ. – Используют несколько букв, как сокращения: R, L, v, r, a, e, D, S, X, ещё SR, GD, GW [57]. Ну и W. Я уже думал об этом. Нет таких букв в формулах фигур.
– Дмитрий Фёдорович, – обратился Ванзаров.
Юноша повернул к нему заплаканное лицо.
– Вы прошли церемонию вступления в «Братство льда»?
– Это ещё что? – начал Фёдор Павлович, но его остановили резким жестом.
– Жду от вас ответа.
– Нет, – проговорил Митя.
– Иван Фёдорович?
– Не знаю… Кажется, да…
– Алексей Фёдорович?
– Не знаю…
– Настасья Фёдоровна?
– Не знаю… Даю слово: не знаю!
– Да о чём тут болтаете! – не выдержал Куртиц.
– Разве не слышали об этом братстве? – спросил Ванзаров.
Фёдор Павлович промолчал. Чем подтвердил: слышал. Но не думал, что кто-то из детей – рыцари Братства.
– Разговор с вами, Дмитрий Фёдорович, не окончен, – продолжил Ванзаров. – Вы соврали, что в ваших магазинах никто не покупал «Снегурочки» с ботинками. Почему? Потому что сами купили эти коньки для Симки.
– Нет! – ответил Митя и повторил: – Нет… Нет… Я не покупал…
– Купил Иван Фёдорович?
Он казался окончательно раздавленным, кивнул.
– Перед поездкой в Москву?
Снова знак согласия.
– Кому их передал?
– Я не знаю… Иван сказал, что это подарок Симке на её день рождения. Как раз на днях… Должен быть… Если бы не…
– Бумажник с записной книжкой Иван Фёдорович оставил вам на сохранение.
Митя вытер мокроту на щеке:
– Ничего такого. Обменялись парой слов, отдал ему костюм, на этом всё. У Вани было великолепное настроение, сиял. Я подумать не мог, что так кончится… Ну разве отец сильно рассердится… Иван никому и никогда книжку и портмоне не отдал бы.
– Мне надо в этом убедиться, – сказал Ванзаров.
– Пожалуйста, можете обыскать мою комнату и рабочий стол.
– Ничего тут не найдёте, – вдруг сказал Фёдор Павлович, наблюдавший за сыном. – Есть место, где он может спрятать так, чтобы не нашли: на катке. Проверь там, Ванзаров… Скажешь Иволгину: я приказал. Если ты соврал, Митя…
Что тогда будет, лучше не знать.
Встав из-за стола, Митя одёрнул сюртук:
– Готов поехать с вами, господин Ванзаров. Прямо сейчас…
– Тогда не будем терять время, – ответил чиновник сыска. – Господин Куртиц, почему собираетесь перестать финансировать убежище «Исток милосердия»?