Последний круг стартёр отметил звонком колокольчика и громким криком: «Десять!» Конькобежцы свернули на большой поворот пруда, приближаясь к узкому месту между берегом и правым островом. Они растянулись цепочкой. Пуресев шёл лидером, Бурнов отставал, Алёша держался рядом, за ним Котов. Блювас безнадёжно проигрывал.
В один миг всё поменялось. Котов рванул вперёд, будто у него открылись силы, опередил Алёшу с Бурновым, оказался рядом с Пуресевым и начал его обгонять на корпус, причём по короткой траектории, держась максимально близко к берегу. В этот момент Алёша перешёл на внешнюю траекторию, чуть не сбивая верёвочное ограждение, мощными толчками оставил позади Бурнова, догнал Пуресева, обошёл его и оказался рядом с Котовым.
Остался последний прямой участок.
Алёша с Котовым оторвались, бежали рядом, чуть не толкаясь плечами. Котов низко нагнулся, отмахивая рукой, Алёша держал более высокую стойку. Расстояние до финиша стремительно сокращалось. Осталось метров десять, когда Алёша с такой силой заработал ногами и руками, будто готов был взлететь. Вот он оказался чуть впереди, потом увеличил отрыв на полкорпуса, Котов предпринял отчаянную попытку достать, но Алёша уходил всё дальше и дальше. Его конёк первым пересёк линию финиша. Котов влетел вторым, не удержался и упал на лёд.
Победно вскинув руки, Алёша по инерции проехал мимо веранды. Зрители орали и топали ногами, бесновались и смеялись. Среди всеобщего буйства Паратов сохранял хладнокровие. Сжав кулак, он улыбнулся. Его не замечали. Члены общества и гости выбежали на лёд, подхватили Алёшу и понесли на руках, как звезду оперы, забыв о проигравших.
На опустевшей веранде рядом с аспидной доской стоял Митя в одиночестве. Под ногами у него валялись смятые бумажки. Сегодня проиграли все ставки. Кроме одной. Подошёл Паратов, протянул билет, ставший золотым:
– Извольте рассчитаться, Дмитрий Фёдорович.
Митя машинально кивнул:
– При мне тысяча от ставок и ваши десять. Остальное позже.
Паратов был выше на голову. В огромной шубе он казался лесным демоном, что явился посреди дня забрать душу мальчишки. Что недалеко от правды. Сейчас Мите лучше было умереть.
– Так дела не делаются. – Он схватил Митю за локоть мёртвой хваткой. – Тотошник выплачивает деньги сразу. Никак иначе.
– Возьмёте чеком?
– От какого банка?
– Волжско-Камский коммерческий.
– О, мой банк. Выписывай.
Вынув чек, который Фёдор Павлович выдал для срочных нужд, оставляя строчку суммы пустой, Митя приложил к доске и недрогнувшей рукой вписал триста тысяч.
– Вот, молодец, – выхватив чек, Паратов обнял его за плечи, как волк ягнёнка. – Не будем время терять. Деньги – они хозяина любят. Едешь со мной в банк.
И подтолкнул Митю к выходу.
Бранд терялся в чувствах, сжимал ножны шашки, которой не было.
– Что же это такое, Родион Георгиевич, – проговорил он.
– То, что должно было случиться. Где Котов?
Очнувшись, Бранд беспомощно огляделся:
– Я не знаю… Не вижу его… Потерял из виду, толпа такая… Простите…
Подойдя к линии финиша, Ванзаров осмотрел лёд: на прозрачной глади виднелось пятно красно-бурого цвета. Пятно было размазано.
– Это что, кровь? – спросил Бранд, чувствуя подкатившую тошноту.
– Быстрее, поручик.
Выбравшись на берег, Ванзаров пошёл по тропинке, огибающей пруд. Бранд держался позади, страдая, что глупо проворонил объект наблюдения.
На снегу виднелись красные следы. Они привели к дому садовника Егорыча. Собачка Кузя помахала знакомым людям хвостом и тявкнула, как будто хотела сказать: «Только вас и ждали». Ванзаров дёрнул на себя дверь и вошёл.
Жилище садовника пропахло больничным запахом йода и карболки. На полу валялись бинты и корпий с засохшей кровью. Егорыч сидел на табурете, обхватив голову руками, а рядом лежал Котов, не сняв коньки, только свитер задран до груди. Кровь обильно сочилась из раны в правом боку, пропитав комок ваты. Крови было так много, что чёрное трико на правой ноге промокло насквозь. Лицо Котова побелело, он смотрел в потолок. На вошедших скосил глаза.
– Полиция, – пробормотал он сухими губами. – Опоздала полиция… Поймать меня вздумали… Теперь не поймаете… Ничего вы не понимаете… Я ради неё на всё был готов, а она сбежала… Женщина… Ради неё хотел выиграть. И проиграл… Теперь окончательно… Дайте уйти спокойно…
– Ох, дурак Мишка, что натворил! – Егорыч вытер рукавом мокрые глаза.
– Ваш сын? – спросил Ванзаров.
– Да, сын мой, родненький. – Егорыч всхлипнул. – По молодости согрешил, мать его при родах умерла, мне с ребёнком на руках никак, отдал в убежище для мальчиков. А как стал старше, совесть заела, нашёл его. Мишке уже фамилию чужую дали. Всё, что зарабатывал, ему отдавал. Такого красавца вырастил, в Общество спасения на водах пристроил… Сдуру на каток засунул, думал, пусть зимой развлекается. А Мишка как увидел эту тварь, голову потерял…
– Адель Дефанс?
– Гадина эта. Вертела им. Он ей поклялся, что осыплет деньгами. И вот, осыпал.
– Давали ему ключ от сада?
Егорыч хмыкнул:
– У него свой имеется, летний, от Общества спасения на водах. Да только вы не на того подумали, господин полицейский.
Котов захрипел:
– Пить…
Егорыч поднёс оловянную кружку и бережно наклонил. Котов жадно хватал капли. Пока не отвернулся.
Ванзаров присел около него:
– Кто составил план, как выиграть на тотошнике? Конькобежцы не могут делать ставку на себя.
Котов попытался улыбнуться, губы не слушались.
– Ничего не узнаете… Поздно… Я проиграл. – По лицу пробежала судорога, он дёрнулся и затих. Глаза были неподвижными.
Оставив плачущего Егорыча, Ванзаров вышел на мороз. Зимний сад был прекрасен, и лёд был прекрасен. И день был прекрасен. Издалека доносились крики торжества. Публика чествовала нового чемпиона. Стоя без шапки, Ванзаров глядел на дворец князя Юсупова.
Бранд решился нарушить молчание:
– Господин Ванзаров, прикажете задержать конькобежцев?
– Зачем?
– Кто-то из них выстрелил. Не приложу ума, как. Разве выстрел за шумом не услышали.
Ванзаров обернулся:
– Котова подстрелили несколько дней назад. Он держался ради того, чтобы участвовать в состязаниях и занимать последние места. Началось внутреннее кровотечение, терпел страшную боль. Доктору показаться нельзя, в больницу нельзя. Егорыч лечил его как мог. На коротких забегах справлялся, был последним. А сегодня, когда Котов бросился вперёд, надорвал организм. Фактически убил себя ради чужого выигрыша.
– Кто же в него стрелял? – осторожно спросил Бранд.
– Вы, поручик.
– Я? При мне револьвера не имеется.
– Подстрелили чёрного призрака. Котов тренировался по ночам, чтобы для всех оставаться слабейшим конькобежцем. Надевал большой плащ, чтобы тренировать мышцы ног сопротивлением воздуха. Купил короткие охотничьи лыжи, чтобы летать по ночным улицам. Ваш выстрел чуть не разрушил хитроумный план.
Бранд поник головой и снял котелок, который на нём казался пародией:
– Простите, господин Ванзаров… Моя вина… Убил человека… Готов понести заслуженное наказание.
Ванзаров похлопал его по плечу:
– Держите нервы в узде, Сергей Николаевич. На полицейской службе распускать нюни – непозволительная роскошь… Вы исполняли долг службы. Глупая случайность, что пуля нашла Котова ночью и в движении. Тем более Котов вовсе не невинная овечка. Он помогал преступнику. Принёс записку для меня в участок и в номер Гостомысловым, указал, где я живу, чтобы меня зарубили топором, давал ключ, чтобы на катке проводились некие тайные церемонии, и даже оставлял ранним утром вензель «М» с «I», пока на катке никого не было. В воскресенье – для горничной Татьяны Опёнкиной. Второй раз – для меня. Точнее, для моего окна. Сегодня, когда меня должны были убить, а знак появиться как суровое предупреждение, Котов экономил силы. Знак не появился. Утром я проверил.
Поручик с трудом укладывал в голове сведения.
– А что означает вензель? – спросил он самое безобидное, как ему показалось.
– Латинский термин magnum ignotum, то есть «великое неизвестное». Уже не так важно.
– Почему?
– Всё, что должно было случиться, случилось сегодня. Нам остаётся, Сергей Николаевич, совсем немного.
– Что именно?
– Найти того, кого не захотел выдать Котов.
– Потому что умер? – спросил Бранд и по взгляду Ванзарова понял, что зря спросил.
– Вывод ошибочный, поручик. Котов не мог никого раскрыть, потому что не знал, что на самом деле происходит.
Бранд побоялся опять ляпнуть глупость:
– Как же он помогал?
– У него была мечта: сорвать куш и положить к ногам Адель Дефанс. Ради мечты готов был на всё. За эту ниточку его дёргали, как куклу. В конце обманули.
– Не заплатили?
– Не сказали, что Котов придёт вторым после напряжённого забега. Чтобы победа выглядела натурально. А я ошибся…
Поручик не верил своим ушам:
– Ошиблись, Родион Георгиевич? Неужели?
Ванзаров натянул модную шапку:
– Иволгин сказал, что Котов летом катается на лодочках. Он пошутил над сотрудником Общества спасения на водах, который летом дежурит в местах купания. А я услышал про летнее развлечение. Истина порой так проста и очевидна, что заметить её невозможно… Вызывайте городовых, Сергей Николаевич. Как здесь закончите, разыщите в архиве участка дело о самоубийстве мадам Куртиц семнадцать лет назад.
– Слушаюсь, – Бранд машинально отдал честь. – А вы не останетесь?
– Срочное дело.
83
Деловые люди, что оказались в просторном зале Волжско-Камского банка на углу Невского проспекта и Михайловской улицы, стали свидетелями необычного происшествия. Появился господин в роскошной шубе, сверкая бриллиантами. Перед собой он подталкивал молодого человека хмурого вида. Подойдя к клерку, громко, так, чтобы все слышали, потребовал выдать триста тысяч наличными как клиенту Саратовского отделения банка.