Клерк изучил чек, проверил подпись по образцу и спросил молодого человека, которого знал лично, нет ли ошибки. Ему подтвердили: никакой ошибки. Слов оказалось недостаточно, клерк отправился за управляющим. В этот момент клиенты и сотрудники, забыв про свои дела, наблюдали, что будет дальше.
А дальше появился господин Ламанский, повторил вопросы господину из Саратова и господину Куртицу. Получив положительные ответы, господин Ламанский заявил, что такую сумму не может выдать раньше завтрашнего дня. На что господин Паратов предложил один процент, если деньги будут выданы сейчас. Управляющий хотел два процента, но Паратов готов был на процент или ничего: получит своё в Саратове. Аргумент подействовал, Ламанский отдал распоряжение собрать сумму. Зрители замерли в ожидании развязки. Не каждый день живьём увидишь эдакую кучу наличности. А господин Паратов, довольный собой, захотел купить банковский мешок из плотного брезента, в котором ассигнации привозят из Государственного банка. За мешок швырнул сотенную купюру.
Клерки выносили пачки денег и укладывали в мешок. Когда мешок приобрёл приятную полноту, в зал вбежал господин в распахнутом пальто. Встав между Паратовым и мешком, закричал ему в лицо:
– Мои деньги!
На что получил сложенную фигу под самый нос:
– Проиграл, так рассчитайся! Деньги мои!
Ростом и комплекцией Фёдор Павлович не уступал Паратову. А желание не потерять кипело ничуть не меньше, чем желание саратовского гостя. Фёдор Павлович угрожающе сжал кулаки, Паратов швырнул оземь шапку. Дело обещало обернуться потасовкой. Зрители замерли в предвкушении.
– Не отдам! – крикнул Куртиц, потрясая кулаком.
– Отдашь до копейки! – махнул в ответ волжский кулак.
– Не дам!
– Всё отдашь!
– Шиш получишь!
– Своё возьму!
К огорчению публики, господа размахивали кулаками, не пуская их в дело. Ламанский и клерки ожидали, кто возьмёт верх.
– У меня вексель! – гаркнул Паратов. – Твоя подпись? Твоя. Ставку я честно сделал? Честно. На твоего сына-конькобежца? На твоего. Не моего. Я с ним сговаривался или знаком? Впервые видел! Все дни проигрывал. А сегодня выиграл. Честно? Честно! Угадал и поставил на большой выигрыш. Свидетели весь каток! Твой тотошник? Твой, господин Куртиц. Твой сын Дмитрий ставку назначил и сумму вписал? Твой! Деньги мои.
С каждой фразой Куртиц терял силу, руки опустились, кулаки разжались, плечи поникли. Паратов ощутил, что берёт верх.
– Изволь не мешать, – продолжил он натиск. – По правилам тотошника выплачивается любой выигрыш. Раз так, держи слово купеческое. Иначе ославлю не только на всю Россию. О тебе слава пойдёт, что слову твоему верить нельзя, Куртиц. Хочешь в позоре дни закончить?
Фёдор Павлович схватил Митю за шею и толкнул так, что тот еле удержался, сделав несколько шагов:
– Пошёл, щенок…
Управляющий Ламанский попытался разрядить обстановку:
– Господин Куртиц, рад сообщить, что на вашем счету осталась тысяча рублей.
Его не удостоили взглядом. Снова толкнув Митю в спину, Фёдор Павлович направился к выходу.
– Убью мерзавца, – пробормотал он чуть слышно.
А Ванзаров разобрал по движению губ. Он вышел следом.
Напротив, у гостиницы «Европейской», дожидались извозчики. Прыгнув в пролётку, Ванзаров приказал следовать за той, что быстро удалялась по Невскому проспекту.
Он догнал отца и сына на лестнице дома:
– Господин Куртиц!
Эхо отразилось от мраморных стен. Фёдор Павлович обернулся:
– Чего надо? Не до тебя сейчас.
– Срочный вопрос.
Прорычав нечто неразборчивое, Фёдор Павлович ключом открыл дверь, впихнул Митю, вошёл сам и предоставил Ванзарову быть незваным гостем.
В большой гостиной на диване развалился Алёша. Он улыбался и насвистывал мотивчик. Настасья Фёдоровна смотрела в окно, сцепив руки. Митя влетел, зацепился ногой за ковёр и свалился. Фёдор Павлович прошёл через него, подошёл к Алёше и влепил такую пощёчину, что сына отбросило в сторону. Алёша вскочил, держась за вспыхнувшую щёку, попытался что-то пробормотать, захлебнулся от возмущения. Ему указали на дверь в глубины квартиры:
– Вон с глаз моих.
Алёша выбежал.
Фёдор Павлович плюхнулся на его место. Митя так и сидел на ковре. Настасья Фёдоровна влепилась в штору, не шевелилась. Ванзаров остановился у кресла напротив дивана.
– Говори быстро, что тебе нужно.
– Господин Куртиц, вы желали узнать, кто убил вашего сына Ивана и Серафиму Маслову, – начал Ванзаров.
– Дальше…
– То, что случилось сегодня, связано с этими убийствами.
– Порадовал. Что мне с того?
– Прошу вас сейчас соблюдать выдержку и хладнокровие. Не позднее завтрашнего утра убийца будет пойман.
– Поздно, Ванзаров, поздно… У меня такая беда, что о прочем думать нечего. – Фёдор Павлович пихнул Митю ногой в спину. – Вырастил сыновей, нечего сказать… Один дурак, второй негодяй.
Он вскочил и замахнулся кулаком на согбенную шею Мити.
– Остановитесь, – тихо сказал Ванзаров.
Кулак завис в воздухе и совершил резкий мах. Совершенно безобидный.
– Ты мне больше не сын! – проговорил Фёдор Павлович, будто раздумывая. – Нет, не сын! Знать тебя не желаю! Вон из моего дома, мерзавец! Немедленно вон! Собирай манатки и вон! Вон!
Топнув ногой, он уселся на диван. Фёдор Павлович тяжело дышал, лицо пошло пунцовыми пятнами. Митя поднялся, сгорбился и вышел.
– Ванзаров, у тебя всё?
– Не совершайте поспешных поступков, господин Куртиц.
– Спасибо за совет. Как без него обходился? – Фёдор Павлович шмякнул кулаком по мягкой ручке дивана. – Тут думать нечего, дело надо делать. Ничего не остаётся… Жаль, что фрак сдал, придётся из ломбарда забирать… Ванзаров, уйди, не до тебя…
– Предлагаю сделку, – сказал чиновник сыска.
Чем вызвал усмешку.
– Ты? Мне? Сделку? Ну и что предлагаешь?
– Обещали десять тысяч за раскрытие убийства вашего сына. Готов обменять призовые на пустяк.
– Что хочешь взамен?
Ванзаров подошёл к стене, снял одну из фотографий, перевернул обратной стороной, пыльной и потрескавшейся:
– Вот на этот снимок.
– Забирай и уходи, – поспешил Фёдор Павлович заключить выгодную сделку.
На ступеньке лестницы сидел Митя. При нём был небольшой чемоданчик для краткого путешествия. Ванзаров сел рядом:
– Обманули меня, Дмитрий Фёдорович.
Митя рассматривал красный ковёр, уходивший вниз по ступенькам.
– Вы прошли церемонию «Братства льда». Вы знали, что Иван приедет. Иначе бы не отправились за его костюмом. Это было второе задание. А первым было оставить коньки для Серафимы в вашем ящике на катке. Об этом тоже соврали мне. Третье: принять Алексея Фёдоровича в забег.
Митя покачал головой:
– Я не знал…
– Не знали, что это будет ваш брат?
Он кивнул:
– Не ожидал увидеть Алёшу. Он ещё подмигнул: дескать, мы с тобой знаем. А я не знал.
– Но вы знали, что он талантливый конькобежец.
– Все знали. Только отец… Фёдор Павлович желал, чтобы Алёша стал фигуристом.
Сквозь ковёр и пальто Ванзаров ощутил холод мраморной лестницы.
– Вернёмся к вашему вранью, – сказал он, вставая, опускаясь на ступеньку ниже и опираясь о колено. – Задания получали от сестры?
На лице Мити отразилось искреннее удивление.
– Конечно, нет… Записки находил в одежде. Потом сжигал, как требовалось. Я ведь так хотел управлять тотошником. Отец… Фёдор Павлович мне не доверял. Считал глупым и слабым. А я умный… Умнее их. Знаю, как правильно высчитать обратную вероятность. Я диктовал Ивану, какому конькобежцу какие цифры ставить. Я диктовал, а он заносил в записную книжку… Это была моя мечта. Что в этом дурного, господин Ванзаров?
– Для умного и честного юноши мечта достойная. Она осуществилась. У Фёдора Павловича не осталось выбора: Ивана нет, Протасов не справляется, остаётся поручить вам… Куда теперь направитесь?
– Не знаю… Куда-нибудь.
– В убежище мадемуазель Жом?
– Никогда! – твёрдо ответил Митя.
– Что вас не устраивает? И кров, и еда для вас будут бесплатны.
– Ни за что… Не спрашивайте, господин Ванзаров. Справлюсь сам. Скопил немного, на первое время хватит. Устроюсь приказчиком. Столица большая. Не пропаду…
– Брат помог вступить в «Братство льда»? – вдруг спросил Ванзаров.
Прижав к груди чемоданчик, Митя опустил голову.
– Какой брат? – пробормотал он.
– Вы меня поняли, Дмитрий Фёдорович.
Митя бросился вниз с такой быстротой, что мог сломать шею на мягком ковре. Удача не подвела. Проскочив мимо швейцара, он выбежал на улицу. Ванзаров не стал догонять. Мальчишка и так напуган.
84
Перед встречей с великим писателем Громовержец испытывал робость. За блестящие статьи о Юсуповом катке он получил главную награду для репортёра, если не считать премиальных: интервью со знаменитостью. Гаврила прибыл в холл гостиницы «Франция» за полчаса до встречи и обнаружил, что лучшие места уже заняли репортёры других газет. Пользуясь дурной славой, он выхватил стул, с которого поднялся его товарищ по перу, и уселся сам ближе всего к креслу для великого юмориста.
Мистер Джером появился ровно в назначенный час. Его представила переводчица с английского, госпожа Жаринцова. Гаврила отметил хмурый вид дамы и хриплый голос, словно после простуды. Позади переводчицы толкался полноватый господин, который держался скромно, как тень. И помалкивал. Гаврила решил, что это личный секретарь.
Интервью началось.
Громовержец хотел задать вопрос первым, но его опередили, спросив, как мистер Джером работает. Он ответил:
– Сначала всё обдумываю, а затем сразу пишу стенографическим способом для скорости. Написанное никогда не исправляю.
Гаврила только собрался открыть рот, но последовал вопрос о биографии.
Джером при помощи Жаринцовой сообщил:
– Учился в английской филологической школе. До двадцати одного года был провинциальным актёром. Потом служил в железнодорожной компании, потом был учителем. Занялся литераторством. После успеха книги «На подмостках» выпустил несколько книг, затем пять лет ничего не писал, редактировал два журнала. Бросив журналы, снова стал писателем.