88
Приёмное отделение было очищено от задержанных и городовых. Сам пристав удалился в свой кабинет, предоставив участок в полное распоряжение сыскной полиции. За столом дежурного сидел Бранд. В привычной полицейской форме, кобура на ремне. Перед ним были аккуратно сложены листы бумаги, чернильница, перьевая ручка и голубая папка нового дела, на обложке которой уже появилась надпись. Всё, чтобы вести протокол. От напряжения поручик то и дело поправлял пробор, и без того гладкий. С утра он совершил небольшой, но героический поступок, как сам считал, и теперь кипел желанием вершить закон и справедливость до конца. Пока пристав позволяет.
Ванзаров листал пожелтевшие страницы старого дела, поднимая облачка пыли. Папка была раскопана в глухой комнате участка, куда сваливали всякую рухлядь и ненужный хлам. Хранилась она в связке никому не нужных позабытых дел.
– Что нашли, Родион Георгиевич? – не удержался Бранд.
Закрыв папку, Ванзаров положил её на край стола.
– Прежний пристав исполнял обязанности умело, – ответил он. – Протокол составлен добросовестно, не упущены важные детали. Отметил у кровати умершей чашку чая и пару развёрнутых бумажек от порошков. Подробно описал внешние признаки смерти.
– Что это означает?
– Мадам Куртиц добровольно приняла две порции синеродистого калия и запила горячим чаем. Утром в постели нашли её остывший труп.
Бранд хотел сказать что-то умное, но не нашёл подходящих слов.
– Скоро всё выяснится, Сергей Николаевич. Ведите задержанную.
Выскочив из-за стола, поручик отправился к камерам участка и вернулся, держа под руку барышню в тёплой жакетке и шапочке. Наручников на ней не было. Подведя к столу, лёгким толчком заставил её опуститься на приставной стул, а сам шустро занял своё место.
– Что это значит? Как вы посмели? Что за произвол? – Барышня сердилась и вела себя дерзко. Несмотря на три часа пребывания в камере. Что на барышень всегда действует отрезвляюще. И не только на барышень.
– Мадемуазель Куртиц, вы обвиняетесь в покушении на убийство Надежды Ивановны Гостомысловой. – Ванзаров сидел напротив и смотрел в холодные пустые глаза.
– Какая чудовищная ложь.
– Вчера около восьми вечера вы пришли в гостиницу Андреева по чёрному входу, тихонько постучали в пятый номер. Надежда Ивановна вам открыла. Шёпотом сказали, что на катке я жду её для срочной встречи. Надежда Ивановна поверила, взяла коньки. Вы вышли через чёрный ход, встретились с мадемуазель Гостомысловой за воротами сада, отвели в тёмный угол, ударили по затылку, она потеряла сознание, упала. Залепили ей рот плотным снежком и закидали снегом.
Настасья Фёдоровна спокойно улыбнулась:
– У вас богатая фантазия, господин Ванзаров.
– Не умею фантазировать, мадемуазель, – ответил он. – На вас следы снега.
Барышня инстинктивно коснулась жакета, глянула на юбку и поняла, что никаких пятен остаться не могло. Давно высохли.
– Что за глупые шутки.
– Сейчас подтвердили слова Надежды Ивановны. – Ванзаров взял паузу, чтобы не осталось сомнений, и продолжил: – Она не задохнулась и не умерла. Была найдена и спасена. Её здоровью ничто не угрожает. Сегодня в шесть утра дала письменные показания. Они у вас, Сергей Николаевич?
– Так точно, – ответил Бранд со всей серьёзностью. – Приобщены к делу.
– Совершили необдуманный поступок, мадемуазель Куртиц. Испугались, что Фёдор Павлович сделает предложение и женится на Надежде Ивановне Гостомысловой. Что для вас будет означать конец мечты стать наследницей дела. Считали, что имеете на это право как приёмная, но родная дочь. В вас порода Куртица. Ради этого выполняли поручения «Братства льда», которым меня пугали. Иначе зачем вам интересоваться моим розыском? Иначе зачем вы обиделись на моего приятеля, который пошутил про петлю на шее убийцы? Потому что вы знали убийцу, он был вам дорог, вы испугались. Не так ли?
Она не ответила, опустив голову.
Ванзаров продолжил:
– Смерть Ивана вас обрадовала: одним препятствием меньше. Вы знали, что Симка подкладывала записки вашим братьям, потом вы сунули приглашение на церемонию Картозину. Вы знаете, кто затеял «Братство льда», потому что на этом человеке держались ваши планы. Вы знаете, кто убил Ивана Куртица, Серафиму Маслову, Татьяну Опёнкину. Вы знаете, что этот человек поручил вам забрать пепел из номера Ивана, а вы отправили Котова с запиской для мадемуазель Гостомысловой. Знаете и покрываете. Это большая ошибка. Потому что этот человек предал вас. Уехал со всеми деньгами. Исчез. А вас бросил. Приговор суда и каторга достанется вам одной. А вы хотели его спасти: сообщили, что я напал на его след.
Настасья Фёдоровна не шелохнулась. Сцепила пальцы на коленях. Ванзаров ждал.
– Что хотите? – глухо спросила она.
– Пишите признание, пишите всё, что знаете о деле. Особенно опишите, как вы вздумали получить с мадам Гостомысловой десять тысяч шантажом, узнав кое-что от Симки, на что она намекнула, но не рассказала подробно. Вы поняли, что можно получить деньги, напугав Надежду Ивановну тайной, про которую сами толком не знали. Зато придумали цветок на окно поставить. Забрать не смогли, я помешал. Пишите правду. Это вас спасёт. Согласны ничего не утаивать?
Опустив глаза, она еле заметно кивнула.
– Господин Бранд, проводите мадемуазель Куртиц в отдельное помещение, выдайте письменные принадлежности, оставьте под наблюдением младшего чиновника Акулина. Потом ведите следующего.
Поручик, следивший за допросом как за театральным представлением, исполнил приказ с быстротой, не свойственной опытным полицейским. Только в начале службы можно так гореть делом. Потом огонёк затухает. Ну да ладно…
Бранд вернулся с господином в роскошной шубе, явно не по росту, вернее – по ширине. Руки господина сковали французские браслеты. Нести большой дорожный саквояж он не мог. Пришлось поручику потрудиться носильщиком. Задержанного подтолкнул на стул, саквояж водрузил на стол.
Устроившись, господин закинул ногу на ногу, демонстрируя независимость. От него излишне приятно пахло одеколоном.
– Я буду жаловаться, – заявил он.
Протянув руку, Ванзаров сорвал приклеенную растительность. Дёрнув головой и поморщившись, господин улыбнулся.
– Нельзя арестовать человека за то, что наклеил бороду и усы. Что в этом такого? В чём меня обвиняют?
– Для начала в убийстве саратовского судовладельца Паратова и Натальи Поповой, которая именовала себя Адель Дефанс.
– Какая чушь, – ответил он.
– Вчера вечером вас видели в гостинице «Франция», вы приходили в номер к Паратову.
– Да, признаю. Мокий Парфёнович пригласил меня отпраздновать его победу. Мы выпили с ним кофе, на прощание он подарил мне эту шубу и саквояж для летних путешествий. Широкая волжская душа, одним словом.
– Свой заграничный паспорт и билет до Парижа тоже подарил? – спросил Ванзаров. Чем вызвал суровое похмыкивание Бранда.
Скованными ладонями господин погладил красную полосу на щеке:
– Моя глупость. Когда вернулся домой, обнаружил в кармане шубы билет и паспорт Паратова. Да, должен был вернуть как честный человек. Но так захотелось проехаться до ближайшей станции в первом классе. Когда ещё выпадет такая удача. Поддался искушению. Но ведь это мелкая провинность, надеюсь…
– Вот же змей, – вырвалось у Бранда. За что поручик получил взгляд, от которого съёжился.
– За шалость порицают, – продолжил Ванзаров. – За кражу брелоков на золотой цепочке, заколки, запонок, перстня, которые вы сняли с мёртвого Паратова, а также кражу его портмоне и трёхсот тысяч суд добавит два года каторги.
Задрав руки и выпятив грудь в чистой сорочке и скромной жилетке, господин продемонстрировал, что драгоценностей Паратова на нём нет.
– Извольте обыскать меня, мою квартиру и проверить саквояж, – потребовал он.
Ванзаров дал знак.
Бранд расстегнул замочки, распахнул створки саквояжа и замер.
– Высыпайте, Сергей Николаевич.
На стол посыпались: пара мужских сорочек, кальсоны, пара тёплых носков, носовые платки и бритвенные принадлежности. Вещи ношеные, недостойные богатого судовладельца. В растерянности поручик ещё разок встряхнул саквояж. Выпала расчёска.
На лице господина мелькнула улыбка:
– Убедились?
Ванзаров дал знак вернуть вещи саквояжу.
– Убедился, – ответил он. – У вас, господин Иволгин, острый ум, дерзость и сильная воля. Порода видна.
– Получить комплимент от вас, господин Ванзаров, вдвойне приятней. Рад бы продолжать беседу, но мне пора. Раз моё путешествие не удалось, надо вернуться на службу. Каток уже открыт. – И он протянул руки, чтобы расстегнули браслеты.
– Я убедился, что именно вы могли совершить задуманное, найти новое решение, когда план почти сорвался, и совершить всего семь мелких ошибок, – сказал Ванзаров.
– Не понимаю, о чём вы, – улыбаясь, ответил Иволгин.
Ванзаров обернулся к Бранду, который сидел с чернильницей и ручкой наготове. Заносить в протокол пока было нечего.
– Сергей Николаевич, желаете услышать историю, какую нечасто доводится узнать полицейскому?
– Так точно, господин Ванзаров, желаю.
– Не возражаете, господин Иволгин?
– Я в браслетах, задержан невинно, – ответил он.
– Тогда начнём, – Ванзаров облокотился о стол. – Начнём с того, кто вы. При крещении вам было наречено имя Павел. Крёстной матерью была мадемуазель Жом, начальница убежища «Исток милосердия». Крёстным отцом – дворник убежища Василий. Ваша мать, Серафима Маслова, родила вас в убежище в двенадцать лет. То, что в заведении мадемуазель Жом такие случаи считаются нормой, ничего, кроме омерзения, не вызывает. Но сейчас не об этом. Ваш отец, Яков Куртиц, был убит подругой вашей матери Екатериной Люлиной. Не могу произнести вслух, что он совершил. Скажу, что у Екатерины Люлиной было две дочери, ваши ровесницы и двоюродные сестры от вашего дяди, Фёдора Павловича Куртица. Она их родила тоже в двенадцать лет. Вот такой семейный клубок.