– Доброго дня, фрау Дюбуа, – на нижненемецком диалекте заговорил со мною мальчик после скромного поклона, – матушка велели справиться о здоровье господина Дюбуа а еще спросить, не согласитесь ли вы поужинать нынче с нами?
Покуда говорил, проказник так и стрелял взглядом по нашей гостиной: увидал Софи и немедленно просветлел лицом. Не хотелось разочаровывать этих Ромео и Джульетту, но я была вынуждена ответить отказом:
– Сожалею, господин Кох, но месье Дюбуа все еще нездоровится, а оставить супруга одного я не могу. Передайте матушке мою глубочайшую благодарность за беспокойство и приглашение.
Четвертью часа позже муж полностью поддержал меня в жестком решении. Он бы меня и в кладовке запер, будь его воля… А вот господин обер-лейтенант, навестивший меня вместе с супругом, искренне не понял опасений:
– Лучше уж мадам Дюбуа быть на виду да под присмотром, нежели оставаться здесь одной. Вечером все будут в ресторане – и вы тоже, месье Дюбуа. Злоумышленник же все еще на пароходе и может попытаться пройти в коридор первого класса, а ваших супругу и детей даже защитить некому будет.
Позитива те слова никому не прибавили. Но я, пожалуй, была согласна с Вальцем, о чем робко намекнула мужу. Воодушевленный, Вальц выступил уже более решительно:
– Ежели угодно, месье Дюбуа, я и сам отужинаю в ресторане, даже сопровожу мадам Дюбуа, чтобы вы были спокойны.
Жан глядел на него из-под бровей хмуро и тяжело – но господин Вальц либо не замечал того взгляда, либо делал вид, что не замечал. Я молчала, не собиралась подливать масла в огонь. Боюсь, теперь уж, даже если муж и позволит мне пойти на ужин, то я сама откажусь.
Вальц это как будто почувствовал и сейчас же отступил:
– А впрочем, не буду настаивать и пойму любое ваше решение.
Он собирался уж откланяться, но в дверях задержался снова:
– Не хочу вас пугать, но вы слышали, по какой причине мы все еще стоим на месте? Когда пытались запустить паровую машину и осматривали пароход, кто-то из матросов увидал, что на винт намотан женский газовый шарф.
Отчего-то я разом похолодела.
– Экипаж беспокоится, что одна из дам могла упасть за борт… надеюсь, этого не случилось, конечно. Всего доброго.
Вальц ушел, а я без сил опустилась в кресло. Если бы я была суеверной, то непременно бы решила, что этот рейс проклят.
Я подумала о Еве первым делом, едва Вальц упомянул шарф…
На ней лица не было нынче утром, когда мы случайно застали ее в коридоре. И ведь на плечах она носила как раз подобный шарф из черного газа – она куталась в него и утром, и накануне вечером, когда пыталась занести книгу в каюту Жанны Гроссо.
Хотя… такой шарф есть не только у Евы. Любая дама вне зависимости от возраста и достатка имеет в своем гардеробе что-то подобное.
– Ты видел сегодня мисс Райс? – нервно спросила я мужа. – Хотя бы мельком?
И все внутри оборвалось, когда он с заминкой мотнул головой:
– Учитывай, что была буря, да и общее настроение на пароходе… вчера и сегодня я совсем мало пассажиров видел. Разве что на ужин выбираются из кают – да и то не все.
Жан подсел ко мне и заставил посмотреть ему в глаза. Сказал веско – так, что я почти поверила:
– Это лишь опасения экипажа – обычные опасения. Мало ли какой мусор может намотать на винт? Тот шарф, может, еще во времена корсаров сорвало с женских плеч и унесло в море.
– Тогда уж викингов – в этих водах они появились раньше, – мрачно заметила я.
– Пусть будут викинги. Не сомневаюсь, что жены викингов непременно имели в своем гардеробе хотя бы один газовый шарф, – хмыкнул муж. И когда я все-таки улыбнулась, поцеловал меня в щеку. – Так ты действительно хочешь пойти на этот ужин?
Я снова помрачнела.
– Совсем нет… Но если бы я пошла и увидела в ресторане Еву, мне стало бы гораздо спокойней. К тому же это отличный шанс ближе познакомиться с господином и фрау Кох.
Муж тяжело вздохнул: я чувствовала, что он вот-вот уступит.
– К тому же ты будешь рядом и не дашь случиться ничему дурному, – я положила руки ему на плечи и заглянула в глаза. – Когда ты рядом, я совсем ничего не боюсь!
Ура или увы, но своего я добилась.
* * *
7 июня, 18 часов 40 минут, Балтика, открытое море
А после пришлось спешно собираться на ужин: обер-лейтенант Вальц не отказался от своего предложения сопровождать меня.
Он встретил меня у входа в ресторан и одет был исключительно. В парадный мундир, который сидел на нем еще лучше, чем повседневный. Был чисто выбрит, причесан со светским и шиком и держался до того легко и галантно, что единственное, что напоминало в нем военного – подтянутая фигура с широкими плечами и узкой талией.
В руках он нес живую алую розу.
Такие же стояли в вазах на столах, но я все равно не могла не признать сей жест милым. И, искренне смутившись, приняла цветок.
– Право, это совершенно лишнее, господин Вальц…
– Могу я надеться, что вы станете называть меня просто Герман?
– Полагаете, это уместно? – удивилась я.
– Почему бы и нет? Я даже надеюсь, что однажды и я смогу называть вас просто Лили.
Я хмыкнула:
– Если бы вы не были так милы, то я бы с удовольствием назвала вас наглецом!
– Пусть так, – некстати рассмеялся тот, – все же это звучит теплее из ваших уст, чем формальное «господин Вальц».
Мне определенно не нравился сей разговор. И не только потому, что месье Дюбуа был где-то поблизости. Однако ж опыт флирта в моей жизни был так ничтожно мал, что я понятия не имела, как его прервать. И, может быть, самую малость я любопытствовала, чем сей разговор кончится.
Весь флирт с будущим мужем, моей первой и единственной любовью, заключался в том, что мы ссорились из-за мелочей, а потом пылко мирились…
– И как бы отнеслась фрау Вальц к тому, что посторонние дамы называют вас по имени? – прохладно спросила я. Но не устояла перед тем, чтобы не приблизить розу к лицу и вдохнуть свежий аромат.
– Единственная фрау Вальц – это моя матушка. И она бы только обрадовалась.
– Вот как? – я приуныла, ибо в этом случае флирт мне определенно не мерещился. – Вы так обходительны, с трудом верится, что не сумели покорить ни одной девушки.
Вальц улыбнулся с чуть наигранной печалью:
– Я женат на море. Или просто еще не встретил такой девушки, ради которой мне захотелось бы оставить службу.
– Да вы романтик, господин Вальц.
– Виноват. Но хотя бы я заставил вас улыбнуться – это уже победа.
Малышом Андре занялась гувернантка Кохов, а трое детей – Софи и юные Кохи ужинали за низким столиком в углу ресторанной залы. Я поглядывала на них то и дело, но дети, хоть и хихикали каждую минуту, в целом, вели себя прилично.
За столом на четверых разместились господа Кох, обер-лейтенант Вальц и я; рядом ужинали на пару американец Макгроу и синьор Эспозито, негромко переговариваясь на английском. Ничуть не удивлена, что эти двое подружились.
Но до чего же непривычно было не слышать звучного голоса мадам Гроссо… После ее смерти я ужинала в этом ресторане впервые.
Евы Райс тоже не было, что вызвало у меня новую волну паники и заставило расспрашивать о ней Кохов. Но те утверждали, что весь день провели в каюте и никого не видели.
Чуть позже, уже ко второму блюду появился месье Муратов – встревоженный и тихий. Тоже первым делом справился о Еве. Ни к мужчинам, ни к нам он не присоединился, а ограничился скромным ужином у барной стойки.
– Неужто вашему супругу до сих пор нездоровится, госпожа Дюбуа? – с искренней, казалось бы, заботой вдруг спросил господин Кох. – Мы так надеялись увидеть его хотя бы сегодня.
Вопрос застал меня врасплох – я даже замешкалась и суетливо взглянула на Вальца. Ответила тоже невпопад:
– О да… господин Дюбуа так плохо переносит море… еще и буря, и вся эта история с госпожой Гроссо. У вас какое-то дело к моему супругу, господин Кох?
– Не то чтобы что-то конкретное, но господин Дюбуа, нужно думать, превосходно осведомлен о состоянии дел во Франции. С удовольствием обсудил бы с ним пару вопросов.
Я поглядела на супружескую чету с недоверием. Они в самом деле хотят поговорить с моим мнимым мужем о политике?
Кохи все эти дни были самыми близкими моими соседями, но знала я о них – да и не только я – ничтожно мало. Аптекарь и его жена были порядком старше меня и моего мужа. Обоим хорошо за сорок, я думаю. Тихие, любезные, совершенно непримечательные люди. Господин Кох еще иногда горячился, особенно когда разговор касался политики – фрау Кох неизменно его унимала коротким взглядом или прикосновением.
И родителями они были хорошими: еще до всех этих ужасов я не раз замечала Кохов на прогулке с детьми по палубе. Все четверо держались особняком, но были, кажется, вполне, счастливы. Обыкновенная дружная семья.
Хотя на мадам Гроссо аптекарь Кох засматривался – это было…
– Господин Дюбуа в любом случае не очень любит говорить о политике, – вежливо улыбнулась я в ответ. – И не думаю, что в ближайшие дни ему станет лучше.
– Вот как? – изумилась даже фрау Кох. – Очень прискорбно, очень.
– Да. Если бы на пароходе был доктор, думаю, он пошел бы на поправку скорее – но увы, – я развела руками.
У меня не очень хорошо получалось разыгрывать сочувствие к своему ненастоящему мужу. Неудивительно, учитывая, что тот меня похитил и, возможно, пытался отравить. Но добропорядочные бюргеры Кохи могли Бог знает что обо мне подумать… Хорошо, что на выручку пришел господин Вальц и увел разговор в сторону.
– Рейс на Санкт-Петербург не самый популярный в Ростоке, – объяснил он. – В этот раз набралась всего сотня пассажиров при вместимости семьсот! Его вот-вот отменят окончательно: чудо, что этот пустили. Оттого «Ундина» укомплектована не самым лучшим образом. Надеюсь, наши пассажиры простят нам отсутствие доктора.
– Право слово, лучше б и этот рейс не пускали! – в сердцах заметил аптекарь.
Наткнулся на тяжелый взгляд своей супруги и хмуро уставился в тарелку со свиной рулькой.