Глава 21
9 июня, 19 часов 40 минут
Балтика, открытое море близь островов Эзель и Даго, Российская империя
Я не знала, поставляют ли кузнецовский фарфор, столь знаменитый в Российской империи, за границу. Едва ли. Гораздо более похоже, что брат Томаса и Катарины привез им игрушки, купленные непосредственно в России. Он проживает нынче в Российской империи? А скорее, просто там бывает… И зовут парнишку Клаус.
Когда через пять минут господин и госпожа Кох все-таки вернулись, я уже знала, кто их старший сын, и по какой причине он навещает Российскую империю. И даже догадывалась, отчего супруги так трепетно охраняют свою тайну: тайна и впрямь была опасной. Пожалуй, окажись я в их ситуации – поседела бы за считанные дни. Уравновешенные же господа Кох нервозности своей практически не выдавали.
Я не бросилась тотчас вызывать Кохов на откровенный разговор, напротив, постаралась вести себя, как ни в чем не бывало. Покинув их гостиную, скорее отдала Софи в распоряжение Бланш и отправила няню с детьми на прогулку. Сама же принялась разыскивать мужа: кому с Кохами следует поговорить, так это ему!
Не буду описывать, сколь непростым стал разговор с Гретой и господином Кохом. Однако ставки были высоки, и нам с мужем пришлось открыть им правду. Правду о том, что настоящий месье Дюбуа, французский дипломат, с которым они так жаждали поговорить, жив и здоров, и что им следует ему открыться, дабы получить помощь.
Они поверили, слава Богу.
А после я увела Томаса и Катарину, пообещав, что ими займется Бланш, ибо Кохам и моему мужу предстоял разговор еще более непростой – не следовало им мешать.
И вернулась в свою каюту – дожидаться Жана и молиться, чтобы мои догадки оказались верны…
Клаус – не самое редкое из немецких имен. И все же, здесь, на пароходе, я знала лишь одного парнишку с таким именем. Клаус Коль, стюард первого класса. Молодой немец лет двадцати, всегда вежливый и, как мне казалось, напуганный. Он вполне годился Кохам в сыновья и даже лицом немного походил на повзрослевшего Томаса Коха.
А еще я готова была спорить на любые деньги, что своего старшего сына аптекарь Кох прочил себе в преемники и отправил изучать химию в университет кого-нибудь большого города, например, в Берлин. В столицах же молодых людей часто подстерегает опасность и искушения. Право, не буду гадать, что именно приключилось с юным Клаусом, но, думаю, именно он приготовил состав той взрывчатки, мысли о которой не дают мне спокойно спать ночами.
Я очень надеялась, что сделал он ее не по собственному желанию, а под чьим-либо давлением…
* * *
И вот уже четверть часа я нервно выхаживала по гостиной, не в силах найти себе место и занятие – когда в дверь вдруг постучали. Разговор Жана с Кохами не мог кончиться так быстро, оттого я решила, что это Бланш вернулась.
Но нет.
На пороге стоял господин Вальц.
– Простите, что беспокою, кажется, уже поздновато для визитов. Я разыскиваю вашего супруга, мадам Дюбуа, – он сделал шаг в каюту и, обведя ее взглядом, наверняка понял, что Жана здесь нет. И все-таки договорил: – месье Дюбуа сообщил, что будет у вас, ежели мне понадобится.
Очень стараясь не бросить случайный взгляд на дверь каюты Кохов, я развела руками в искреннем изумлении:
– Его здесь нет, как видите. Должно быть, дела задержали.
– Странно… – хмыкнул Вальц и, хотя я его не приглашала, сделал еще пару шагов.
Дверь мне пришлось закрыть и предложить ему устроиться в кресле.
Вальц этого, однако, не сделал. Он прошелся по гостиной, будто еще надеясь найти здесь моего мужа, и куда пытливей уточнил:
– Вы и впрямь не знаете, где месье Дюбуа?
– Нет… зачем же мне лгать?!
Признаться ему, где мой муж на самом деле, и позволить немцам из-под носа увести таких свидетелей, как Кохи, я, конечно, не могла. Кохи наверняка знают, кто заказчик взрыва, – и выйти на них, чтобы раскрутить всю цепочку до конца, должны русские. Это даже не обсуждается!
В попытках избежать разговора, я даже сделала вид, что оскорбилась, но номер не прошел. Вальц окончательно потерял терпение:
– Я не знаю, зачем вам лгать, мадам Дюбуа, но отчего-то у меня зреет стойкое убеждение, будто вы водите меня за нос! Ваш муж наверняка рассказал, что я не простой моряк пассажирского парохода, меня направили на «Ундину», сочтя сей рейс неблагонадежным – и не прогадали, ибо вскоре стало известно, что здесь хотят перевезти бомбу, дабы взорвать русского царя. И тут на моем пути встречаетесь вы, месье и мадам Дюбуа! Не буду лукавить, я полагаю, вы не просто дипломаты! Вы выполняете более щекотливые поручения от Парижа, не так ли?!
– Право, я не понимаю, о чем вы говорите…
– Не понимаете? Что ж, когда мы вернемся в Берлин, вы и ваш супруг будете арестованы по подозрению в шпионаже. Так доходчивей?!
Я не нашлась, что ответить, только упрямо качала головой, не желая принимать обвинения.
Но Вальц и не слушал.
– Ваш муж еще не знает, что мною были отдельно допрошены помощники начальника полиции Шефера, – сообщил он в запале. – Те самые, что доставили вас на пароход! И эти трое поведали, что с месяц назад некая молодая француженка-брюнетка пыталась подкупить чиновника-паспортиста, чтобы заполучить фальшивые документы. Точнее, не пыталась – у нее это вполне получилось.
Вальц и прежде говорил, будто Шефер подозревал меня в подкупе должностного лица – это новостью не было. Однако услышав подробности о молодой француженке-брюнетке, я в самом деле почувствовала себя нехорошо…
– Чиновник, разумеется, еще получит свое, от него-то и вызнали имена француженки и мужчины, на чье имя она заполучила документы. К сожалению, Шефер не был до конца откровенен с подручными: эти трое лишь знали, что на имя мужчины был куплен билет на «Ундину», на этот самый рейс. Но он раскрыл им имя женщины – Лили Дюбуа!
Я упрямо качала головой:
– Это ложь. Провокация. У вас нет доказательств, господин обер-лейтенант!
– Действительно нет, – признал тот. – Но они будут, едва вернемся в Берлин. Там отыщутся записи Шефера, и, в крайнем случае, можно будет снова допросить чиновника. – Вальц вдруг усмехнулся. – Подручные Шефера утверждают, что в его вещах был портфель с документами, в которых, вероятно, имелось кое-что любопытное. Однако портфель пропал вместе с хозяином. И с ними же пропал именной револьвер Шефера. Вероятно, покоятся теперь на дне Балтики.
Я насторожилась. Тот, кто избавлялся от документов и тела, вполне мог захотеть оставить револьвер себе, а не бросить в волны. И это зацепка.
– Вас арестуют, Лили, – невесело продолжал Вальц. – Как минимум за подкуп должностного лица, и как максимум за шпионаж в пользу Франции. Все мы понимаем, для чего и для кого вы приобретали фальшивые документы. Только ваш муж в тени – а вы на виду.
– Что ж, если все так очевидно, то у вас и правда нет другого выхода, кроме как арестовать меня.
Вальц тяжко вздохнул.
– Мне не хочется вас арестовывать. Вы и так много вынесли, чтобы снова вас мучить. И ведь вашего мужа вы все равно не выдадите? Знаю, что не выдадите, можете не отвечать.
Вальц резко отвернулся, заложил руки за спину и снова прошелся, будто в этом был смысл.
А я и впрямь не знала, что сказать. Это было ужасно – то, что мне приходилось лгать в глаза человеку. Хорошему человеку, что бы там ни говорил о Вальце мой муж. Эгоистично пользоваться добрым его ко мне отношением – иначе не скажешь.
В этот миг я как никогда ясно осознала, что это не для меня – такие приключения. Не для меня – лгать каждый день и час, манипулировать другими и кем-то притворяться.
Даже если окажется, что муж мой прав относительно Вальца – лгать мне ему не хотелось.
– Мне нечего вам сказать, господин Вальц… – ответила, наконец, я. – Я не делала ничего, в чем меня обвиняете вы и господин Шефер.
По крайней мере, в последнем я была искренна как никогда. И все же видела, что Вальц мне не верит.
– У месье Дюбуа нет ни одного качества присущего дипломатам, – насмешливо произнес он. Его отправили в Берлин для иных задач, и вы прекрасно знаете, для каких.
– Желаете сказать, что мой муж некомпетентен? Так скажите это ему, а не мне…
И тут в дверь снова постучали, оборвав наш диалог на полуслове.
Правда, в этот раз утруждать себя ожиданием не стали: после короткого стука Жан сам отворил дверь.
– Легки на помине, месье Дюбуа! – не обрадовался ему обер-лейтенант. – Позвольте спросить, где вы пропадали?
Жан бросил короткий взгляд на Вальца, на меня, потом снова на Вальца. И не нашел ничего лучше, чем озвучить то, что я так старательно скрывала:
– Беседовал с господином и госпожой Кох. Они признались, что на пароходе плывет их старший сын, Клаус. И что он и есть Химик, которого мы разыскиваем.
Я смела лишь надеяться, что Жан знает, что делает…
* * *
Догадка моя относительно Кохов оказалась верна. Жан рассказал, что в возрасте восемнадцати лет Клаус, старший и подающий большие надежды сын состоятельного аптекаря, был отправлен учиться в Берлин. Как бывает, увы, нередко, связался с дурной компанией и начал жить на широкую ногу, совершенно не по средствам. Играть в карты; точнее – проигрывать.
Деньги, что присылали родители, разлетались мгновенно, и Клаус начал влезать в долги. А чтобы отыграться – в еще большие долги. Родителям он и тогда не решился открыться: предпочел бросить учебу (хоть и слыл одним из лучших на курсе), и устроиться стюардом на пароход. Клаус умел вести себя в обществе, знал французский и немного английский, потому довольно быстро его поставили прислуживать в первый класс. А после он попал на «Ундину».
Клаус понимал, что загоняет себя в угол, но привычке своей тратить больше, чем зарабатывает, и теперь изменить не смог. И вот тогда-то, Клауса разыскал некий человек – немец, как сказал господину Вальцу мой муж. Немец сообщил юному стюарду, что выкупил его долги и простит их все, ежели тот возьмется за одно щекотливое «дельце», требующее от него знаний и навыков, полученных на химическом факультете.