– Вы думаете насчет скита? – спросил он у Василя.
– Да. Либо… помнишь, ты говорил про заграничные Академии? Если отправить ее в Прагу…
– Ты же сражался во время вторжения, Гера, – тут же вмешалась бабушка, – и видел, как сильны и умелы наши колдуньи. Да, они пожертвовали земными радостями, но подумай, сколько невинных душ они спасли. Я желаю вам всем, и внукам, и правнукам своим, только добра. Никто не собирается постригать Верочку в монахини. Она вполне может быть послушницей до совершеннолетия, по закону монашество можно выбрать лишь добровольно, ты сам это отлично знаешь. И если школу для девочек все-таки откроют, Вера сможет перейти туда. Обойдемся без этой вашей… иностранщины. Ребенок один, на чужбине. Среди молодых парней! Ты подумай, каково ей придется?
Аверин пожал плечами.
– Любава училась в Академии. И ничего там с ней не случилось. Но, – предваряя спор, добавил он: – я понимаю, о чем вы говорите. В чужой Академии чужой язык и чужие нравы. И ей придется нелегко. К тому же она не сможет вернуться и останется служить Праге.
Аверин подумал немного, и вдруг его посетила блестящая идея.
– Вот что, – сказал он, – есть еще одна возможность: Кузя сейчас находится в Коимбре. И с этой Академией налажен обмен студентами. Можно узнать, возьмут ли Веру на первый курс. Тогда через год-два она будет иметь все шансы вернуться. Если женщинам разрешат учиться и практиковать, то можно будет продолжить обучение на родине. А вы, бабушка, если у вас имеется возможность задержаться в родном доме, пока что позанимайтесь с Верой.
– Ненадолго я могу отлучиться, – видимо, бабушка решила, что, обучая правнучку, сможет уговорить ее выбрать скит.
– Теперь я волнуюсь немного меньше, – было заметно, что у Василя слегка отлегло от сердца. – Еще бы ты поскорее покончил со своей новой авантюрой…
– Нет причин беспокоиться, – усмехнулся Аверин, – скоро в Пустошь колдуны начнут ходить как на работу. А Екатерина Френкель уже в этот раз останется там на неделю. Вот за кого надо волноваться. А я вернусь к ужину.
– Может быть, возьмешь с собой Анонимуса?
– Нет необходимости. Сражений не будет. Предстоят только переговоры. Владимир подходит для этого лучше.
– И то правда, – согласился Василь.
А бабушка вдруг произнесла:
– Мне нужно срочно поговорить с тобой, Гера. Наедине.
После завтрака перебрались в гостиную. Аверин помог бабушке сесть в кресло, сам же остался стоять у окна. Удивительно, но во время разговора о судьбе Веры бабушка предпочла не давить, как обычно, а договариваться – и даже будто бы спрашивала совета. Что на нее так повлияло? То, что раскрылись ее махинации с заклинаниями? Или новая должность Аверина вызывает у старой графини хоть какое-то уважение? Или бабушка в конце концов осознала, что ее внуки выросли?
– Ты не будешь садиться? – спросила она.
– Нет. Разговор ведь не долгий? Если все-таки да, я предлагаю отложить его до моего возвращения.
Бабушка покачала головой:
– Нет, до твоего возвращения он ждать не может. Ты ведь идешь в Пустошь для того, чтобы встретиться с ним?
Аверин кивнул.
– Тогда скажи мне, только честно скажи, Гера. Это он убил… твоего отца?
– Я спрашивал. И он, глядя мне в глаза, ответил, что не отдавал такого приказа. Инициатива якобы исходила полностью от императора, который подозревал отца в измене и заговоре против него.
– Уверена, что он сказал именно это. Но я хочу знать, что ты думаешь сам. Мне хорошо известно, как вгрызаются в человеческий разум эти существа. Сначала осторожно и почти незаметно они ищут твои слабости. И как только найдут, начинают изо всех сил подливать масла в огонь. Неуверенность превращается в страх и вину. Подозрительность – в манию преследования, любовь – в необузданную страсть. Не перебивай меня, – она подняла руку, увидев, что Аверин собрался ответить. – Аркаша и Володя были знакомы с пяти лет. Вместе готовились к поступлению в Академию, здесь, в этом доме, пока твой дед воевал совместно с будущим государем Александром. Ведь род Колчаков был менее знатен, чем наш… – не смогла не ввернуть бабушка. – Но даже когда это изменилось и Володя приезжал сюда, уже будучи наследником, он вел себя… ты пойми, они с твоим отцом были как братья. Когда Аркаша подрос, он привозил в гости Володю и еще одного мальчика… Алешу, кажется, они подружились в Академии. Я прекрасно помню Рождество, когда им было по шестнадцать, твой дед был еще жив, мы устроили настоящий праздник, много говорили, веселились. Потом, когда наследник был вынужден оставить Академию из-за смерти своего отца, их пути с Аркашей несколько разошлись, но мы бывали в столице и нас принимали с такой душевной теплотой… Как он мог, Гера? Как мог Володя не доверять Аркаше? Убить его? Я просто не в силах в это поверить. Но див проникает в самую душу и может поселить там искру сомнения. А потом раздуть эту искру в огромное пламя. Он не отдавал приказа, Гера, но это он изменил императора.
– Я понимаю, о чем вы, – Аверин с некоторым удивлением обнаружил на щеках бабушки слезы.
– Я знаю, что ты понимаешь. И хочу услышать твой ответ. Ты ведь привязывал его, когда вел с собой в Шлиссельбург. Что, если он все еще имеет на тебя влияние?
Бабушка не знала даже половины всего, что было связано с бывшим Императорским дивом. И Аверин решил, что знать ей этого не следует. Тем более что она во многом права. И что именно ответить ей, Аверин не знал. Мог ли Александр специально разбудить в императоре Владимире паранойю и постоянно подогревать ее? Разумеется мог, особенно если вспомнить, как он поступил с Александром Четвертым – и совершенно этого не скрывал.
– Я не могу сказать точно, – честно ответил Аверин. – Но мой див Владимир защитит меня от захвата.
Как именно Владимир собирается это сделать, он предпочел умолчать.
– Я верю в тебя, Гера, – тихо проговорила бабушка, – но… кто защитит всех нас от него? Тебе не следовало выпускать изо льда эту тварь. И Аркаше… не следовало лезть в эту проклятую ледяную клоаку.
Она опустила голову. А Аверин, поддавшись внезапному порыву, подошел и крепко обнял ее.
– Бабушка, – проговорил он, – ваши внуки выросли. И мы справимся, я обещаю.
Старая графиня ничего не ответила. Только, протянув руку, принялась гладить его по волосам.
Окрестности склепа изменились разительно. Рядом был организован склад, где штабелями лежали плиты, покрытые серебром и предназначенные для транспортировки в Пустошь, справа размещался ангар, через открытые двери которого можно было разглядеть очертания нескольких снегоходов.
– Теперь ты понимаешь, почему мы решили перенести склеп, – заметил Василь. – Какой уж тут покой… зато все снаряжение хранится в одном месте. Можно переодеться прямо перед походом и не вспотеть по пути.
Аверин посмотрел на лежащие вокруг сугробы и рассмеялся:
– Не очень актуально в нынешнем сезоне. Эх, жалко, нельзя установить горячую ванну прямо на выходе.
– Я обдумаю это, – с совершенно серьезным видом проговорил Василь.
– Вернешься в особняк?
– Нет. Хочу хоть раз по-настоящему проводить тебя в поход. Коридор в последние недели открывали так часто, что нам разрешили во время этих процедур не покидать дом.
– Когда что-то отправляют в Пустошь, коридор не опасен. Опаснее, когда из Пустоши возвращаются колдуны. Но я надеюсь, Александр сдержит свое слово и никто лишний оттуда не вырвется.
– Ты называешь его Александром? – усмехнулся Василь.
– Да. А как его еще называть?
– И то верно. Что же, иди одевайся, тем более дамы уже закончили свои дела.
Василь указал на появившихся в конце аллеи Любаву и Екатерину Френкель. За ними шествовал Анонимус, положив на плечо что-то похожее на треногу для фотоаппарата. Во второй руке он держал весьма объемную сумку. В ней, по всей видимости, размещалось оборудование, которое чародейка собиралась взять с собой в Пустошь. Аверин повернулся и вошел в ангар. И обнаружил там кабинку для переодевания со своим именем – Василь позаботился даже о такой мелочи. Переодевшись и затянув на себе снаряжение, он вышел на улицу. Анонимус как раз закончил устанавливать треногу. Любава суетилась вокруг, контролируя процесс.
Наконец появилась Френкель. Сумка была перекинута через ее плечо.
– Это все ваше оборудование? – спросил Аверин.
– На сегодняшний день – да. И еще часть уже отправлена, – пояснила она.
– Тогда идемте, – он указал на склеп, где у входа уже ожидал плотно накормленный и получивший кровь Владимир.
Волнения на этот раз почти не было. Неужели походы в Пустошь и правда скоро станут рабочей рутиной?
Зайдя, Аверин бросил короткое:
– Все готовы? – получил положительный ответ и раскрутил звезду. И тут же ощутил, как рука Владимира крепко сжала его предплечье.
Коридор захватил, закружил, по спине ударил озноб, и рука дива превратилась в огромную когтистую лапу, продолжавшую тем не менее довольно аккуратно держать хозяина.
Наконец коридор закончился, и Владимир, опустив колдуна с чародейкой на лед, взмыл в темное небо, издав громкий предупреждающий рык. Отгонял дивов? Скорее всего. Аверин встал на ноги, протер очки и чуть не открыл рот от изумления.
В нескольких сотнях метров от выхода из Коридора возвышался громадный ледяной дворец, подозрительно напоминавший императорский дворец в Омске.
На карнизах и крышах огромных окон виднелись ледяные статуи. Но поражало не только это. Окна дворца светились разноцветными огнями, окрашивая статуи и стены в причудливые цвета. Огромная конструкция настолько ярко полыхала на фоне серого сумрака Пустоши, что Аверин невольно прикрыл глаза.
– Ну ничего себе… – пробормотала у него за спиной Френкель, – это что же, и есть убежище?
– Похоже на то, – ответил Аверин, – готовьтесь. Мы отправляемся на аудиенцию к императору Пустоши.
Чародейка достала из сумки какой-то похожий на паука прибор. Вытащила складные «антенны-ноги» и установила конструкцию размером примерно с ладонь на мерцающий узор коридора. Тотчас же из «брюшка» появилась капля крови и упала на линии.