Меньшов улыбнулся:
– Я вижу, юный Афонсу тебя впечатлил. Увы, ничего не поделаешь, Ивану Григорьевичу с наследниками повезло куда меньше, чем дону Криштиану. Его сын Николай был поздним ребенком, и, видимо, на радостях родители сильно разбаловали его. С внуком Иван Григорьевич решил не повторять подобной ошибки, но совершил другую.
– Хм… – удивился Аверин. – Вы считаете, что в действиях Матвея виновато воспитание, а не собственный дурной характер и несдержанность, совершенно неподходящие для будущего колдуна? К счастью, колдуном он не станет, даже если суд к нему будет снисходительным и учтет раскаяние. У этого юноши, на мой взгляд, очень плохо и с самоконтролем, и с ответственностью за свои поступки. Зато, надо отдать должное, неплохой актерский талант.
– Ох, знаете, Гермес Аркадьевич, – Меньшов наклонил голову, – а я ведь Матвея вполне понимаю. Не оправдываю, нет, но понимаю. Вы просто никогда не были на месте подростка, у которого всего одно старенькое пальто, а сданный на оценку ниже «отлично» экзамен будет стоит учебы.
– Вы сравниваете Матвея Светлова и себя? – удивился Аверин.
– А почему бы и нет? В Академии, несмотря на кажущееся равенство, студенты вращаются в кругах, соответствующих их положению в обществе. Матвей по своему происхождению равен своим друзьям. Но на деле…
Олег практикует похвальную для колдуна сдержанность и даже некоторый аскетизм, но все проявляется в мелочах. Наверняка во время прогулок в Москве именно Олег платил за Матвея в ресторанах, ведь в те забегаловки, которые мог себе позволить Матвей на более чем скромное содержание от деда, такие, как Олег или Татьяна, никогда не зайдут. Одежда Матвея на порядок скромнее одежды его друзей, и все они прекрасно это видели. И я уверен, что Матвей постоянно занимал у Олега деньги, под шутки а-ля «с жалованья рассчитаешься». Представляете, как это унизительно для подростка?
– Не за это ли вы вызвали на дуэль моего отца? – несложно было догадаться, что Меньшов описывает собственный опыт дружбы, и не с кем иным, а с Аркадием Авериным.
– А ведь вы угадали, Гермес Аркадьевич, точнее почти угадали. Впрочем, я обещал рассказать вам эту историю. В те годы мы с Аркадием были как раз в возрасте Матвея и Олега, ну, может, чуть младше. И я мало того что был беден как церковная мышь, но еще и обладал очень мощным и опасным оружием. Все свободное время у меня уходило на тренировки, спал я от силы три-четыре часа, сами знаете, что бывает, когда оружие рвется из-под контроля. В результате я лишь бесконечно практиковался, бегал и зубрил. Можете представить, что я из себя представлял и как выглядел? К тому же эта моя особенность… – Меньшов поднял руку в перчатке. – В общем, я стал постоянным объектом насмешек. Не издевался только ленивый. А ваш отец… он был весьма остроумен. И однажды он сделал кое-что жестокое и обидное, к тому же на студенческой вечеринке, при всех. Я вызвал его. Мне ужасно хотелось поставить Аркадия Аверина на место. Я уже неплохо владел своим оружием, а у него оно так и не проявилось, поэтому я надеялся хорошенько унизить его и посмотреть, как он просит пощады. Но вышло совсем не так, как я ожидал. Пока я пафосно призывал и усмирял свой огненный клинок, ваш отец вытащил из-за пазухи револьвер и прострелил мне правую руку. Вот тут, – Меньшов коснулся плеча.
Аверин сдвинул брови и прикусил губу.
– Выглядит не очень-то честно… – пробормотал он.
Старый колдун рассмеялся:
– Ну, использовать колдовское оружие против того, у кого его нет, не намного честнее, верно? Ваш отец вполне мог вызвать незаконного дива и закончить на этом учебу для нас обоих, но это в его планы не входило. Кроме того, Аркадий отлично умел стрелять и знал анатомию. Поэтому пуля лишь слегка задела мне мышцу, через четыре дня я уже вернулся к тренировкам. Но зато, провожая меня в госпиталь, Аркадий принес мне извинения. И этот эпизод положил начало нашей дружбе, если можно так сказать.
– Так сказать? Или все-таки дружбе?
– Дружбе… но с некоторыми нюансами, – пояснил Меньшов. – Аркадий Аверин и Владимир Александрович Колчак действительно приняли меня в свой круг. И это дорогого стоило. Я очень ценил их расположение, но ни тот ни другой не скрывали своих целей. Будущему императору нужны были сильные и верные колдуны. И я был и остаюсь именно таким, уж поверьте. А Аркадия интересовало мое оружие и возможность изучать боевого колдуна в действии. Я все это позволял. Он присутствовал на тренировках, использовал приборы и обвешивал меня какими-то коробочками и проводками. И, возможно видя мои мучения и упорство, проникся ко мне большей симпатией. Аркадий, скажу прямо, принял меня на правах младшего компаньона. Он покровительствовал мне и даже регулярно давал деньги. Вам это может показаться подачками, а такая дружба оскорбительной, но я никогда не был горд и щепетилен. И деньги мне были очень нужны. Кроме того, Аркадий приглашал меня в гости в ваше родовое поместье, а после окончания Академии и вовсе сделал царский подарок – разрешил совершенно безвозмездно пользоваться своей квартирой в центре Петербурга. Так что я действительно очень ценил его дружбу и, если бы не он, не знаю, как бы справился.
– Спасибо за еще одну семейную историю, – задумчиво произнес Аверин. – Но я все равно не вижу ничего общего с Матвеем Светловым. Этот юноша… мне кажется, что даже мешочек, выпавший из рук деда, он подобрал, надеясь, что в нем деньги или что-то подобное.
– Я тоже так считаю, – согласился Меньшов. – И не оправдываю его. Но, как говорил, понимаю. Он не просто хотел улучшить свое положение, он хотел спасти горячо любимого отца. Тот никогда не жалел денег на сына и, когда в картах или на тотализаторе улыбалась удача, щедрой рукой делал Матвею дорогие подарки. Я часто видел у парня то золотые часы, то колдовские приборы, стоящие солидных денег. И отлично осознавал, откуда появлялись эти вещи. И… куда они девались потом. Скорее всего, Матвей отдавал их матери, чтобы она могла отнести сокровища в ломбард. Также отец возил Матвея на скачки, постоянно брал с собой на всякие балы и званые вечера, где кутил, не жалея доставшихся ему легких денег и спуская свой выигрыш за считаные дни, а то и часы. Этот человек был для Матвея, скажем так, «отцом-праздником». В отличие от сурового скаредного богатея-деда, скрупулезно подсчитывающего, сколько денег выдать внуку на содержание в этом месяце. Поэтому ярость и злость появились в Матвее не ночью возле фонтана, когда Иван Григорьевич не ответил на его просьбу. Ненависть копилась годами. Так что в чем-то мне жаль Матвея. Я обещал Ивану Григорьевичу позаботиться о нем. И поэтому сделаю все, что смогу, чтобы облегчить его участь. Но в одном вы полностью правы, Гермес Аркадьевич. Хорошо, что он не станет колдуном.
Все помолчали некоторое время.
– Нет, – вдруг нарушил тишину Кузя, – это все неправильно. Несправедливо!
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Аверин.
– Ну… как все вышло. Проректорша эта… Она ведь ничего плохого не желала, ну, намерения-то у нее были хорошие… она спасти хотела. И дяденька ректор помог бы сыну, если бы знал, да? – Кузя посмотрел на Меньшова.
– Да, разумеется. И Николай Иванович тоже не злодей, просто совершенно безответственный человек. Конечно же, Иван Григорьевич не бросил бы сына. Он не знал про аварию и на арене наверняка подумал, что Матвей пришел выпрашивать выкупить закладную. Так что Гермес Аркадьевич был прав, когда говорил, что ректора убил я. Хоть и косвенно и пытаясь помочь. Но вместо этого кинул первый снежок, стронувший лавину.
– Вот! Я об этом же… несправедливо.
– Нарушение закона даже ради благой цели редко приводит к хорошим последствиям, – заметил Владимир и уточнил: – Преступление, которое совершила Наталья Андреевна Демидова, не входит в юрисдикцию Управления. Ее участь будет решать Академия?
– Да, – подтвердил Меньшов. – Коллегия вынесет решение, но только после того, как вернется Инесса.
– Она… не сожрет ее? – поинтересовался Аверин, вспомнив о высших приоритетах дивов Академии.
– Не знаю. Наталья Андреевна на данный момент не представляет опасности. Но Инесса имеет основания сожрать ее, чтобы лично установить истину. Да и в любом случае наказание за попытку взлома Хранилища и использование запретного заклятия довольно суровое.
– М-да… – протянул Аверин. Он был согласен и с Кузей по поводу справедливости, и с Владимиром относительно закона. Но вмешиваться в дела Академии государственные служащие права не имели. – Кстати, – спросил он, – а Инесса? Вы уже придумали, как подать ей сигнал?
– У меня появилась одна идея. Если получится, наставницу Инессу мы сможем увидеть уже завтра утром. Вы же останетесь до ее возвращения?
– Да, разумеется, – Аверин улыбнулся. – Я прибыл сюда, чтобы выяснить, что произошло с Сергеем Мончинским. И не уеду без него.
– Вот и отлично. Ну что же, тогда предлагаю посидеть сегодня вечером в непринужденной обстановке, как планировали. В конце концов, мы завершили очень важное дело. Может быть, мне уже можно немного кофе? – Меньшов с надеждой посмотрел на Диану.
– Врач категорически запретил, особенно по вечерам, – отрезала Диана. Но, увидев несчастное лицо хозяина, смягчилась и добавила: – Но разрешил немного какао. Я уточняла сегодня после осмотра.
– Что же… давай какао, но с ванильным кексом, никаких сухофруктов! Гермес Аркадьевич, вам что?
– Чаю, – решил Аверин.
– Отлично, – Евгения встала, – тогда пойду и все приготовлю. Давно я отцу какао не варила, даже соскучилась.
– А мне? Мне можно какао? – встрял Кузя.
– Да, Женя, свари еще порцию для нашего студента. Владимир? Ты ничего не хочешь? Леденцов нет, но есть карамель и ириски, я сегодня видел на столе. Диана?
Все заметно оживились.
– Благодарю, – сказал Владимир и поднялся, – но я уже ухожу. Мне необходимо вернуться в общежитие.
«Феофан уже отправился в Петербург», – сообразил Аверин.
Владимир поклонился и исчез. Меньшов с грустью посмотрел ему вслед.