– Ты ведешь себя подозрительно спокойно, Кейт, – нервно улыбаясь, говорит он.
– Ох, черт побери! – кричу я. – А что ты хочешь услышать? Что ты разорвал мое сердце на куски?
На кафе опускается вежливая тишина, нарушаемая лишь пронзительными воплями детей за соседним столиком.
Но я уже разозлилась и хочу его расстроить, заставить его прочувствовать боль, пронизывающую каждую клеточку моего тела.
– Твоя жена! – говорю я, слегка повышая голос. – Она совсем не такая, как я представляла. Но о чем это я, ты же всегда был полон сюрпризов.
Он обхватывает голову руками, и я отворачиваюсь. Жалкое зрелище. Я веду себя жалко. Но я ничего не могу с собой поделать.
– Ты была мне нужна, – говорит он. – Я тебе ни разу не солгал. Ты с самого начала знала, что я женат.
– Да, знала.
– И ты говорила, что тебе не нужны обязательства, – продолжает он. – Что из-за твоего отца тебе противна сама идея брака. Ты сказала мне это, когда мы только познакомились, еще до того, как все началось.
– А насколько я помню, ты говорил, что тебе противна твоя жена, – перебиваю я.
Плечи у него опускаются.
– Я люблю тебя, Кейт, – говорит он.
Мои глаза застилают слезы. Зачем он это делает?
– Я люблю тебя так сильно, что мне страшно. Но у нас нет будущего. Мы видели одни и те же ужасы, нам снятся одни и те же кошмары. Я читал слова твоего оператора Грэма о ребенке в Алеппо, и я знаю, через что ты прошла, потому что сам вытаскивал детские тела из земли, иногда по десять в день. Качал их на руках, и они выглядели точь-в-точь как мои дети, когда спят.
Лицо у него опухло от слез, и я непроизвольно тянусь к нему рукой и ласково вытираю слезинку с щеки. Он берет меня за запястье и целует.
– Закрывая глаза по ночам, я вижу мертвых детей, – говорит он. – Эта тьма сидит глубоко вот тут, и так просто она не уйдет. – Он постукивает себя по лбу моей ладонью. – Вот почему мне нужна Хелен. Потому что она даже представить себе не может то, что видел я. Приходя домой, я могу обо всем забыть. Смыть запахи и поменять картинку. Дом, девочки, Хелен – они чисты.
– А я бракованный товар, – говорю я, выхватывая руку.
– Нет, Кейт, – говорит он. – Ты красивая, умная и храбрая, ты – самая невероятная женщина из всех, кого я знаю. И если бы этот мир был прекрасен и справедлив, кто знает, как бы все сложилось.
– Мы бы жили долго и счастливо, – печально говорю я. – Ты знаешь, что так не бывает, Крис, и это не то, чего я хотела.
– А чего ты хотела? – Он наклоняется и неотрывно смотрит на меня. – Почему ты была со мной столько лет?
– Когда ты был рядом, кошмары прекращались, – говорю я. На мгновение я встречаю его взгляд, после чего отворачиваюсь и смотрю в окно.
На парковку приехала еще одна машина «Скорой», и пока она ждет, чтобы выгрузить пациента, я чувствую, как у меня под ногами вибрирует мотор. Я чувствую, что Крис хочет продолжить разговор, но я устала пытаться воскресить то, что вообще не имело права на жизнь.
Я прислоняюсь к окну, пейзаж раскалывается на множество точек, и я вижу, как в этих точках мерцает мое прошлое. Отец, стоящий на пороге с руками, сложенными на груди, сломленный человек в сломанном доме; мама, бегущая навстречу волнам; лицо Дэвида, собирающего розовые ракушки; Ханна, извивающаяся в пластмассовой колыбельке. Футбольный мяч Нидаля, лежащий на улице, и улыбка Салли, когда она закрыла глаза. Кафе наполнили призраки; чувствуя ладонь Криса на своей ладони, я закрываю глаза и пытаюсь смахнуть их всех, но они плотно засели у меня в голове, словно опухоли, питающие друг друга.
Я смотрю на Криса и понимаю по его лицу, что мы сказали все, что следовало сказать. Это конец, дальше пути нет.
Мы молча встаем и выходим из кафе, проходим через лабиринты коридоров и оказываемся на улице, на огромной бетонной парковке.
Ветер ударяет в лицо, и я чувствую себя совершенно вымотанной. Рядом подает сигнал такси, и группа больничных работников проносится мимо нас, стоящих неподвижно на краю тротуара, никто из нас не хочет прощаться первым.
– Ты права, – наконец говорит он. – Не бывает долго и счастливо. Но мы можем попытаться, Кейт, еще есть надежда. Ведь мечтать о счастье не всегда значит тешить себя иллюзиями, правда?
– Конечно, нет, – отвечаю я, думая о Ханне и Дэвиде и о пути, который нам предстоит проделать. – Не верь я в это, я не смогла бы делать мою работу. Пока есть вера в то, что человеческие существа способны не только ненавидеть, но и любить, мне есть зачем жить.
– А как же кошмары? – Он смотрит на меня умоляюще, словно висит над пропастью и я – его единственная надежда на спасение. – Получается, от них никуда не деться?
– Я буду над этим работать, – говорю я. – Возможно, пойду к психотерапевту, не знаю.
– Что ж, если поможет, пусть они мне позвонят, ладно?
Я улыбаюсь. Вот они мы – два опустошенных человека, стоящих на пороге новой жизни, не в силах сделать первый шаг.
– Ну, – говорю я, – тебе сейчас куда?
– Я… не знаю, – отвечает он. – А ты хочешь что-то предложить?
– Я? Я вернусь в больницу и найду мою семью, – говорю я. – И думаю, тебе следует сделать то же самое. Езжай домой, Крис.
Он кивает и хмурится.
– И что потом?
– Кто знает?
– Да, – говорит Крис. – Слушай, я сейчас возьму такси и могу…
Я притягиваю его к себе и целую в щеку, слова повисают в воздухе. Я чувствую, как его тело расслабляется, как раньше, и на мгновение почти уступаю, еще чуть-чуть, и я позволю ему вернуться.
– Пока, Крис, – отстраняясь, говорю я.
Его глаза сверкают в свете больничных ламп, он прикладывает палец к губам и касается им моего рта.
Затем он поворачивается и идет к ряду такси, я смотрю, как он открывает дверь и залезает в машину. Смотрю, как машина отъезжает, и его голова становится все меньше и меньше, пока, наконец, не превращается в точку на нечетком горизонте.
На часах почти два, когда я подхожу к набережной. Рыбацкие лодки пришвартованы у берега, а на пляже стоят рыбаки и распутывают сети. Я перехожу дорогу и направляюсь к лодкам, читая по пути их имена: Отверженный, Звезда морей, Мерлин, Друг капитана. И наконец вижу лодку со зловещими черно-белыми полосками – Ахерон. Я ступаю по гальке, слушая, как под ботинками похрустывают двустворчатые ракушки, но хозяина лодки нигде не видно.
Сегодня мой последний день здесь, и хотя мне страшно узнать правду, я знаю, что нужно спросить.
Когда я подхожу, мужчины открывают глаза от сетей. Он них пахнет потом и солью.
– Прошу прощения! – Я стараюсь перекричать рокот волн. – Рэй здесь?
– У него перерыв, – говорит молодой парень, еще совсем подросток. Он стоит и, прищурившись, на меня смотрит.
– А-а-а… – Ветер бьет мне в лицо. – А вы не знаете, когда он вернется?
– Он в кафе на углу, милая, – выступает вперед мужчина постарше. Он отталкивает парня в сторону. – Не обращай на этого внимания. Не умеет себя вести.
Поблагодарив мужчину, я возвращаюсь на дорогу, я чувствую на себе их взгляды. Словно они все знают.
В кафе пахнет яйцами и жареной картошкой. Я захожу внутрь и оглядываюсь по сторонам. И вот я вижу его. Он сидит за столиком у окна и смотрит на море, в руке у него большая кружка чая.
Когда я подхожу, он поднимает голову.
– Кейт, – говорит он, вставая на ноги. – Я видел новости. Бедная Салли. Мне так жаль.
– Я хочу вас спросить, Рэй, – говорю я, садясь за столик. – О смерти Дэвида. И на этот раз скажите мне правду.
Он смотрит на меня глазами, полными боли, и подзывает официантку.
– Сперва выпей чего-нибудь горячего, – говорит он.
Мы сидим в тишине, когда официантка ставит передо мной кружку горячего чая. Когда она уходит, я наклоняюсь к Рэю и прикасаюсь своей рукой к его.
– Рэй, пожалуйста. Это правда? – спрашиваю я. – Что я убила моего брата? Мне нужно знать.
Его глаза расширяются.
– Все было не так, – мотая головой, возражает он.
– А Пол сказал, что так, – говорю я, в ушах у меня до сих пор звенят слова Пола. – Он сказал, Салли ему рассказала, что я… утопила Дэвида.
– О, боже, – говорит Рэй, обхватывая голову руками.
– Рэй, пожалуйста, – настаиваю я, сжимая его руку. – Расскажите мне, что произошло.
Он поднимает голову и устремляет взгляд в окно. Когда он начинает говорить, голос его дрожит.
– Я сидел в лодке, – говорит он. – Пришвартовался у скал. Я собирался на рыбалку и готовил удочку, когда вдруг услышал детские голоса. Счастливые голоса. Я посмотрел в сторону пляжа и увидел маленькую девочку с черными волосами. Тебя.
Сердце бешено бьется в груди, и я чувствую во рту привкус соленой воды.
– С тобой был твой брат, – продолжает он. – Какой же он был кроха, на голове – копна темных волосенок. Забрасывая удочку, я смотрел, как вы играете, и улыбался. Вы держались за руки и перепрыгивали через волны. Я все время слышал ваш смех. Славный был звук. – Голос обрывается, он сглатывает и продолжает: – У меня начало клевать, – говорит он. – Поплавок задергался, и я стал крутить катушку. Но когда я уже почти вытащил рыбину, что-то заставило меня поднять голову. Дело в том, что голоса стихли.
– Голоса?
– Твой и твоего брата, – говорит он, сжимая в руках чашку. – Стало тихо. Как-то зловеще тихо. Я видел тебя на берегу. Ты наклонилась что-то подобрать, но я не видел, что именно.
Я слушаю его, и меня пробирает дрожь. Я возвращаюсь мыслями в тот день. Вижу все так ясно, словно это было вчера. Я сижу на берегу и собираю розовые ракушки в форме сердца. Много лет спустя при виде этих ракушек у меня всегда возникало странное чувство страха, но я никогда не понимала, почему. Теперь понимаю.
– Ракушки, – бормочу я. – Я собирала ракушки.
Я поднимаю глаза на Рэя. Рот у него открыт. На минуту мы замолкаем, осознавая тот факт, что я хоть что-то вспомнила.
– Да, – наконец говорит он. – Думаю, так и было.