а Александра Бортяну, в то время как другой послушнице, мещанской девице из Санкт-Петербурга Александре Рыжовой, поступившей в монастырь в один год с нею, было 67 лет. Однако самой юной из насельниц северных женских монастырей стала не Сашенька Бортяну, а послушница Ущельского монастыря Лидия Петрушкина, которая, если верить послужным спискам, «поселилась» в нем на второй же день после своего появления на свет… Так что в северных женских обителях могли жить не только глубокие старушки, но и маленькие девочки, и даже младенцы.
Количество послушниц, поступавших в северные женские монастыри в различные годы, было неодинаковым. Так, в 1900 году в Успенский Горний монастырь поступили семь новых послушниц, в 1902 году – пять, а в 1903 году – лишь две. В Арсениево-Комельский монастырь в 1915 году поступили три послушницы, а спустя год – только одна. В Шенкурский монастырь в 1908 году было принято сразу двадцать послушниц, тогда как в 1909 году – только две.
Наибольшие «колебания» в числе новых послушниц отмечались в Сурском монастыре. Так, в 1901 году в него поступили 143 послушницы; в 1902 году – двадцать шесть; в 1903 году – девять; а в 1917 году – только семь.
В 1905 году в Арсениево-Комельский монастырь Вологодской епархии поступили 62 послушницы. Однако спустя восемь лет в тот же монастырь поступили всего четыре послушницы. Сложно сказать, почему послушницы стремились поступать в только что открытые монастыри? Возможно, это было связано с тем, что там их охотнее принимали? Или с тем, что устав там был менее строг? И если массовый приход послушниц в знаменитый Сурский монастырь можно объяснить известностью и святостью его основателя, праведного Иоанна, то в отношении Комельского монастыря остается только сказать: Бог весть…
В ряде монастырей пополнения новыми послушницами могло не происходить годами. Так, в Холмогорском Успенском монастыре, по данным на 1917 год, проживали 103 насельницы (46 монахинь и 57 послушниц), однако наиболее поздней по времени поступления в монастырь была 69-летняя послушница, принятая туда в 1914 году. А в Ямецкий Благовещенский монастырь новые послушницы не поступали в течение двенадцати лет (с 1898 по 1910 годы).
Обращает на себя внимание то, что в один и тот же год в различные монастыри поступало разное число послушниц. Рассмотрим это на примере женских обителей Архангельской епархии. В 1908 году в Шенкурский монастырь поступили двадцать послушниц, а в Ущельский монастырь в тот же самый год – только четыре. Данные по Сурскому монастырю за этот год отсутствуют, так что воссоздать их можно лишь крайне приблизительно на основании послужного списка сестер, датированного 1914 годом. Согласно этому списку, в Сурском монастыре к 1914 году имелось семь послушниц, принятых туда в 1908 году. Это позволяет предположить, что первоначальное количество их было большим. Получается, что в 1908 году наибольшее число послушниц поступило в Шенкурский и Сурский монастыри.
Теперь – об укладе жизни в северных женских монастырях. Если попытаться представить его в виде некоего символа, то лучше всего подошел бы тот самый, из притчи о лодочнике-перевозчике, написавшем на веслах своей лодки «молись» и «трудись». Действительно, «ритм бытия» любого женского монастыря, в том числе и северного, складывался из молитвы и труда. Труда ради Бога, освященного молитвой, и из молитвенного труда. Только в этом случае монахиня или послушница не рисковала потерпеть «кораблекрушение в вере» (1 Тим. 1, 19). Каждая насельница монастыря – от послушницы до монахини, а иногда – даже до схимонахини, – обязана была трудиться на монастырь или, как это традиционно именуется в монастырях, нести послушание.
От несения послушаний освобождались только старые и тяжелобольные сестры. Так, 67-летняя монахиня Ущельского монастыря Нина (Вяткина) в 1908 году была освобождена от послушаний после перенесенного инсульта. До того эта пожилая монахиня, родная сестра игуменьи, имела послушание алтарницы. Послушница Сурского монастыря Мария Афонина в 1903 году была освобождена от несения послушаний только в связи с неизлечимым заболеванием – злокачественной опухолью грудной железы, от которой и умерла в декабре того же года.
Ритм бытия любого женского монастыря складывался из молитвы и труда – труда ради Бога, освященного молитвой
Посильные послушания назначались даже больным сестрам и детям. Так, послушница Ущельского монастыря, слепая крестьянская девушка Акилина Кряжева, была певчей. При этом пению ее обучили в монастыре. Послушница Павла Постникова, поступившая в Сурский монастырь в 1902 году в возрасте 12 лет и спустя два года умершая от туберкулеза, также несла посильное послушание. Девятилетняя послушница Ущельского монастыря Ольга Филатова несла послушание по чтению Псалтири. Десятилетняя послушница Арсениево-Комельского монастыря Анастасия Душинова была певчей. Однако когда речь идет о больных и детях, правильнее было бы сказать, что по слушания им не назначали, а скорее подбирали сообразно их возможностям и силам. Например, послушница Наталия Иванова – позднее постриженная в великую схиму с именем Иоанны, – поступившая в Сурский монастырь в 1899 году, первоначально в связи с болезнью не имела послушания. Однако спустя год или два для нее было найдено посильное послушание по чтению Псалтири, которое она и несла в течение всего времени своего пребывания в монастыре.
Для того чтобы читатель не подумал, что в монастырях заставляли работать и больного, и старого, и малого, попытаюсь объяснить, почему игуменья стремилась дать послушание и слепой девушке, и старушке, и ребенку, на простом примере из опыта как тогдашних, так и современных паломников. Приезжая в монастырь, верующий человек всегда стремится поработать там хотя бы немного, помочь святой обители и ее сестрам – хоть картошку на кухне почистить, хоть посуду помыть. И если даже паломники стремятся выполнить какое-нибудь послушание, то как же будет чувствовать себя послушник, не имеющий послушания?
Вероятно, подбор послушаний для престарелых и больных совершался для того, чтобы они не ощущали себя иждивенцами в монастыре. Что до малолетних послушниц, то им давали послушания, чтобы приучить их к труду. Так, в Сурском монастыре малолетние послушницы несли послушания при храме в качестве певчих или свещеносиц, обучались рукоделиям. Иногда послушанием для них становилась даже учеба. Так, в 1917 году две послушницы Сурского монастыря – Анна Данилова двенадцати лет и Клавдия Иванова, бывшая на год младше, – «за послушание» учились в монастырской школе. Одиннадцатилетняя послушница Ущельского монастыря Лидия Петрушкина в 1919 году также имела послушание – учиться в городском училище.
Еще в начале ХХ века игуменьи Ущельского и Сурского монастырей понимали, что учеба – тоже труд и притом немалый. Когда послушница подрастала или поправлялась, характер послушания менялся на более трудный. Так, малолетняя послушница Ущельского монастыря Ольга Филатова, несшая в Ущельском монастыре послушание по чтению Псалтири, в 1917 году, когда ей исполнилось восемнадцать лет, стала «стряпочкой» и клиросной.
Как видно на примере Ольги Филатовой, порой послушница могла нести не одно, а несколько послушаний. Это относилось прежде всего к послушницам-клирошанкам (певчим и чтицам). Так, послушницы Холмогорского монастыря Евдокия Бызова и Екатерина Порошина были не только певчими, но еще и занимались рукоделиями. В Сурском монастыре певчие в большинстве случаев имели дополнительное послушание в качестве швей, вышивальщиц, иконописиц. В Шенкурском монастыре певчие «по совместительству» могли заниматься не только рукоделиями. Например, послушница Александра Бубнова одновременно несла «церковное и башмачное» послушания.
Дополнительное послушание певчие выполняли как в свободное от богослужений время, так и в том случае, если в монастыре имела место практика поочередного несения клиросного послушания. Вероятно, так было в Сурском монастыре, где среди сестер было много клиросных. Так, в 1900 году клиросное послушание несли 24 из 39 послушниц, а в 1904 году из 155 сестер тридцать восемь несли послушание на клиросе.
Несколько послушаний одновременно могли иметь не только певчие. Так, послушница Сурского монастыря Евдокия Коростелева помимо преподавания в монастырской школе занималась чтением Псалтири; послушница Холмогорского монастыря Пелагия Рогалева одновременно являлась «маляркой и трубочисткой». Однако послушницы, занятые на более тяжелых послушаниях – «по назначению», на скотном дворе, на полевых работах, – имели только одно послушание.
Вопреки бытующему мнению, что всем новоначальным послушникам и послушницам в монастырях непременно назначаются «чернорабочие» послушания для скорейшей выработки в них смирения, послушницы северных женских монастырей могли сразу стать певчими, письмоводительницами или учительницами. Так, послушница Юлия Шестакова, принятая в 1902 году в Горний Успенский монастырь, сразу же получила послушание певчей. Послушницы Сурского монастыря Анна Матвеева, Агриппина Машанова и Ирина Данилова, поступившие в монастырь в 1902 году, тоже стали клиросными, тогда как принятой одновременно с ними Минодоре Рябовой назначили послушание при кухне.
Конечно, читатель может предположить, что им назначили разные послушания с учетом сословной принадлежности или образовательного уровня. Однако все эти послушницы были крестьянками и имели одинаковый уровень образования. Таким образом, распределение по послушаниям, вероятнее всего, было произведено с учетом их способностей. На такую возможность указывает тот факт, что игуменья Таисия (Солопова), готовившая послушниц для будущего Сурского монастыря, неграмотную, лишенную голоса и слуха послушницу определила печь просфоры, тогда как грамотным и музыкально одаренным девушкам назначила клиросное послушание.
Назначение послушаний с учетом способностей, а также состояния здоровья послушниц имело место и в других северных монастырях. Так, поступившая в Холмогорский монастырь 67-летняя Александра Пальмина получила послушание по чтению Псалтири, поскольку по возрасту и состоянию здоровья вряд ли могла делать что-нибудь другое.