1
Комиссар Куруладзе собрал всех постояльцев гостиницы в библиотечном зале. Здесь были также хозяин «Монастырского приюта» со своими домочадцами, а также Вазген и Мушни. Лица у всех были очень встревоженные, никто не знал, что происходит, в воздухе стоял монотонный шум. Но понемногу собравшиеся затихли. Куруладзе поднял руку, выступил на середину зала.
– Чего вы такие смурные? – произнес он. – Успокойтесь. Дело близится к финалу. Я досконально изучил, что здесь произошло, и теперь с уверенностью могу утверждать, что разобрался в случившемся. А некоторые скептики уверяют, что есть такие преступления, которые не будут раскрыты никогда. Они ошибаются.
Куруладзе взял зубами трубку и победоносно обвел взглядом присутствующих. Он отлично умел держать театральную паузу, во время которой напряжение возросло еще больше. Затем продолжил:
– Так вот, я раскрыл это запутанное дело. Вернее, целую серию их, которые нельзя объединить в одно. Итак…
Вновь последовала минутная пауза.
– Итак, никаких преступлений не было!
Его заявление прозвучало, как разорвавшаяся если не бомба, то петарда. Все снова зашумели. Комиссар горделиво молчал, раскуривая трубку.
– Тихо! – прокричал Макс. Опять наступила тишина. Теперь всем было крайне любопытно, что же последует за этим.
– Я сказал, что преступлений не было, но с одной оговоркой, – произнес Куруладзе. – Почти. По крайней мере, не было намеренных убийств. Итак, пойдем по порядку. Смерть Матвея Матвеевича. В его крови был обнаружен яд земляной жабы – буфотоксин. Сохранять его можно только в специальных капсулах, это очень непростой процесс. Но кто вам сказал, что старик был именно отравлен? Наши полицейские медэксперты сообщили мне, что этот яд очень близок по своей структуре к кроталотоксину, способному убивать в дозе тридцать пять миллиграммов. А я ведь сам бывший учитель биологии и знаю, что именно такую дозу выделяет гремучая змея при укусе. И если земляные жабы на людей не нападают, то гремучие змеи – увы! – в наших горах водятся. И на человека, особенно неосторожного в горах, могут напасть. Несчастный старик пал жертвой именно такого покушения, или, сказать точнее, покусания. К тому же он был почти слепой, ходил без очков и вполне мог сам спровоцировать змею, приняв ее за какую-нибудь палку. С этим все ясно.
Поскольку все молчали и были буквально убиты такой логикой, комиссар продолжил свой монолог.
– Следующая смерть – господина Комамберова. Я выяснил, что полгода назад у подножия горы проходили соревнования лучников и стрелков из арбалета. Международные состязания. Вполне вероятно, что какая-то часть стрел, выпущенных в «молоко», были унесены воздушными потоками в различных направлениях. Какие-то из них были заброшены очень далеко, в ущелье. Теперь следите за моей мыслью. Одна стрела застряла между камней, торцом вниз, острием – вверх. В таком состоянии она находилась несколько месяцев, поджидая своего рокового часа. Комамберов, безусловно, оступился на тропинке, поскольку не держался за страховочный трос. Он полетел вниз и напоролся горлом именно на эту стрелу. Так или иначе, старик непременно разбился, но обломок стрелы создал видимость эффекта убийства из арбалета. Вот и все. А его жена на следующий день покончила с собой от горя. Тут двух мнений быть просто не может.
– Браво! – в полной тишине произнес Прозоров. Комиссар снисходительно улыбнулся, вынув изо рта трубку.
– Поздравления потом, – сказал он. – Труднее всего мне пришлось с загадкой исчезновения и гибели – а это уже несомненно – братьев Афониных. Но недаром я изучал специальную литературу. Вот, к примеру, в одном маленьком итальянском городке есть дорога, ведущая в горы, но, если положить на асфальт бутылку, она сама покатится вверх. Это зафиксировано видеокамерой. В чем тут дело? Обман зрения. Искривление грунта, а также крупные залежи магнитной руды. Что-то в этом роде.
– Или миражи в пустыне, – подал голос Багрянородский.
– Именно, – кивнул комиссар. – То, что происходит за десятки километров, кажется совсем рядом. Братья Афонины действительно отправились в горы на прогулку, но без альпинистского снаряжения. Они им пренебрегли, мы позднее обнаружили его в мусорном баке. Что же случилось? Афонины заблудились в скалах, полезли на опасную тропу и сорвались. Сначала один, потом другой. Тел мы, разумеется, не нашли и не могли найти. Потому что искали не там! Под кабиной фуникулера, у смотровой площадки. А ведь то, что вы все видели – падение из кабины, – был мираж, передача иллюзорного изображения на расстоянии. И свои собственные крики ужаса вы приняли за животный крик одного из Афониных.
– Ну и ну! – тихо произнес Сивере, еле сдерживая смех. Но комиссара уже невозможно было остановить.
– Идем дальше, – воодушевленно продолжал он, размахивая трубкой и вышагивая по залу. – Последняя смерть двух несчастных молодых людей. Да, их застрелили из помпового ружья. В городе, как вы знаете, сейчас происходят некоторые волнения. В окрестностях и в горах бродят вооруженные банды. Есть там и совершенно не подконтрольные никому боевики, есть и одиночки-абреки. Вот почему я распорядился выставить в «Монастырском приюте» охрану. Вазген и Мушни будут пока сторожить ваш покой. Мы никому больше не позволим доставлять неприятности нашим дорогим гостям и туристам. Но в тот роковой день, когда часть постояльцев принимала сауну, на территорию гостиницы проник один из абреков. Очевидно, он был в сильно отмороженном состоянии: горы все-таки. Поэтому те, кто был в сауне, и приняли его лицо за морду пингвина. Я почти уверен, что он не хотел никого убивать.
К чему? Он искал приют, тепла и ласки. Но… ежедневное напряжение, стрессы, холод, палец постоянно на спусковом крючке… Короче, ружье неожиданно выстрелило…
– Два раза, – коварно подсказал Прозоров.
– Да, два раза! – невозмутимо ответил Куруладзе, поглядев на него. – Бывает и больше – от страха. Роковая случайность – нелепая смерть, больше ничего. В испуге от содеянного террорист бежит. Но сейчас его ищут и обязательно изловят. Вот, собственно, и все. Мы его, разумеется, накажем по всей строгости, но я хочу сейчас сказать главное. Преступников и убийц среди вас нет! Отныне вы можете спать спокойно. Смертей больше не будет. Это вам я говорю – Григор Куруладзе.
– Гениально! – вновь произнес Прозоров и первым захлопал в ладоши. Его поддержали сначала неуверенно, а затем все громче и громче. Вскоре аплодисменты перешли в бурные овации.
– Клинический идиот! – шепнул Багрянородский на ухо Александру Юрьевичу. – Лучше бы он биологией в школе занимался.
Сивере лишь молча закатил глаза.
2
Постояльцы разошлись, в библиотеке задержался лишь Сивере, чтобы еще раз бегло просмотреть книжку Семена Горельского. А когда он кончил читать и пошел к выходу, кто-то за дверью ухватил его за рукав и потянув в боковую галерею. Конечно же, это был Гела, прикладывающий палец к губам и старательно мычавший.
«А может быть, у него не болезнь Литли, а просто вырван язык? В наказание?» – подумал вдруг Александр Юрьевич, послушно идя следом. Он уже начинал привыкать к сюрпризам от Гелы и ничего худого от него не ждал. Очевидно, дурачок действительно привязался к нему, выделив Сиверса из числа других обитателей «Монастырского приюта». Возможно, дело было в Терезе, поскольку племянник сердцем чувствовал ее особое отношение к историку.
Так или иначе, но Сивере шел за Гелой по каким-то полутемным переходам, пока они не выбрались в левый придел, где находились жилые кельи. Александр Юрьевич уже хорошо изучил, кто занимал эти номера. Дембовичи (теперь одна Оленька), Багрянородский, Прозоров, князь Романов и последним был Абарбанель.
– Зачем ты меня сюда привел? – спросил Сивере. – Хочешь, чтобы я кого-то вызвал?
Но племянник остановился перед самой первой дверью, той, которая была всего вполовину человеческого роста и не имела ни замочной скважины, ни ручки. Еще в первый день Сивере обратил внимание на эту загадочную дверь, над которой был выгравирован родовой герб Прошянов: мифическое лицо (если не сказать – морда), держащая в зубах кольцо с прикованными львами и терзаемой в когтях орла овечкой.
Весьма символичный герб, где расшифровывались человеческие качества – властолюбие, основанное на страхе, мужество львов и их же унижение, кротость и боль, воспарение и одиночество. Впрочем, трактовать герб можно было по-всякому. Но Сивере предпочитал первые ощущения, складывающиеся при взгляде на эту сложную геральдическую конструкцию. Но оказалось, что она имела и еще одно значение!
Гела протянул к гербу руку, схватился за литое кольцо и повернул против часовой стрелки. Оно двигалось… Но вместе с ним двинулась и тяжелая дверь, образовав проход под острым углом, в который можно было протиснуться. Первым туда вошел племянник, поманив за собой Александра Юрьевича. Историк не заставил себя упрашивать, уже сгорая от любопытства. С внутренней стороны стены находился точно такой же герб. Гела вновь взялся за кольцо, и дверь вернулась в свое исходное положение. Так они оказались в полной темноте.
Но длилось это неприятное ощущение не долго. 1ела чиркнул спичкой, зажег приготовленную свечку. Огонек осветил массивные своды, длинный коридор, уходящий под наклоном вниз. Вновь племянник пошел вперед, Сивере следом за ним. От коридора отделялись другие переходы, ниши, очевидно, целая сеть еще одних подземных коммуникацией. Александр Юрьевич приготовился к длительному путешествию, но на сей раз оно оказалось гораздо короче, чем в прошлый раз, когда он поневоле пустился в путь самостоятельно.
1ела свернул в одно из помещений и остановился, прижимая огонек ладонью.
– У-уу-у… – промычал он, указывая пальцем в угол комнаты.
Забрав у него свечку, Сивере нагнулся, чтобы разглядеть получше груду, как ему показалось, старого барахла. Но это был далеко не хлам, а вещи, укрытые рогожкой, и представляющие несомненную ценность, особенно учитывая последние заявления комиссара. Сердце учащенно забилось. Перед Александром Юрьевичем лежали: два новехоньких современных арбалета с оптическими прицелами и комплектом стрел; помповое ружье; карнавальная маска пингвина; гравюры. А также пачка изодранных почти в клочья тетрадей. Это были те самые рукописи и гравюры, похищенные у вдовы Комамберова, Марии Леонидовны, но находились они в ужасном состоянии. Очевидно, тетради бегло проглядели, порвали и снесли сюда, чтобы не оставлять улик. Но почему не сожгли?
– Вот так-так!.. – пробормотал Сивере, поворачиваясь к Геле.
Лицо племянника выражало самую неподдельную радость.
– Ты больше никому об этом не рассказывал?
Гела отрицательно закачал головой и замычал.
– Тр-тр-тр… – пытался выговорить он.
– Терезе? Ясно. И она велела привести меня сюда?
Вновь мычание, кивки.
– Хорошо. Теперь вот что, дружок. Если еще хоть кто-то узнает об этом – тебя убьют. Молчи и помни.
В данном случае говорить немому человеку «молчи» было довольно глупо, но Сивере как-то не подумал об этом.
– Пусть пока все остается тут. Я возьму с собой только несколько тетрадей, чтобы проглядеть на досуге.
Сунув под свитер более-менее уцелевшие рукописи и пару гравюр, Александр Юрьевич выпрямился.
– А теперь возвращаемся обратно. И дай-то бог, чтобы нас никто не заметил!
3
Рукописи действительно не горят. Даже по испорченным страницам можно прочесть достаточно много. Разложив в своей келье разодранные тетради, Александр Юрьевич углубился в изучение литературного наследия Валентина Даниловича Комамберова…
Разрозненные листки не представляли собой никакого единого текста. Так, набор мыслей, по большей части довольно банальных. А то и попросту незрелых, словно писал подросток. Но Комамберов, Сивере давно понял это, именно таким и был. А задержавшись до самой старости в пубертатном возрасте, он со свойственной юности максимализмом пророчествовал и «гениальничал». Но, надо отдать ему должное, иногда попадал в цель. Устами младенца…
В его тетрадях Сиверсу встретились такие перлы: Путин останется у власти до 2030 года, а потом его сменит человек по фамилии «Распутин». Забавно. Но еще забавнее то, что новый Президент окажется потомком того самого старца Григория Распутина, незаслуженно оболганного и оплеванного. Пройдет еще пять лет и первого Распутина канонизируют, а второй восстановит в России конституционную монархию…
Сивере читал, и ему становилось то интересно, то скучно. Он никак не мог натолкнуться на те места, которые, по уверению самого Комамберова, касались непосредственно пребывания всех постояльцев в «Монастырском приюте». Вот, например, автор пишет о том, что Европа к 2020 году окончательно выродится именно благодаря геям и безбожникам, а на смену христианам придут мусульмане. Америка символически почернеет, к управлению всеми сферами жизни придут негры. Китай совершенно неожиданно нанесет по России ядерный удар. А вот Комамберов перескакивает на проблемы экономики и физики, соединяя их в одно.
Почему? А потому, что к 2025 году золото перестанет быть мировым эквивалентом существующих валют. Дело в том, в результате новых квантумных генераторов осуществится вековая мечта алхимиков: полный контроль над атомной конструкцией металлов. То есть производство золота будет осуществимо даже в школьных лабораториях. Наступит пресыщение драгоценными металлами. А сами деньги, как таковые, заменит мегаватт-час. Энергия – вот новый вид валюты, новые рычаги к управлению миром. А еще вода, которой останется на Земле совсем мало, и за нее будут происходить настоящие войны.
И еще. Главным оружием станет информация. Ее дозировка или бомбардировка ею умов. Отслеживание людей будет проходить через все технические и электронные приспособления, хоть через включенный в розетку пылесос. Интернет станет абсолютно подконтролен власть предержащим. Узкой группе финансово-олигархических воротил. Даже имен их не будет знать никто. А к середине двадцать первого века мир вообще приблизится к концу, к приходу Антихриста…
«Кто же он такой – этот Комамберов? Гравер, литератор, физик, экономист, политолог или просто еще один сумасшедший фрик?» – задаваясь этим вопросом, Александр Юрьевич натыкался в рукописях то на проблему торсионных полей и клонирования, полностью решаемую в ближайшее десятилетие, то на вопросы создания искусственного интеллекта, заменяющего человеческий разум. Автора занимала и всеобщая лазерная дактилоскопия людей, и системное биологическое заражение населения Земли новыми видами вирусов, и искусственно вызываемые природные катаклизмы (где и когда они произойдут – он указывал в своих бумагах), и объединение людей под эгидой единой экуменистической религии, и выращивание говорящих собак и кур, и многое другое…
Александр Юрьевич не был футурологом, он занимался историей, и все, с чем он успел ознакомиться за эти два часа, вызывало у него то недоумение, то досаду, а то и откровенный смех. Он искал другое. И, наконец, в одной из покалеченных тетрадей наткнулся на описание событий в «Монастырском приюте».
4
Называлась рукопись Комамберова «Осень в горном отеле», но речь в ней шла о месте, несомненно, очень похожем на гостиницу Тошика Полонского. Даже хозяина звали почти так же – Полянский. «Что это? – подумал Сивере. – Или Комамберов действительно предугадал место своего будущего отдыха, или уже бывал здесь когда-то прежде, тогда он просто враль».
Но автор никак не мог предусмотреть – в этом Александр Юрьевич убедился чуть позже, – что в горный отель приедут на фуникулере сразу двенадцать новых постояльцев, а встречать их будут четыре старожила гостиницы, причем до этого два человека исчезнут при загадочных обстоятельствах. Более того, Комамберов почти точно определил несколько супружеских пар, двух старых дев, вдову и трех одиноких мужчин.
Положим, в любом наборе отдыхающих в каком-нибудь заброшенном отеле может собраться более-менее подобная публика и сложится похожая картина. Кто еще едет в отпуск в глушь? Старики, вдовы, семейные, скучающие молодые люди. Но характеристики персонажей у автора были довольно точны и соответствовали известным Сиверсу лицам. Это уже походило на некое мистическое озарение, если, правда, учесть, что автор не накатал свою повестушку за пять, допустим, часов до своей смерти. Но обо всем происходящем Комамберов писал в будущем времени, даже указав где-то точную дату своего прибытия в отель: 10 октября 2015 года.
Сразу надо сказать, что рукопись существовала лишь во фрагментах, окончание вообще отсутствовало или было утеряно, некоторые фразы автора без контекста попросту не прочитывались, но Александр Юрьевич все равно с удовольствием занимался реставрацией этой странной литературной находки, будто лепя по кусочкам Будущее Истории.
Вот некоторые из этих осколков, которые ему удалось «склеить».
«…Мы с женой, не ожидая этого, попали в атмосферу подозрительности и таящегося в темных уголках отеля страха. Все было мне известно и предугадано заранее, кроме одного – ощущения смерти, которым был буквально пропитан весь горный воздух. Люди, нас окружающие, ходили в масках, они меняли их каждый день, час, словно подбирали по погоде, а главный устроитель этого карнавала оставался, как всегда, недвижим и невидим.
Этот отель в скором времени стал напоминать мне то ли загадочный монастырь, то ли еще более таинственную клинику. Впрочем, и гостиница, и клиника, и монастырь чрезвычайно близки по их укладу жизни: в них живут люди сами по себе и, тем не менее, настолько связаны друг с другом, что трудно себе представить. Связаны не местом, а отсутствием времени. Все они почти пребывают в вечности. Впрочем, хозяин встретил нас весьма радушно. У меня было к Полянскому некоторое дельце, о чем я не хотел говорить сразу…»
Сивере мало разбирался в литературных качествах художественных произведений, поэтому и не стал их оценивать. Его, как историка, интересовали факты, объективные и субъективные оценки событий. Комамберов в этом фрагменте угадал атмосферу «Монастырского приюта», то же самое чувствовал и сам Александр Юрьевич, едва приехал сюда. А что за «дельце» было у автора к хозяину отеля? Об этом в дальнейшем не было сказано ни слова. Но Сивере чувствовал, что оно-то и есть самое главное, с чем все и связано.
«…Странное исчезновение двух молодых людей, заблудившихся в горах, – продолжал читать Сивере, – натолкнуло меня на мысль об аномальной природе существующего отеля. О его подземной части – в прямом и переносном смысле. Незримом, скрытом от глаз. Меня не интересовала история этой «горной клиники», хотя наверняка она насчитывала несколько веков; я прозревал, что в будущем случится еще не одно «исчезновение» из реальной плоскости, поскольку колесо событий с нашим приездом завертелось все быстрее и быстрее. И я не ошибся. Смерть человека в очках таилась в его футляре…»
Опять обрыв страницы. «И снова этот «футляр», – подумал Сивере. – Как в воду глядел… Или совпадение?» Затем шло описание приезда местного полицейского чиновника, правда, он оказался гораздо моложе комиссара Куруладзе, да к тому же – с помощником-женщиной. Ладно, допустим, это литературный прием. А вот две старые девы чрезвычайно походили на тетушек Алису и Ларису. Их Комамберов сразу окрестил «старыми мошенницами», разъезжающими по всему свету в поисках своих жертв.
В одном из отрывков угадывались молодожены, которые скрывали за внешним проявлением любви равнодушие друг к другу, вынашивая планы какого-то преступления и убийства. Но соответствовало ли это Дембовичам? Молодожены из рукописи «уплыли», зато появился странный тип, нахальством и вертлявостью напоминающий Багрянородского. О нем было сказано так: «Приехал с целью взять то, что ему не принадлежит, скрываясь от правосудия. Встававшие на его пути преграды безжалостно им уничтожались, за маской благоглупия прятался острый ум и оскал волка. Особенно часто он крутился возле одного человека, ученого, в котором видел цель и причину своего собственного пребывания здесь. Я знал, что смертельный поединок между ними – еще впереди…»
Тут Александр Юрьевич поневоле вздрогнул. О ком и о чем шла речь, что хотел высказать автор? Комамберов, судя по всему, любил выражаться намеками, невнятными фразами. Типичный прием, свойственный всем пророкам-графоманам. Расшифровывай, как хочешь. Может быть, это не Багрянородский, а Прозоров? Или оба в одном лице? А ученый – я? Черт разберет!.. Обругав про себя Комамберова «старым наперсточником», Сивере читал дальше еще около часа, то зевая, то отплевываясь.
Иногда попадались очень интересные фрагменты, он их откладывал в сторону, надеясь разобраться подробнее на досуге. От иных становилось немного не по себе. Но большую часть он просматривал со все возрастающим раздражением. Во-первых, целостной картины так и не получалось; во-вторых, гадай – не разгадаешь! Гораздо любопытнее было читать про футурологический прогноз мировой истории. Да к тому же он никак не мог определить, где же в этой рукописи шла речь конкретно о нем, Сиверсе. Уже почти все герои каким-то образом «исчезли», а его самого все нет и не было. Или, все же, был, а он его «не заметил»? И уже тоже «исчез»? Вместе с отсутствующими фрагментами?
Устав от своей умственной ноши, Александр Юрьевич махнул рукой и засунул полуразорванные тетрадки вместе с гравюрами под кровать. Пусть пока полежат там. Он задумался. Не верилось, что Комамберова убили именно из-за этого барахла… Или просто он не сумел что-то разглядеть и разгадать?
5
Сивере уже собирался покинуть свою келью, чтобы отправиться на обед (прозвучал гонг), как внезапно вспомнил о медальоне. Ему показалось, что он исчез. Пошарил в карманах – нет ничего, в саквояже – тоже. И лишь затем Александр Юрьевич догадался, что еще в сауне повесил его себе на шею. Так, на всякий случай. Он и теперь находился на уровне его сердца. Но что заставило его так обеспокоиться? Дело в том, что на одной страничке рукописи Комамберова также упоминался некий знак-орден, магический символ с родовым гербом. И Александр Юрьевич вновь полез под кровать за тетрадями. Вытащив и найдя нужный листок, он перечитал еще раз.
«…Здесь произойдет коронация на Царство, но мне самому уже не придется быть тому свидетелем. Мы с женой уйдем отсюда, сменим среду обитания. Что же за мистерию разыграют тут подневольные люди, не принадлежащие себе, а лишь Древним Истинам? Кто он – обладатель утерянного Знака, еще пребывающий в неведении? Где Невеста его, знающая свою роль? Итак, цепочка оборвалась, Орден упал, скатившись к ногам, но его поднимут и передадут будущему Царю. Отныне, как сказано в Песне Песней: «Я принадлежу моему возлюбленному, а мой возлюбленный – мне». Вновь произойдет вмешательство Творца, когда был казнен Гаман, наушничавший персидскому царю Ахашверошу, а Эстер, ставшая женой царя, спасла народ. Знающий – знает. Прошлое вернется в Будущее. Но мне ли писать об этом тому, кто наденет Знак? А что пугаться отрезанных голов или снующих карликов, восстающих из подвалов мертвецов и пролитой на пол крови, родовых проклятий и избитых младенцев, коли ты идешь к своей цели? Не бойся, ты будешь видеть, как разжигают жертвенник в Третьем Храме, а коген цедеки станут воспевать тебе хвалу. Иди, тебя ждут…»
На этом текст обрывался, далее шла какая-то мешанина. Но Александру Юрьевичу и не требовалось дочитывать до конца. Ему было достаточно и этого. Он выдохнул, чувствуя, как подрагивают пальцы, бледнеет лицо. Все-таки Сивере был глубоко сведущим историком, ведущим специалистом в области древнейших цивилизаций. Он знал, как и за что был казнен министр персидского царя Ахашверошу – Гаман.