Тайны «Монастырского приюта» — страница 18 из 27

1

Мертвая фигура оставалась лежать на боку, словно соревнуясь в нерешительности с застывшими возле нее мужчиной и женщиной.

– Что будем делать? – спросила наконец Анна.

– Уходим! – торопливо ответил Сивере. Но они успели лишь повернуться, поскольку из ворот раздался грозный окрик:

– Стоять! – и луч мощного фонаря ослепил их. К ним кто-то направлялся, громыхая сапогами и бряцая оружием.

– Эй, кто тут? – спросил Александр Юрьевич, прикрывая глаза ладонью.

– А, это вы! – откликнулся человек. Фонарь скользнул по каменной рыбе. Теперь и Сивере смог разглядеть часового. Это был Мушни – продавец напитков. В воротах стоял еще кто-то, очевидно Вазген, другой помощник, привлеченный шумом.

– Кто это тут валяется? – спросил Мушни, освещая фигуру в капюшоне.

– Это вы у него и поинтересуйтесь, – откликнулась Анна. – Хорошо же вы нас охраняете!

– Ясно, – сказал Мушни, оценив обстановку. – Вазген, ступай за комиссаром. Тут труп. А заодно приведи и Полонского. Кажется, я знаю, кто это.

Ждать пришлось минут десять. В молчании, поскольку говорить особенно было не о чем. Куруладзе явился с Максом-неразлучником, следом – хозяин гостиницы. Труп мужчины перевернули на спину.

– Эх, Сивере, Сивере, – горько проговорил комиссар. – Как все складно получалось. Александр Юрьевич, вы меня погубите. Только вас вижу, уже начинаю вздрагивать. Скоро шок будет от одного вашего присутствия. Если бы не дама…

– Комиссар, разрешите я ему врежу? – попросил Макс. – Меня дамы не смущают. Наоборот, бодрят.

– Вы лучше этого человека взбодрите, может, он оттает, – пробормотал Сивере, на всякий случай отодвигаясь подальше.

– Как это могло случиться? – обернулся Куруладзе к Мушни.

– Мимо нас никто не проходил. Мы были в кабине фуникулера.

– Это Афонин, Петр. Старший из братьев, – произнес Тошик.

– А я что говорил? – усмехнулся Куруладзе. – Никто его не убивал. Бедняга замерз в горах.

– Конечно, и сам пришел, на негнущихся ногах, – подсказал Сивере.

– А вас я бы попросил помолчать! – рявкнул комиссар. – Что вы здесь вообще делаете?

– Гуляем, – ответила Анна.

– Гуляйте в другом месте. Где меньше трупов. Впрочем, мадам, лучше держитесь от Сиверса подальше. Мой вам совет. Макс, посмотри, что у него в карманах.

Помощник с удовольствием бросился к историку.

– Да не у него, у трупа! – заорал Куруладзе.

Тот исправил оплошность, начал обыскивать старшего Афонина.

– Пусто! – через пару минут откликнулся он. – Только сдается мне, что он не замерз, а зарезан.

Макс распахнул черный плащ, свитер Афонина был в дырах и бурых пятнах.

– Кололи зверски, изо всех сил, – заметил Тошик. – Будто наслаждались. А потом тело заморозили.

– Похоже, что так, – согласился Куруладзе. – Маньяк-убийца.

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – произнес Сивере. – Маньяки – не мой профиль. Если только не помочь вам снести труп в погреб.

– Без вас справимся! – буркнул Куруладзе, махнув рукой. И добавил, передразнивая историка: – Профиль, видите ли, у него не тот… Зато фас этот!

2

Александр Юрьевич проводил свою спутницу до ее номера, опасаясь, что по дороге им встретится еще какой-нибудь покойник – сидящий, лежащий, висящий или попросту прислоненный к стенке. Но, слава богу, на сей раз обошлось. Трупы в «Монастырском приюте» появлялись регулярно, но не каждый час. А только по одному в день.

– Я не могу успокоиться, – сказала Анна, останавливаясь в дверях. – Зайдите, выпьем по рюмке ликера. Или текилы.

Сивере, собственно, и не собирался уходить.

– Откуда у вас эти напитки? – спросил он, располагаясь в кресле. – В монастырском меню я таких не видел.

– Мне их презентовали Локусовы.

– Тогда, может быть, и пить не стоит? Не начинен ли он инкубами и суккубами, как порохом?

– Вы же уже пробовали. В нашу первую встречу.

– Да, и остался в одиночестве. Без вас, к сожалению.

– Все зависит от положения звезд, – как-то непонятно ответила она и на глазах изумленного Сиверса, правда, повернувшись к нему спиной, сняла длинное в пол бархатное платье, которое упало к ногам, как кожа. Под ним ничего не было, кроме серебряных туфелек. У нее оказалась очень стройная фигура с тонкой талией. Совсем не скажешь, что пережила пять мужей. Александр Юрьевич до того опешил, что смог только невнятно проговорить:

– Ликер действительно превосходный. Алистер в него что-то добавляет: у меня закружилась голова.

– Луна вошла в стадию Змееносца, – ответила Анна. Она потянулась к другому платью, ярко-красному, висевшему на «плечиках», и оно облегло ее тело. – Вот и происходят всякие чудесные вещи. Извините, но я сменю наряд.

– Вы уже это сделали, – хрипло сказал Александр Юрьевич, глотнув добрую порцию ликера. – А теперь я бы и текилы не прочь попробовать. Вдруг совсем голову потеряю. Даже хотелось бы этого.

Вдова засмеялась. Голос ее был похож на журчание ручейка.

– Но можно ли назвать «чудесными вещами» валяющиеся тут и там трупы? – развил ее мысль Сивере.

– Смерть – спутница жизни, – отозвалась вдова. Конечно, ей ли было не знать об этом? – Вопрос в том, что нам больше нравится – первое или второе – словно меню в ресторане, в зависимости от этого мы и оцениваем свое отношение к миру. Представьте, что «Монастырский приют» был бы самой обыкновенной гостиницей, с тоскливыми портье, чемоданами и ожиданиями приезда-отъезда.

– Представил. И что дальше?

– Самое смешное, что именно таким он и является. Все везде одинаково. Что в горах, что на равнине. И люди одни и те же. Кочующие из одного места в другое. Мы встречаем их, но просто не узнаем, притворяемся. А все было. Была любовь, смерть, обман, преступление, какая-то тайна, какое-то чудо. Но все прошло и вновь возвращается. Мы же хотим видеть в этом что-то новое. Новый фарс или новую трагедию. Для себя. И обижаемся, если этого не находим. Вот и вся разница между одним местом и другим.

– Вы считаете, что здесь мы что-то нашли?

– Возможно, – сказала Анна, протянув ему руку. – Идите ко мне.

Александр Юрьевич поднялся, оставив на подлокотнике кресла рюмку с ликером. Отсвет свечи плескался в манящих глазах.

– Будем заниматься любовью? – спросил он.

– Непременно, – ответила Анна. – Я так долго искала тебя, Змееносец…

3

Если Луна действительно, по словам Алистера Локусова, находилась в этом тринадцатом созвездии, а всякое начало заключает в себе и свой конец, и древняя богиня Анаит незримо присутствовала здесь, то это была поистине языческая ночь любви. Ночь смятения, пляска жизни и смерти, возрождение и умирание в крике, и мгновения, выпитые до дна…

– Анаит… – шептал он, опустошенный, проваливаясь в небытие, но, очнувшись, вновь видел ее глаза, темные сверкающие зрачки.

– Да, зови, зови меня так… Анаит… – отвечала она, похожая на византийскую принцессу Комнин, столь же ненасытную в любви.

– Анна… – говорил он. – Кто ты? Из какого ты времени, света? Я тоже искал тебя. Скольких человек ты уже погубила?

– Я их не считала, – смеялась она. – Мужей, любовников… Они исчезают, уходят. И никто не боится смерти, меня. А ты?

– Не знаю…

Наконец они оба уснули, не разжимая объятий.

…Часы показывали начало шестого. Пора было уходить. Сивере, чтобы не разбудить Анну, осторожно соскользнул с постели. Но когда он начал собирать с пола разбросанные вещи, она, раскинувшись в прелестной наготе, сказала:

– Я следила за тобой в Москве.

– Что? – обернулся он, полагая, что ослышался.

– Следила, – повторила Анна, засмеявшись. – Я и мои слуги.

– О чем ты? – так и не понял он.

– Это правда. Не теперь, объясню потом.

Сивере, уже одевшись, налил себе остатки ликера.

– Все-таки ты самая загадочная женщина из всех, кого я когда-либо знал, – признался он. – А зачем ты за мной следила?

– Я же сказала: все потом. Сейчас тебе предстоит дуэль с князем, я знаю. – Анна вдруг сладко зевнула и практично добавила: – Постарайся не умереть. Жалко будет.

– Да, это было бы совсем некстати, – согласился Александр Юрьевич. – Закрой за мной дверь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь занял мое место, пока я буду стреляться.

Анна легко встала, белея наготой, подошла к нему, они поцеловались на прощание.

– Все будет хорошо, – сказал он, не зная, нужно ли ей то, что он произнес.

– Иди, – ответила она, почти выталкивая его из кельи, шутливо, но упорно. – Постарайся меня не огорчить.

Александр Юрьевич вышел в коридор, дверь за ним закрылась. Теперь предстояло еще одно дело, прежде чем они отправятся к северному плато. Надо спуститься в подземелье и забрать арбалеты. Заскочив по пути в свой номер, Сивере быстро переоделся, побрился, привел себя в порядок. Затем он задумался: вроде бы в подобных случаях полагается писать завещание? А! Он махнул рукой – времени на такие пустяки не было. К тому же он до сих пор продолжал считать дуэль шуткой. Опасной, но все-таки шуткой.

Закрыв комнату, Александр Юрьевич поспешил вниз. Он должен был добраться до западного придела, открыть поворотом кольца на родовом гербе потайную дверь и вынести из подвала арбалеты. Но в спешке Сивере забыл захватить с собой свечу и свой плащ, чтобы спрятать в него оружие. Возвращаться не хотелось. У него были спички, а этого достаточно. Плащ можно позаимствовать у Прозорова, все равно за ним заходить. Он уже миновал гостиничный холл и поднялся по лестнице к жилым кельям, когда вдруг увидел возле заветной двери женщину. В полутемном коридоре он не сразу узнал Терезу.

– Вы? – удивился Александр Юрьевич, останавливаясь. – Что вы тут делаете, в такую рань?

– Жду вас, – улыбнулась Тереза. Она показала на лежащий у ее ног большой сверток. – Здесь то, что вы хотели забрать.

– Значит, и вы тоже в курсе, – сказал он.

– Конечно. Все знают. Нет большего болтуна, чем Багрянородский.

– Ясно, – Сивере поднял тяжелый сверток, в котором прощупывались арбалеты. Посмотрел в глаза Терезе и тоже улыбнулся.

– Желаю удачи! – тихо сказала она. И ее слова прозвучали искреннее многих других. Она хотела еще что-то добавить, но вместо этого просто приблизилась к нему и… поцеловала.

– Это будет вам от меня как охранная грамота, – произнесла Тереза и быстро пошла прочь.

Александр Юрьевич проводил ее взглядом, затем подошел к номеру Прозорова и постучал. А дверь и не была заперта.

4

Прозоров оказался уже готов. Но не в смысле немедленного выступления на дуэль, а в противоположном: он был вдребезги пьян. Лежал в одежде на кровати и громко храпел. Сивере начал трясти его за плечи. Он еще никогда не видел своего приятеля в таком состоянии. Наконец Герман продрал глаза.

– Скотина! – сказал ему Александр Юрьевич. – Где это ты так нализался? Мало было вчерашнего?

– А? С этим… Багряно-водским. И Олька еще была. Что, уже пора?

– Скоро шесть. Нехорошо заставлять ждать пожилого человека.

– Идем! – Прозоров вскочил на ноги, тотчас же вцепившись в столик. На пол посыпались стаканы и бутылки. – Сейчас.

Он полез в сумку, достал горсть каких-то таблеток и проглотил. Затем отыскал заветную коробку с сигарами, блаженно затянулся и порозовел.

– Наркоман чертов! – толкнул его в бок Сивере. – Пошли.

Герман покосился на сверток с арбалетами.

– Достал все-таки? Умный. Дай хоть умыться.

– И так хорош. Двигай ногами, не задерживай.

Они выбрались в коридор. Прозоров постучал в дверь к Багрянородскому. Тотчас же из кельи высунулась его морда с золотыми зубами. За спиной стояла совершенно голая Оленька. Она отодвинула всех троих, пройдя как нож сквозь масло, и невозмутимо скрылась в своем номере.

– Издержки производства, – пожал плечами Багрянородский. – Я готов. За князем заходить не будем, он обещал прийти сам.

Троица двинулась вниз, пересекла внутренний двор, где в полночь на каменной рыбе восседал замороженный Петр Афонин, вышла за ворота. Неподалеку, вплотную к механическому агрегату и отправной площадке, висела кабина фуникулера. Вазген и Мушни, очевидно, дрыхли где-то в монастыре.

Занимался рассвет. Пройдя вдоль каменной стены и поеживаясь от холода, три утренних дуэлянта стали подниматься по узкой тропинке к северному плато. Минут через тридцать они достигли цели, выбравшись на ровную площадку, над которой нависал снежный козырек. Прозоров, прикладывавшийся всю дорогу к бутылке, швырнул ее вниз.

– У меня еще одна, – сказал Багрянородский, вытаскивая из-за пазухи коньячную флягу. – А вон и князек наш ползет.

Далеко под ними на извилистой тропинке действительно появилась фигура наследника престола с самшитовой тростью. В эту минуту позади них, из-за какого-то скального нароста выступил Тошик Полонский с термосом.

– Горячего кофейку никто не желает? – спросил он. – Я тут совсем замерз.

– А вы-то откуда? – удивился Сивере.

– От верблюда. Чисто человеческое любопытство, – отозвался тот. – Кроме того, мой принцип – во всем угождать гостям. Чего бы они ни пожелали. Хотите стреляться – стреляйтесь. На здоровье. Только арбалеты потом верните. Я уж и забыл, где они валяются. Наверное, Тереза вам принесла?

– Сам нашел, – угрюмо сказал Сивере, распаковывая сверток.

Площадка была метров пятнадцать в длину, пять – в ширину. Багрянородский стал вымерять расстояние, шагая взад-вперед. Прозоров продолжал прикладываться к фляге с коньяком. Князь вползал медленно. Александр Юрьевич выложил на землю два арбалета с комплектом стрел.

– Подойдет князь – покажу, как ими пользоваться, – пообещал Тошик, наливая в чашечку кофе.

– Ты бы оптические прицелы снял, – посоветовал приятелю Прозоров, плеснув в кофе коньяк. – И так не промахнетесь. Целься в живот, в живот легко попасть. А сам стой боком.

Наконец появился князь, опираясь на свою палку. Присутствие Полонского его мало тронуло. Наступил торжественный момент. Прозоров молча протянул князю Романову флягу. Тот отказался.

– Господа, не угодно ли вам примириться? – произнес Тошик, подслушав, очевидно, эту фразу в каком-то фильме.

– Нет, – мотнул головой князь.

– Никогда, – в тон ему отозвался Александр Юрьевич.

– Что же, тогда я заряжу арбалеты, – развел руками Полонский. – А спускать курки будете сами – тут я вам не помощник.

– Да в глаз кому-нибудь из нас не попадите! – добавил Багрянородский. – Вы, ваше сиятельство, встанете здесь, – он показал князю его место на краю площадки. – А вы, Александр Юрьевич, тут.

За спиной Сиверса также оказалась крутая пропасть.

– Не хочешь глотнуть? На дорожку? – протянул флягу Прозоров.

– Давайте быстрей покончим с этим делом! – резко произнес князь. Багрянородский уже протянул ему заряженный стрелой арбалет, другой отнес Сиверсу.

– Сходиться не будете, – объявил частный сыщик. – Прицеливайтесь не долго. Стреляете после трех хлопков в ладони.

Князь и Сивере согласно кивнули. Багрянородский, Прозоров и Полонский отошли к гранитной стене. Александр Юрьевич встал боком, слегка развернув туловище, поднял арбалет, левой рукой взявшись за перекрестье, правой держа цевье со спусковым крючком и упирая приклад в плечо.

Он вообще-то никогда не стрелял, даже из охотничьей берданки, но тут вдруг ощутил себя очень уверенно, даже возвышенно, словно всю жизнь только и делал, что гонял оленей в Шервудском лесу. Но перед ним сейчас стоял не олень, а живой человек, который тоже держал в руках арбалет. Сивере уже давно решил пустить стрелу в небо. Как иначе?

– Цельтесь! – произнес Багрянородский. И князь Романов действительно стал прицеливаться в Александра Юрьевича. Тут Сиверсу стало немного не по себе. «Надо выстрелить первым! – лихорадочно подумал он. – А хлопки?» Ему казалось, что стрела князя направлена ему прямиком в лоб. «С такого расстояния не промахнется! – вновь тоскливо подумал Сивере. – Меж глаз влепит».

Раздался первый хлопок. Затем второй. Сивере поспешно прицелился, метя в голову князя. Третий хлопок. Александр Юрьевич спустил натянутую тетиву, тотчас же что-то прожужжало над его ухом, срезав прядь волос.

Князь Романов выронил арбалет, ухватившись рукой за шею. Сивере также бросил оружие и начал ощупывать голову. Отняв руку, он увидел на ней кровь. «Странно! – подумал он. – Я вроде бы ранен?» К нему уже подошел Прозоров и потянул на середину площадки. Налив на ладонь коньяк, Герман шлепнул ею в висок Сиверса.

– Царапина, – сказал он. – Ты везунчик.

– То же самое! – произнес Багрянородский, осматривавший князя. – Кожу содрало на шее. Могло быть хуже.

– Славно пострелялись! – Тошик потирал руки и радостно улыбался. – Ай, как славно!

– Чего ж славного? – возразил Прозоров, прикладываясь к фляге. – Никто даже не убит.

– Так ведь еще наша пара! – сказал Багрянородский. – Вдруг получится.

Они действительно разобрали арбалеты, зарядили их и разошлись по разным концам площадки. Теперь вместе с Тошиком около скалы встали князь Романов и Сивере, приложивший к виску носовой платок. Голова у Александра Юрьевича немного кружилась. Он старался не смотреть в сторону князя, потому что ему вдруг стало очень стыдно.

– Цельтесь! – выкрикнул Тошик.

Противники подняли арбалеты и начали невозмутимо прицеливаться друг в друга. «Надо бы их остановить», – подумал Александр Юрьевич, впервые осознавая всю серьезность этой игры. Прозоров слегка раскачивался, Багрянородский скалил золотые зубы. Полонский медленно три раза хлопнул в ладони.

Обе тетивы зазвенели одновременно. Но секунданты-дуэлянты плутовски надули всех: они одновременно вскинули арбалеты и выпустили стрелы в снежный козырек над ними.

5

Во время завтрака, который протекал для Сиверса в тягостной дремоте и отчуждении, комиссар Куруладзе объявил, что ночью был найден труп замерзшего в горах человека.

– Неандертальца, – добавил по своей привычке Багрянородский.

– Нет, это как раз тот боевик, который стрелял в сауне, – торжественно произнес Куруладзе. – Теперь дело о преступлениях можно считать окончательно закрытым. Виновный наказал сам себя.

«Значит, вот как они решили, – свалить все на Афонина», – вяло подумал Александр Юрьевич, слыша одобрительный шум. «Шельма же этот комиссар, ловок!» Но самому Сиверсу было все равно. Он поглядел на сидящую в отдалении Анну Горенштейн, и та чуть наклонила голову, будто кивнув ему. В подчеркнуто-строгом лице ее не было ни намека на те бурные страсти, которые царили ночью.

Совсем другая женщина, недоступная и холодная, как снежный козырек, пронзенный на рассвете двумя стрелами из арбалетов. И лишь один Сивере знал, что случится, если это подобие айсберга вдруг обрушится любовной лавиной. А что было известно о других? Практически ничего, те же карнавальные маски, вроде той морды пингвина, которую только что символически натянул на мертвое лицо Петра Афонина комиссар Куруладзе.

– Ну, все, кушайте спокойно, – сказал местный Мегрэ. – Однако пока в городе проходят беспорядки, а фуникулер все равно на ремонте, все вы остаетесь в «Монастырском приюте» до лучших времен.

Речь его получилась короткой и понятной: дескать, клетка по-прежнему закрыта, а «лучшие времена» – где они и что? Торопиться некуда…

После завтрака Александр Юрьевич решительно направился к князю Романову. Тот остановился, недружелюбно поглядывая на Сиверса.

– Алексей Николаевич! – произнес историк. – Не знаю толком, чем я вас обидел, но хотел бы извиниться за причиненный вред. Мы с вами сыграли плохую партию, или кто-то заставил нас играть по чужим правилам. В любом случае, если вы протяните мне руку, я буду только рад. Все позади?

Секундное замешательство, возникшее после этих слов, прошло. Князь пожал руку Сиверса и усмехнулся.

– Любое испытание, – многозначительно начал он, – есть жизненный опыт, а он глубже и весомее всяческих знаний. Об одном только я вас прошу: оставьте ее. Вы не знаете, к чему вы оба идете.

– Вот как? – скупо проговорил Сивере.

– Да, именно так, – ответил князь. – Болезнь гораздо серьезнее, чем можно себе представить.

Глава 9. Система зеркал