1
В эту третью ночь Александру Юрьевичу Сиверсу приснился странный сон. Будто сидит он в полном одиночестве на каменной рыбе-вишапе, зябнет от холода и ждет кого-то, кто должен по уговору прийти и принести нечто важное. Желтый лунный свет вокруг, тишина, тянет запахом болотной тины. И вдруг – лягушка за спиной заквакала. Он оборачивается: стоит перед ним земляная жаба в человеческий рост, а на морде – очки с толстыми стеклами, да в лапке – самшитовая палка с набалдашником.
– Вот я тебя сейчас! – угрожает жаба и квакает, как смеется.
– Брысь! – говорит ей Сивере, бросая в уродину камешек.
– Мяу! – отвечает земляная жаба и прыгает в темноту.
– Не обращайте на них внимания, – произносит кто-то, присаживаясь рядом. – Их тут видимо-невидимо, настоящее бедствие. Икру мечут, размножаются, но вреда мало. Так, покусают немного, а вот вещи воруют.
Это – Багрянородский сидит, но какой-то не такой: половина лица окровавленная, а другая – мраморно-бледная.
– Вы чего тут? – спрашивает Сивере. – Шли бы, умылись.
– Я-то ничего, а вот вы влипли. Пошто Матвея Матвеевича зарезали? Чем он-то вам не угодил, убивец?
– И меня тоже! – подтверждает Тошик Полонский; он, оказывается, на корточках примостился, возле них, а из груди торчит рукоять старинного кинжала.
– Какая прелестная штучка, это какого века? – спрашивает Александр Юрьевич. – Уж не из сокровищ ли урартских царей?
– Из них самых, – довольно отвечает Тошик. – А медальончик-то все-таки отдайте. Память о дедушке.
Тут одно из окон над ними отворяется и вылетает на горбуне Анна Горенштейн, совершенно нагая. Побарражировав в небе, заломила крутой вираж и пошла на посадку, подняв облако пыли.
– Кудесница наша! – с гордостью замечает Тошик. – Богиня Анаит, чистое золото!
– Между прочим, ваша невеста, – добавляет Багрянородский. – Шестым мужем будете, вон, на заднем дворе уже и гроб колотят.
– Не хочу! – Сивере порывается встать, но его крепко держат за руки.
– Противиться не надо, – мягко увещевает в ухо Куруладзе, а Макс по печени бьет. – Свадьба состоится в срок, свечи зажжены, ампулы разлиты по бокалам. Гости съехались.
– Не-е-е-е-т!.. – кричит Сивере, но его уже вводят в какой-то огромный зал под куполом, где вместо свадебного марша фальшиво гремит похоронный. За роялем сидят тетушки Алиса и Лариса, играя в четыре руки. Соло на трубе исполняет Багрянородский, не забывая подмигивать Александру Юрьевичу. И вновь тут оказывается каменная рыба вместо алтаря, а на ней – в черном облачении – лысый князь Романов.
– Не волнуйтесь, голубчик! – увещевает он. – Я буду ее следующим мужем, несмотря на то что она – моя правнучка. Так написано в Книге Судеб.
– Да-да! – хором подтверждают гости: супруги Комамберовы, другая пожилая чета с козлиными черепами в руках и три похожих друг на друга старика.
– А вот дудки! – показывает князю фигу Сивере. Вырывается и бежит. Мчится, спотыкается, какие-то вокруг темные коридоры, лестницы… Он проваливается в ямы, взбирается наверх, перепрыгивает с одной крыши на другую. Позади крики, выстрелы…
– Сюда, сюда! – зовут его из какой-то ниши.
Он прячется в этом укрытии, и его плечи обвивают женские руки. Нет, змеи, множество змей, которые оживают на старинном орнаменте с родовым гербом Прошянов.
– Александр Юрьевич? – громко произносит кто-то. – Что с вами?
…Сивере очнулся. Чьи-то пальцы трогали его лоб. Над ним наклонилась Тереза, жена Тошика Полонского. У нее были ласковые и добрые глаза.
– Тс-с! Тихо, – сказала она. – Вы весь в поту, кричали. Приснилось что-то нехорошее?
– Нет… да… а вы?.. – пробормотал Сивере.
– Я услышала. И пришла. Я должна была вас предупредить. Но боялась.
Александр Юрьевич пытался подняться, но Тереза удержала его голову на подушке.
– Лежите, вам нельзя вставать. У вас температура. Выпейте вот это, – и она протянула приготовленную чашку. – И снова уснете.
– Как Матвей Матвеевич? – глупо спросил Сивере.
– Как все, – мягко поправила Тереза. – Это очень просто.
– Странно… – поперхнулся Сивере, отпивая из чашки. – Сладко и горько одновременно.
– Напиток Прошянов, – сказала Тереза. – Рецепт давно утерян.
Александр Юрьевич тяжело вздохнул: ему стало больно в груди. Странно было и то, что эта женщина говорила с ним, не разжимая губ. Сивере хотел спросить, как у нее это получается, но из-за спины Терезы вдруг вышел Прозоров.
– Ну, все, что ли? – резко произнес он. – Хватит миндальничать.
Затем щелкнул какими-то ножницами или секатором.
– У него слабое сердце, – ответила Тереза. – Будет нелегко вынуть, не повредив аорту.
– Ладно уж учить, разберемся! – грубо возразил сокурсник. – Где эти хреновы ассистенты?
– Мы здесь, – из угла вышли Стас и Оленька Дембовичи в хирургических халатах и шапочках. То же чем-то лязгнули. Зубами, что ли?
– Дайте наркоз! – потребовал Прозоров, и Сивере вновь начал проваливаться в бездонную черную пропасть…
Окончательно проснулся Александр Юрьевич на рассвете, тяжело разлепив глаза и чувствуя, что вернулся из путешествия по тому свету. Он осоловело поглядел вокруг, с трудом узнавая ставшую уже привычной келью. Потянулся к стакану с минеральной водой. Жадно выпил, не ощущая вкуса, и вновь повалился на подушку.
2
– …Ты под наркозом, что ли? – услышал Сивере сквозь сон голос Прозорова. – Так и есть. Где это ты, брат, налимонился в хлам? Вставай, чай стынет.
Александр Юрьевич приподнял голову, затем сел на койке, закутавшись в одеяло. Отчего-то сильно ломило виски. Герман расхаживал по келье, попутно стачивая маленькой пилкой ногти. Сигара как обычно дымилась. Поднимался пар и над стаканом чая в серебряном подстаканнике. Рядом на тарелке лежали бутерброды с ветчиной и сыром. И – что было совсем непонятно, Сивере даже похолодел, вспомнив свой сон, – большие садовые ножницы…
– А где Дембовичи? – спросил Александр Юрьевич, украдкой ощупывая свою грудь. Все на месте, сердце бьется по-прежнему. Чертовщина какая-то.
– Откуда я знаю? – удивился Прозоров. – В трапезной я их видел, а куда потом пошли – плевать. Ты к завтраку не соизволил появиться, вот я и притащил хавчик. Лучше бы спасибо сказал.
– Спасибо, – вяло ответил Сивере, дотянувшись до стакана. – Ты опять дверь отмычкой открыл? А откуда здесь ножницы?
– В коридоре под твоей дверью валялись. Может, этот придурковатый племянник обронил? Он вчера в оранжерее цветы подстригал, я видел. Только какого дьявола его сюда занесло, в другой конец гостиницы? Впрочем, с дурака спрос… – Герман махнул рукой и выпустил струйку дыма. – А может, ты водки хочешь?
– Да трезв я! – усмехнулся Сивере. – Просто голова раскалывается. Климат этот мне не подходит, вот что.
– A-а… понятно. Ауехать ты все равно не можешь. Так что терпи. Это тебя вдовушка сглазила. Я говорил: она ведьма и авантюристка. Я достоверно знаю, что из секты какой-то.
– Ты сам-то – кто? – резко спросил Сивере. – От кого прячешься? Что натворил?
Прозоров присел на койку, серьезно ответил:
– Ты прав, обстоятельства вынуждают меня скрываться. Но одно могу сказать тебе, моему единственному другу: руки мои чисты, а совесть незапятнанна, я всего лишь ангел возмездия, – и он неожиданно захохотал. Сигара запрыгала в его зубах.
– Сумасшедший, – проворчал Александр Юрьевич.
– Конечно, и ты тоже! – согласился Герман, немного успокоившись. – Не знал, что ли, куда приехал? Это ведь специализированная клиника курортного типа для душевнобольных. Здесь все пациенты, и Тошик Полонский, и Куруладзе, изображающий из себя комиссара. А врачи наблюдают за нами через скрытые видеокамеры. Нам еще повезло, что условия такие хорошие. Но в подземелье, говорят, есть отделения для совершенно неизлечимых и буйных.
Вот туда попадать не советую. Возврата нет. Но скажу по секрету: кто-то тут из психов притворяется. То есть на самом деле он доктор, а косит под больного. Чтобы лучше следить. Ничего, я его когда-нибудь расколю… А пока лечись и радуйся, друг Саша.
Выслушав тираду сокурсника, Сивере кисло усмехнулся. Он не поверил ни единому его слову. Такого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Ведь все, как и он сам, приехали сюда добровольно, по своему желанию, никто никого не тянул насильно, санитаров не было, таблеток и лекарств не дают, да и где видано, чтобы сумасшедший дом помещался в горном монастыре? И как он, Сивере, находясь в трезвом уме и здравой памяти, мог бы оказаться в клинике?
Или с ума сходят внезапно, незаметно для самого себя? Может быть, он рехнулся еще в Москве, а сюда его привезли в бесчувственном состоянии, и вся долгая дорога ему лишь привиделась? А что, если он уже существует в иной системе координат, в другом безумном мире, ощущая свое бытие как фантастику, а вымысел принимая за реальность? Где теперь трехмерный мир, его контуры и границы, что и кто находится вокруг него, внутри? Где сам он? Или Александр Юрьевич Сивере остался в Москве?
– Не переживай! – похлопал его по плечу Прозоров. – Все пройдет. Даже такая ерунда, как жизнь…
3
Когда Герман ушел, сказав, что через час намечается общая экскурсия к северному плато, расположенному в трехстах метрах над монастырем, Сивере допил холодный чай, задумчиво потянулся к садовым ножницам и пощелкал ими возле своего носа, словно обрезая невидимую нить. Он видел их во сне, и вот они тут – на столике. Возможно, что племянник хозяина действительно обронил ножницы в коридоре, ну и что?
Александр Юрьевич уже как-то попривык к таинственно появляющимся и исчезающим вещам и предметам в монастыре. Взять хотя бы очки Матвея Матвеевича. Или медальон с гербом Прошянов. Он полез в карман и нащупал его в кармане. Слава богу, на месте! А если бы и украли, что с того? Гораздо важнее выяснить: связано ли все это между собой, и если да – то как? В одном Прозоров безусловно прав, тут полно психов, а кое-кто психом явно притворяется…
И уехать отсюда нельзя, не выяснив истину. Но путь к истине всегда обозначен символами, которые, как светлячки, в лесу указывают путь. Главное, понять их значение, не пойти по ложному следу. И в первую очередь определиться со своими союзниками. Не может так быть, чтобы он оставался совсем одиноким в этом «Монастырском приюте», среди актеров и призраков.
Александр Юрьевич неторопливо брился, разглядывая свое лицо в зеркале, висевшем над рукомойником. Воду приходилось подливать в медный тазик из керамического кувшина. В конце коридора была душевая с горячей водой, но туда было лень идти. «Вечером схожу в сауну», – решил Сивере. Его вдруг заинтересовала толщина стен между кельями. Никак не менее трех метров. Но почему же покойный Матвей Матвеевич говорил, что часто слышал, как ругаются братья Афонины, его соседи? А Багрянородский утверждал, что Прозоров во сне кричит. Непонятно.
По идее, тут должна быть полная звукоизоляция. Может быть, существует какая-то внутренняя система вентиляции, скрытая в толще стен? Монахи большие хитрецы, всегда отличались изощренной выдумкой, чтобы следить друг за другом. Подслушивать и наблюдать. Наверняка здесь множество лазов, тоннелей, а то и узких крысиных нор, предназначенных не для этих умных зверьков, а для человека.
Прервав бритье, Сивере в который раз осмотрел келью, но ничего похожего на люк не обнаружил. Наверное, если какой-то лаз и существует, то найти его можно только случайно.
Вернувшись к зеркалу, продолжая скоблить левую щеку, Александр Юрьевич заинтересовался вскочившим на лбу прыщиком и вдруг замер. Его осенила одна догадка.
– Воткнуться носом… – пробормотал он, дотронувшись до зеркала рукой. Отпечаток ладони медленно таял на поверхности. Обычное овальное зеркало, встроенное в стену. По краям – несколько разрушенная амальгама. Но Александр Юрьевич был наслышан о хитроумных устройствах, которые применяли следователи или психиатры, когда сквозь специальное зеркало можно наблюдать за поведением преступника или пациента.
Неприятный холодок пробежал по спине. Не так уж это невероятно и в условиях «Монастырского приюта». Сиверсу показалось, что кто-то стоит там, с другой стороны зеркала, и смотрит. Ему даже почудилось дыхание наблюдателя, что было уж совсем невероятно. Так недолго и в самом деле сойти с ума!
И тут Сивере услышал действительно не только дыхание, но даже и легкое покашливание. Только раздавалось оно не из зеркала, а из-за его, Сиверса, спины. Резко обернувшись, он столкнулся с блуждающей улыбкой придурковатого племянника Полонского. Очевидно, тот незаметно вошел в келью, а теперь держал в руках ножницы, нацеленные острием в живот историка.
– М-ммя-яя!.. – радостно проблеял дурачок. Он был среднего роста, с покатыми плечами и круглой головой. На лбу – шрам.
– Не пужай, – усмехнулся Сивере. – Нашел свои ножницы?
Племянник закивал, в уголках рта появились пузыри слюны. Он повернулся и сделал пару шагов, махая руками.
– Хочешь мне что-то сказать? – поморщился Александр Юрьевич. – Как там тебя? Гела, кажется?
Племянник вновь энергично закивал, делая приглашающие жесты.
– Куда-то зовешь? – заинтересованно спросил Сивере, вытирая полотенцем мыльную щеку. – А ты, дружок, не ошибся адресом?
1ела отрицательно мотнул головой.
– Все-то ты, оказывается, понимаешь. Ну, пошли…
4
Сивере спустился вслед за Гелой по лестнице, прошел коридор, соединяющий жилые номера с подсобными помещениями, миновал прачечную, где стоял огромный чан с кипящей водой, пустую кухню с жаровнями. Они обогнули по открытой галерее задний дворик и вышли к стеклянной оранжерее. Александр Юрьевич уже начинал сожалеть, что дал втянуть себя в это путешествие по задворкам монастыря, но, очутившись в цветущем розарии, воспрял духом.
Живые деревца, пальмы, цветы, зелень, вьющийся под потолком плющ – все радовало глаз, бодрило свежим ароматом. Он и не предполагал такого обилия всевозможных орхидей, цикламенов, кактусов, папоротников, аккуратно рассаженных вдоль песчаных дорожек, каменных горок, искусственного водоема. Здесь чувствовались заботливые руки, любовь. Вряд ли за подобным оазисом мог ухаживать один Гела.
Александр Юрьевич не ошибся. Из-за подстриженного кустарника вдруг вышла невысокая женщина с лейкой. Приветливо улыбнулась Сиверсу. Вначале он даже не узнал ее, настолько преобразилось лицо Терезы. Сейчас она выглядела гораздо моложе, свежее, с раскрасневшимися щеками и голубыми блестящими глазами. «Да она просто красавица!» – подумал Сивере.
И лишь позже понял, почему произошло это чудесное изменение в облике. Да просто потому, что именно здесь, в оранжерее, единственном месте во всем монастыре, она чувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. Только поэтому.
– Вы пришли, – утвердительно сказала жена Тошика Полонского, опуская на землю лейку.
– Как видите, – развел руками Сивере, оглянувшись на своего поводыря. Но Гела уже куда-то незаметно исчез, словно растворился в листве. Он вновь посмотрел на женщину, ожидая продолжения. Но Тереза молчала.
– Тут красиво, – произнес Александр Юрьевич, чтобы хоть как-то ободрить ее.
– Правда? – вспыхнула она, а лицо ее еще больше похорошело.
– Единственное светлое место во всей гостинице, – сказал Сивере. – Вашими трудами?
– Гела помогает, – ответила Тереза. – А Тошик давно хочет разместить здесь курятник.
– У него мозгов нет, – усмехнулся Александр Юрьевич. – Извините, но ему не нужна красота. А земляных жаб разводить он не собирается? Поди, тиран в жизни?
– Вы правы, – согласилась она. – Но не будем об этом.
– Хорошо. Зачем вы меня звали?
Тереза ответила не сразу. Сначала замерла, будто прислушиваясь к чему-то, к каким-то шорохам у входа в оранжерею. Затем, понизив голос, промолвила:
– Вам не нужно идти на экскурсию к северному плато.
Александр Юрьевич не очень-то и собирался, но теперь, услышав ее слова, призадумался. Тут что-то не так. К чему бы ей предупреждать только его одного?
– Я вас не понимаю, – сказал он.
– И не нужно понимать. Просто не ходите, и все.
– Но… с какой стати? Странно как-то.
– Я не могу вам сейчас ничего объяснить. Но поверьте, дело очень серьезное.
– Черт-те что творится в вашей гостинице! – возмутился Сивере. – Сплошные загадки. Всегда так или только в этот сезон? А вот нарочно пойду!
– Вы не представляете, насколько это опасно! – возразила Тереза, умоляюще сложив руки на груди. – Доверьтесь мне.
– Гм-м… – Александр Юрьевич издал неопределенный звук, поглядев в ее встревоженные ясные глаза.
Она говорила с искренней болью, это чувствовалось. Но какое ей может быть дело до незнакомого постояльца? Приехал – уехал, и след простыл. Или он не должен покинуть «Монастырский приют» обычным путем, как все? А может, она возлагает на него какие-то свои надежды? У Сиверса сложилось впечатление, что он ведет сейчас шахматную партию вслепую, сразу на нескольких досках, – и с неизвестными противниками. И пока проигрывает.
– Хорошо. Я подумаю, – сказал он. И вдруг, неожиданно для самого себя, добавил: – А вы ведь приходили ко мне сегодня ночью, да? Не отпирайтесь.
Женщина явно смутилась. Ей было трудно лгать, и она покраснела еще больше.
– Да… – тихо ответила Тереза, потупив взор. – На рассвете. Я встаю рано… А тут, когда подметала в вашем коридоре пол, услышала стоны. Они доносились из вашей кельи. У меня есть запасные ключи от всех номеров. Я решила, вам плохо. Вы в самом деле метались по кровати, звали кого-то…
– Вот как? – усмехнулся Сивере, представив эту картину.
– У вас был жар, – подтвердила женщина. – Я дала вам выпить успокоительное.
– Напиток Прошянов! – вспомнил Александр Юрьевич. – Х-хе… А я-то думал, что все это мне приснилось! Впрочем, где тут сон, где – явь, непонятно.
Тереза совсем сникла, краски на ее лице поблекли, глаза перестали блестеть, потухли, словно само напоминание обо всем ином, кроме оранжереи, вызывало смертельную тоску. Сивере смотрел на нее с жалостью, досадуя и на себя, и на эту несчастную женщину.
– Вы чего-то боитесь и не хотите говорить, – сказал он. – Почему вы предупреждаете меня об этой экскурсии? Под утро вы также пришли ко мне намеренно, чтобы сказать что-то. Что именно? Вы опасаетесь за мою жизнь?
– Да… – чуть слышно произнесла Тереза, отводя взгляд.
Внезапно Александра Юрьевича пронзила нелепая на первый взгляд мысль. Совершенно невероятная, но он рискнул ее высказать.
– И это как-то связано с тем давним убийством, которое произошло здесь в одиннадцатом веке? Помните, о чем вы мне говорили в библиотеке?
– Да, – вновь прошептала женщина, кивнув. Теперь ее глаза были полны неподдельного ужаса.
– Послушайте, давайте так, – твердо сказал Сивере. – Расскажите мне все по порядку, что там стряслось? Я пытался найти эту легенду в книге Горельского, но страницы оказались вырваны. Не вы ли сами их и уничтожили?
Тереза уже не могла говорить, она лишь отрицательно покачала головой. Ей было, судя по всему, очень больно. Это не физическая боль, душевная – определил Сивере.
– Просто какой-то замок с привидениями! – произнес он. – Кому-то очень хочется скрыть само упоминание об этом легендарном злодействе. А вы-то сами откуда о нем знаете?
И тут женщина, наконец, ответила. Буквально выдавила из себя несколько слов, прозвучавших, как роковое признание:
– Я из рода Прошянов…
Позади них раздался шорох, слабый треск веток. Затем пальмовые листья раздвинулись, появилась голова Багрянородского.
– Тэк-тэк-тэк!.. – заверещал он. – А я слышу голоса, да не пойму откуда? А вы вот где прячетесь! Не бойтесь, я вас Тошику Полонскому не выдам, сам его терпеть не могу… Однако какой тут райский аромат после нашего ада! Аж дурно.
5
В большом монастырском дворе собрались постояльцы, желающие полюбоваться окрестностями чуть ли не с самого верхотурья. К северному плато вела крутая тропка, на которой едва могли разойтись два человека: один из них должен был вжаться в скалу, другой – рискованно зависнуть над пропастью. Над плато застыл снежный козырек, а дальнейший путь к вершине горы был под силу лишь опытному альпинисту.
– Не свалится ли нам на голову эта громада снега? – озабоченно спросила у хозяина гостиницы Анна Горенштейн.
– Не беспокойтесь, мадам, – пронесет! – галантно ответил тот. – Козырек обрушивается лишь два раза в году: в январе и марте. В остальные месяцы абсолютно безопасно. Легче схватить ангину в Экваториальной Африке.
Тошик Полонский возглавлял экспедицию, а заодно являлся и бесплатным экскурсоводом. В экспедицию отправились: чета Комамберовых, тетушки Алиса и Лариса, супруги Дембовичи, еще одна пожилая пара, которую прошлой ночью Сивере застукал за каким-то спиритическим сеансом черной магии, а также Анна Горенштейн.
Комиссар со своим помощником вновь отправились в город, а Прозоров, Багрянородский, князь Романов и три старика-мумии остались в гостинице. В последнюю минуту к экспедиции присоединился и Александр Юрьевич, решив пойти наперекор совету Терезы. Если честно, то ему просто хотелось быть рядом с Анной.
– Правильно, ступайте, – подбодрил его Багрянородский. – Мне-то это плато до лампочки, не первый раз вижу, а вам будет любопытно. Почувствуете себя горным орлом в поднебесье. Только не улетайте далеко.
– С топливом плохо! Видать, Газпром все Китаю отдал, – отмахнулся от него Сивере.
Выслушав краткий инструктаж Полонского, десять человек гуськом двинулись вслед за своим экскурсоводом по крутой тропке. Каждый держался рукой за веревку, которая тянулась от первого к последнему. Техника безопасности обязывала закрепить ее на груди под мышками, но Тошик разрешил просто не выпускать из рук. Сивере шел седьмым в цепочке; впереди него – в полутора метрах – гениальный Комамберов, позади – Анна Горенштейн. Замыкали процессию молодожены.
– …Вчера я был не в настроении, – обращаясь к Сиверсу, разглагольствовал Валентин Данилович, то и дело спотыкаясь, поскольку все время оборачивался. – Уж извините старика. Но когда вернемся, я непременно дам вам почитать свой трактат.
– Только не о гибели США, а о нашем пребывании в монастыре, – напомнил ему Александр Юрьевич.
– А это одно и тоже! – махнул рукой Комамберов, едва не оступившись в пропасть.
– Да осторожней же ты! – прикрикнула идущая впереди него супруга. – Обвяжись лучше.
– В самом деле, – поддержал ее Сивере. – Так недолго и вдребезги расстекляниться. Вы бы лучше под ноги смотрели, а не об Йеллоустонском вулкане думали.
– А? Не слышу! – вновь взмахнул лапкой старик. – Меня ждет совсем другая смерть. В моем трактате об этом прямо сказано. Я буду убит стрелой.
– Надо же! – сочувственно подивился Александр Юрьевич. – Где же это вас угораздит? В прериях, что ли?
– Сия истина мне еще не открылась до конца, – торжественно отозвался тот. – А вот вам, молодой человек, следует опасаться печальных восточных женщин. Особенно в полнолуние.
– Учту-с! – кивнул Сивере. – Отныне – только веселые и западные. А русские как, не повредят?
– Над чем вы там забавляетесь? – крикнула позади него Анна Горенштейн. – Анекдоты травите?
– Антрекоты к ужину! – весело откликнулся Александр Юрьевич. С начала выхода из гостиницы прошло минут сорок, и они уже достигли цели. Теперь все сгрудились на довольно просторном естественном плато, где могло бы уместиться еще человек десять. Они озирали раскинувшуюся вокруг панораму и слушали поясняющую окрестные красоты речь Тошика Полонского.
Под ними лежал многоярусный монастырь с башнями и бойницами, обнесенный галереями и высокой стеной. Кто-то там, далеко внизу, очевидно слабоумный племянник, копал на заднем дворе землю. На солнце блестел стальной трос, тянущийся от ворот, через глубокое ущелье, к смотровой площадке, откуда они все прибыли на фуникулере в тот зловеще-прекрасный вечер.
Серпантинная дорога от параллельной горы уходила вниз, к городку, очертания которого просматривались вполне четко. А вот на самой площадке в этот час никого не было. Возможно, продавец шашлыков и напитков куда-то ушел или сидел в кабине застывшего там фуникулера. Слева, у подножия монастырской горы, виднелось поселение, небольшая деревушка из черепичных домиков, где различались фигурки людей и домашних животных. Справа находился перевал к другой вершине, а за ней – череда следующих, еще более крупных гор.
Красноречие Полонского иссякло, да его и мало кто слушал. Все были поражены величием скал и их мудрым безмолвием. Прихваченный хозяином бинокль переходил из рук в руки. Дошла очередь и до Александра Юрьевича. Вначале он навел резкость на монастырскую башню, затем – на кабину фуникулера.
– Однако ж! – озадаченно пробормотал он. То, что он увидел, ему не понравилось.
– Что вас там так заинтересовало? – спросила стоящая рядом Анна. – Дайте же посмотреть!
– Странно… – тихо проговорил Сивере. – Что же это такое? – Он протянул бинокль вдове. Та стала неумело подкручивать колесико наводки, а он продолжал сосредоточенно размышлять. Увиденное не могло ему померещиться. Сейчас не ночь, а ясный солнечный день. К тому же армейский бинокль – прекрасная штука, сбоя не дает. «Ладно, разберемся потом», – решил Сивере. Пора было возвращаться, Полонский начал поторапливать путешественников.
Обратно шли в ином порядке. Теперь процессию замыкал Комамберов, а впереди него шел Сивере, вслед за одной из тетушек. Возглавлял цепочку попрежнему экскурсовод. И вновь все держались за прочную нейлоновую веревку, словно слепые на прогулке. «Ничего не случилось», – с облегчением подумал Сивере, хотя до окончания маршрута оставалось еще полпути.
– Я так боялась, так боялась! – тараторила впереди историка старушка Алиса (или Лариса?). – Мне казалось, что снежный козырек непременно рухнет нам на голову…
– Бросьте! – прокричал за спиной Сиверса литературный Комамберов. – Вас поджидают другие неприятности.
– Все-то вы знаете! – не оборачиваясь, откликнулся Сивере.
– А то! – засмеялся Валентин Данилович. – Ох, как трудно быть пророком в своем Отечестве…
Тут что-то просвистело в воздухе. «Птица, что ли?» – подумал Александр Юрьевич.
– А кто будет следующим президентом России? – спросил он.
На сей раз словоохотливый старик не ответил. Наверное, политические предсказания были для него слишком мелки. Сивере подергал за веревку, она легко подалась.
– Что же вы замолчали? – спросил Александр Юрьевич, оглянувшись. И в изумлении вздрогнул. Свободный конец веревки волочился по тропке. А сам Комамберов исчез.