1
Тук-тук-тук! – это стучало сердечко Александра Юрьевича, сжавшись в комок. Сколько прошло времени? Он не знал и не хотел об этом думать. Просто сидел в кромешной тьме, прижавшись к лестнице и тупо ощущая себя все еще живым существом. Пока еще человеком, но пройдет короткий срок, и он превратится в животное – прыгающее, лающее, скулящее и царапающее стены. От страха, неизвестности, пустоты вокруг. От собственного бессилия.
Поначалу он впустую жег спички, пытаясь оградить себя от удушающего мрака, шорохов, пугающих мыслей, но потом бросил это никчемное занятие. Пусть будет что будет. От судьбы не уйдешь. Вот так же, наверное, сидели неподалеку отсюда в казематах узники монастырской тюрьмы. И мечтали лишь избежать камеры пыток. И сходили с ума.
Их тени еще до сих пор бродят здесь. Он чувствовал это. Они уже начинали с ним заговаривать, нашептывать успокаивающие слова. Сивере сжал руками голову, слабо застонал. За что же ему выпало такое наказание? Кто заманил его в этот проклятый «Монастырский приют»? Не уготовлена ли ему судьба того существа с ошейником, прикованного к стене, чьей кровью была испачкана его ладонь?
Новая спичка вспыхнула и тут же погасла: откуда-то потянуло холодом, сыростью. Неизвестностью, которая ожидала Сиверса впереди. Теперь Александр Юрьевич знал, что он не останется здесь. Не будет ждать мифического спасения. На кого надеяться? Сказано в Библии: спасайся сам и вокруг тебя спасутся тысячи. Так надо поступать. И вся его прошлая жизнь, картинки детства, юности, встречи и расставания, любимые женщины, родители, друзья, книги, образы любимых героев – все было сейчас рядом, все служило ему опорой. Сивере не стал больше жечь спички. Он решил беречь их. И, насколько это возможно, передвигаться в темноте. Искать выход. А он должен был тут существовать.
2
Рядом с пыточной камерой находился узкий проход, вход в него был прикрыт листом железа. Александр Юрьевич обнаружил его не сразу, с отвращением ощупывая склизкие стены и лишь изредка зажигая драгоценные спички. Оставалось еще полкоробка, совсем мало. Возвращаться назад и искать фонарик не имело смысла. Там, в полу, имелись такие пробоины, куда могла закатиться даже срубленная голова, не то что фонарик.
Он отодвинул в сторону лист железа и двинулся по коридору. Странное дело, но через некоторое время глаза как-то привыкли к темноте, ему удавалось различать впереди себя выступы стен. Вскоре он догадался, в чем тут дело: вентиляционные отверстия! Ведь узникам и тюремщикам надо было чем-то дышать, а в потолке были просверлены небольшие дыры. Возможно, тут была целая система труб, тянувшихся к стенам монастыря, что и создавало эффект рассеивающегося света.
По крайней мере, можно идти, не зажигая спичек. Коридор вскоре кончился, Сивере вступил в новый подвал, совершенно громадных размеров. И сразу очутился по щиколотку в воде, полной всевозможного мусора. Но здесь было еще светлее, чем в коридоре. Посмотрев наверх, он убедился, что под потолком находится крохотное оконце. Высота – метра четыре, ухватиться не за что. Нечего и пытаться достать. Теперь он понял, что чувствует лиса, глядя на кусок сыра в вороньем клюве. «Ладно, пойдем дальше! – подумал Сивере. – Старый лис добьется своего в другом месте».
В подвале было пять или шесть дверей, Александр Юрьевич выбрал ту, которая вела в более широкий проход. Но после метров двадцати коридор стал резко сужаться, к тому же уходить вниз. Теперь он спускался под углом сорок пять градусов, а потом появились ступеньки. Еще через несколько шагов Сивере уперся в запертую дверь.
Достав связку ключей, которую ему дала Тереза, он попытался открыть замок, но ничего не получилось. Пришлось возвращаться обратно, в подвальный пруд. Через следующую дверь он вышел в серию подвальных помещений, которые соединялись между собой узкими лазами. Ему пришлось передвигаться в них на четвереньках.
Миновав один подвал, Сивере попадал в новый, точно такой же, и так раз пять, но когда-нибудь должен же был наступить этому предел? И он наступил. Выбираясь из очередного лаза, Александр Юрьевич, уже весь перепачканный известкой и глиной с ног до головы, очутился в огромном зале. Иначе это помещение и нельзя было назвать. Откуда-то сверху сочился свет, хотя окон не было.
Но главное – почти все пространство было уставлено чудовищно-уродливыми статуями. Высокие, маленькие, толстые, расплющенные монстры, напоминающие то ли языческих богов, то ли чертей из преисподней. Они карикатурно походили на Венеру, Аполлона, Зевса, но имели по три руки, по пять глаз, хвосты, рога, лишние головы. И все это убожество валялось, стояло, прислонялось к стенам, или пыталось срастись воедино из разрозненных и разбитых кусков.
«Гипс», – определил Сивере, пнув чью-то костлявую задницу. Вообще-то такое обилие уродов производило довольно неприятное впечатление, и Александр Юрьевич поспешил покинуть зал.
Еще один длинный лаз, и новый подвал, совершенно пустой и темный. Обшаривая его в поисках выхода, Сивере потратил несколько спичек, пока не обнаружил овальный туннель вверху. Благо до него можно было дотянуться и пролезть внутрь. Дальше пришлось опять передвигаться на четвереньках.
Чиркая спичками, Александр Юрьевич видел по бокам дыры, из которых тянуло воздухом. При желании, в них можно было протиснуться и продолжить свой путь, но историк не стал этого делать. Неизвестно, куда приведут его эти узкие норы, а как возвращаться, если впереди тупик? Задом-наперед? Немудрено и застрять. Неожиданно Сивере ощутил перед собой пустоту и полетел вниз…
Падение не вызвало сильных ушибов, высота оказалась метра два, не больше, и теперь он лежал на горке каких-то рассыпающихся под ним шаров, вроде футбольных мячей. Они-то и смягчили падение. В его руках оказался один из этих круглых предметов, он положил его на колени, чиркнул спичкой. И едва не выронил.
На Александра Юрьевича язвительно глядел пустыми впадинами череп. Будто приглашая порассуждать на философские темы о смысле жизни. Кругом валялись десятки таких же черепов. На них и сидел Сивере. Странно, но самих скелетов не было: ни позвоночных, ни берцовых костей, ни лопаток, – одни головы. Александр Юрьевич почувствовал дурноту, спазмы в желудке, но ему еще хватило наглости пошутить:
– Привет, Йорик! Вернее, Йорики, вас много, а я один, прощайте… – и он все так же на четвереньках торопливо отполз в сторону, где его и стошнило.
– Ф-фу! – выдохнул он, вытирая со лба пот. – Куда ж это я забрался? Это еще что за черепа?
Чиркая спичками, он начал искать выход, стараясь больше не смотреть на черепа. Налево оказалась дверь, он рванул ее на себя, она заскрипела, и Сивере очутился в коридоре. Конца и края не было этим переходам, коридорам, комнатам, подвалам, норам, которые, казалось, были тут повсюду. Здесь можно не только заблудиться – бродить вечно, до Второго Пришествия. Вот так лабиринт!
Пройдя несколько шагов, Сивере вновь очутился в подвальном пруду, где побывал вначале. Очевидно, он сделал круг. Теперь, вооружившись осколком гранита, Александр Юрьевич стал чертить на стенах кресты, чтобы в очередной раз не вернуться обратно.
Выбрав новый коридор, Сивере через некоторое время попал в замкнутое пространство, где царил абсолютный мрак. Шагая на ощупь вдоль стен, он чиркал спичками, которых оставалось все меньше и меньше. Ему казалось, что он опять двигается по кругу, на сей раз поистине магическому. Спички тут же гасли, а конца его хождению не предвиделось.
Тогда он оторвался от стены и стал пересекать подвал. Сделав несколько шагов, он замер. Что-то внутри подсказало ему не торопиться, не паниковать, стоять спокойно. Он опустился на колени, протянул руки, пытаясь коснуться пола, но они ушли вниз, и он едва не потерял равновесие. Тогда Сивере зажег спичку. Все ясно: перед ним – колодец. Дыра диаметром два метра, из которой несло холодом. А что внизу?
Александр Юрьевич достал из кармана расческу, бросил в колодец. Отзвука падения так и не услышал.
Туннель уходил глубоко под гору, может быть, к самому ее подножию. Возможно, в древние времена здесь был запасный выход из монастыря. А спускались монахи, скорее всего, по веревочной лестнице.
Так или иначе, но тут ему делать нечего. Если только нет желания спрыгнуть и покончить с собой. Но Сиверсу хотелось жить, и он попятился назад, пока не выбрался в новый коридор, где еще не был прежде. Оставалось еще три спички. Он боялся их тратить и вновь шел на ощупь. Ступал медленно, хотя и предполагал, что больше подобных колодцев на его пути не встретится.
Когда-то в Москве ему попалась на глаза книга модного писателя Сегеня, где тот описывая существование на земле некоторых, как он называл их «сатанинских дыр», которые, каким бы смешным это ни показалось, не имеют дна. Одну из них автор якобы видел собственными глазами на горе Броккен, в Германии. Другие по предположению находятся где-то в Гималаях, в Андах, в Новой Зеландии…
Что это такое? Автор уверял читателя, что не что иное, как выход в астральный мир. Еще проще и понятнее – вход в Преисподнюю. Туда отправляются души злодеев, оттуда появляется на свет всякая нечисть. Так ли на самом деле? Конечно, спору нет, Сегень – замечательный сочинитель романов, но существуют ли подобные дыры в реальности или Александр Юрьевич увидел обычный туннель в горе?
Скорее всего, туннель природного происхождения, но достроен людьми и использовался ими для каких-то нужд. Блуждающий по коридорам историк был уверен в собственной правоте: встретившийся ему колодец, в который он чуть не упал, есть размытое в породе русло когда-то давно существовавшего ручья, и ничего сверхъестественного в том нет.
Хотя, кто знает! Всегда хочется верить всяческим чудесам и загадкам, внимать мистическим заявлениям и исцеляться у магов. Забывая при этом о погибельности своей души, а начинается-то все с малого… С веры в нечто инфернальное, которое кончается поклонением ему.
Отвлекаясь мысленно, полемизируя с оставшимся в Москве Сегенем, Александр Юрьевич и не заметил, как прошел мимо комнаты, в которой светился огонек. «Что за чертовщина?» – подумал он, возвращаясь на пару шагов назад. Но так и есть: перед ним была совершенно нормальная, жилая комната, в которой стоял стол, стул, тахта, заправленная одеялом, и тлел фитилек керосиновой лампы. На тарелке лежал кусок поджаренного мяса, ломоть хлеба с сыром, пучок зелени. И рядом стоял кувшин.
У Сиверса с собой не было часов, он оставил их в келье, но его желудок сразу же определил далеко послеобеденное время. Александр Юрьевич даже не задумался – откуда тут все это взялось, кто здесь живет, уж не таинственный ли карлик-горбун? Он просто бросился к столу и в два приема умял все, что на нем было. В кувшине оказалась терпкая хванчкара. Утерев ладонью губы, историк громко икнул.
Жизнь показалась еще прекраснее, а главное – удивительнее, чем была до сих пор. Не все ли равно, где он находится? Наверху, в своей временной келье, или здесь, в подземелье, у радушного, но неизвестного хозяина. В свинцовой Москве или солнечной Палестине, на горе Броккен или на дне океана, в Марианской впадине? Жить надо проще, а в самых тягостных ситуациях радоваться своему существованию, не забывая и поскорбеть о бренной оболочке, называемой телом. Словом, не распускать нюни, суетиться медленно и внимать вечности, если она напоминает о себе неожиданными поворотами судьбы.
Полежав на тахте и немного отдохнув, Сивере не стал дожидаться хозяина. Теперь он был окончательно уверен, что и сам сможет выбраться из подземного лабиринта. А в крайнем случае всегда вернется обратно, в эту комнату. Александр Юрьевич, насвистывая, двинулся по коридору.
Впереди было два дверных проема. Заглянув в один из них, он очутился в подвале, где стояли две пустые клетки. С металлическими толстыми прутьями и обрывками черной свалявшейся шерсти на дне. Не иначе, в них держали каких-то животных. Причем достаточно крупных, размером с молодую гориллу или медведя. Зачем, когда?
Почесав затылок, Сивере оставил этот подвал и пошел к другой двери. Разобраться во всех свалившихся на него таинственных наворотах было пока невозможно. Одни лишь предположения, догадки, версии. Но – странное дело! – теперь почему-то он не особенно и жалел, что решил приехать отдохнуть в «Монастырский приют». Жизнь, по крайней мере, стала гораздо интереснее.
Новый подвал, похожий на погреб, следующий туннель, еще одна дверь… Но она упорно не хотела поддаваться. Александр Юрьевич, вспомнив о связке, начал подбирать ключ. Ему уже удавалось в своих блужданиях отпирать некоторые запоры. Один из ключей пришелся и к этому замку. Давно не смазываемые петли заскрипели, он очутился в комнате, где сразу же зябко поежился. Тут царил нестерпимый холод, словно он внезапно попал на ледяной айсберг.
Оставалась последняя спичка. Александр Юрьевич раздумывал: стоит ли ее зажигать или лучше вернуться обратно, к теплу и свету? Уж здесь-то точно нет ничего интересного и никакого выхода. Все же любопытство пересилило. Чем он рискует? Дорогу назад знает. Сивере чиркнул спичкой и буквально остолбенел.
Перед ним стоял деревянный стол, на нем лежал человек. Но ему никак не полагалось тут лежать, этому мертвецу, из горла которого торчал обломок стрелы. Если только это не двойник Комамберова. Александр Юрьевич вскрикнул: спичка догорела, опалив пальцы, и все вокруг снова погрузилось во тьму.
3
Комиссар Куруладзе прибыл на фуникулере за полчаса до назначенного ужина. За его спиной вышагивал, как всегда, грозный Макс. Хозяин гостиницы встретил их у ворот «Монастырского приюта». Рядом в почетном эскорте стояли его жена и один из сыновей.
– Вольно! – махнул рукой комиссар. – Показывайте, где он там. Сначала, на голодный желудок, надо посмотреть ваш труп, а потом приступим к дознанию.
Очевидно, под «дознанием» он понимал ужин с вином.
– На мой труп вы можете взглянуть только после моей смерти, – буркнул Полонский. – Если, конечно, в том возникнет необходимость.
Ясно, что они давно недолюбливали друг друга. Но Куруладзе сделал вид, что не заметил издевательства.
– Кто его на сей раз замочил? – грубо спросил он, будто несчастного Комамберова «мочили» каждый божий день, и не по одному разу.
– Откуда мне знать? – развел руками Тошик.
– Ничего-то вы не знаете, а трупов полная гостиница. Ладно, вы его вытащили из пропасти? Где он?
– Куда вы его отнесли? – обратился Полонский к сыну.
– В седьмой погреб. Там у нас холоднее всего, – отозвался тот.
– Пошли!
Вся процессия двинулась во двор, обошла южный придел и хозяйственные сооружения, спустилась по лестнице в пищевой блок и миновала по коридору несколько закрытых дверей, пока не остановилась у седьмой по счету.
– Отпирайте! – кивнул Куруладзе.
Сын Тошика поковырялся в замке, затем распахнул дверь и пропустил вперед комиссара, который включил фонарик. Но шедший за ним Тошик щелкнул выключателем и под потолком вспыхнула желтая лампочка.
В погребе лежало два трупа. Так, по крайней мере, им всем показалось с первого взгляда. Один – на столе, другой – невообразимо грязный – под столом.
– Так! – многозначительно проворчал Куруладзе. – Я же говорил, что их у вас тут полный склад. Чего вы мне голову морочите? Сами не знаете, сколько наделали трупов?
– Этот – не наш, чужой, – возразил Тошик.
– Его тут не было, папа, – подтвердил сын.
– Это наш постоялец, – тяжело вздохнула Тереза. – Александр Юрьевич Сивере.
Она первой подошла к лежащему в беспамятстве историку, приподняла его голову, подула в лицо, помассировала виски. Сивере открыл глаза.
– Ф-фу ты! – выдохнул он. – Что вы тут столпились?
– А вы чего тут разлеглись? – возразил Тошик.
Только теперь Александр Юрьевич начал окончательно приходить в себя. Он все вспомнил.
– Так! – глубокомысленно произнес Куруладзе. – Как вы оказались рядом с покойником?
– Улики хотел ликвидировать, – изрек Макс. – Давайте я с ним потолкую.
– Не надо, – отстранил его комиссар. – Отвечайте.
– Я заблудился, – произнес Сивере.
– Где? В подвале? – вмешался в допрос Тошик.
– Сначала в Сторожевой башне. Мы осматривали музейные экспонаты. А потом кто-то закрыл люк. И я остался один, – пояснил Александр Юрьевич.
– Чушь! Вы не могли попасть в Сторожевую башню, – начал напирать Тошик. Его лицо побагровело. Он уже начал кое о чем догадываться.
– Это я дала им ключи, – призналась Тереза.
– Ступай домой, – повернулся к ней Полонский, нахмурившись. – После поговорим.
– Все отсюда ступайте, – усмехнулся Куруладзе, наслаждаясь сценой. Он не был лишен чувства юмора. – Нам надо произвести осмотр тела. Одного из двух. Второе может убираться на своих ногах.
4
Первым делом Сивере отправился в душевую, где, напевая почему-то гимн России, смыл с себя всю грязь, пот, известку и остатки липкого страха, прятавшегося в глубине души. Да, рассуждал он, путешествие по монастырским подвалам было не из приятных. Но почему-то именно после этих запредельных прогулок он стал относиться к себе с большим уважением.
Оказывается, пока не забьют последний гвоздь в крышку, ты можешь оставаться человеком даже в гробу. Разумеется, если ты жив. А ведь обследовал он лишь часть подземных хранилищ и, признаться, не так уж много понял. Но никогда не надо бояться неизвестности, решил он, ведь то, что для тебя является тайной, для другого – всего лишь таблица умножения. И этот другой вполне может оказаться твоим неприметным соседом.
Мистические силы – всего лишь тени нашего страха, их нужно умело подвергать анализу.
В душевой Сиверса частенько посещали стоящие мысли. Вот и сейчас он подумал, что заперли его в подвале не для того, чтобы убить. И скорее всего, не с той целью, чтобы лишить разума. Убить просто, использовать человека для каких-то своих нужд – гораздо труднее. Для этого нужно сделать так, чтобы объект не догадывался, что его используют. Чтобы он был уверен, что действует самостоятельно.
Вот и с ним произошло то же самое. И происходит с самого начала, с первой минуты, как он появился здесь. «Меня используют как наживку», – решил Сивере. Ясно, что за ним следят, контролируют его поступки, анализируют поведение. Он – как обезьяна в клетке. Просто клетка эта – весь «Монастырский приют».
Возможно, не он один является подопытным кроликом. Но для чего и кому это нужно? Какую он представляет для них ценность? Биологическую, материальную, духовную, какую?.. Ясно одно, тот, кто закрыл крышку люка, гораздо опаснее убийцы. Он (или она, они?) включил Сиверса в свою игру, но до определенных пор. Пока фигура историка не станет на доске лишней.
Догадка Александра Юрьевича нашла косвенное подтверждение, когда он вернулся из душевой в свою келью. Переодеваясь в чистое белье и одежду, он обратил внимание, что некоторые предметы лежат не так, как были оставлены им накануне. Например, красно-коричневый саквояж задвинут под столик гораздо глубже. Наручные часы перекочевали из одного кармана брюк в другой. А томик стихов Тер-Маркарьяна раскрыт не на той странице.
Теперь он вспомнил, что и хлебные крошки, которые прошлой ночью рассыпал под дверью, прежде чем отправиться на свидание к Анне Горенштейн, были раздавлены. Кто-то очень любит посещать его номер в отсутствие хозяина… Что они ищут? Или чего ждут? Что сам Сивере что-то найдет?
Александр Юрьевич посмотрел в зеркало, висящее над рукомойником. И опять ему показалось, что за ним внимательно наблюдают оттуда. Но на сей раз он даже испытал от этого ощущения удовольствие. Подмигнув своему отражению (или тому, кто прятался за ним), историк вполголоса произнес:
– Играть так играть, а правила будем менять по ходу партии…
5
Опоздав к ужину, Александр Юрьевич был несказанно рад, что трапезничает почти в одиночестве. Трех древних стариков за отдаленным столиком он уже перестал считать за живых существ. Так, тени прошлого, продолжающие по привычке глотать пищу. Внимания на Сиверса они не обращали никакого, словно и он для них представлял иллюзорный объект давно несуществующего мира.
В тарелках лежало нечто белое: творог или манная каша. С других столиков убирала посуду Тереза. Проходя мимо Сиверса, она спросила, не глядя на него:
– Не хотите ли и вы мацони?
Лицо ее ничего не выражало. Но одна щека была чуть краснее другой и явно припухшей. «Какого же цвета у нее глаза?» – подумал Александр Юрьевич и не смог вспомнить.
– Неужели он вас ударил? – произнес Сивере. – Вот негодяй.
– Не надо так, – тихо сказала она. – Вы же ничего не знаете. – Собрав со стола пустую посуду, Тереза поспешно отошла.
На пороге кухни появилась фигура Тошика Полонского. Он молча поглядел на свою жену, затем на историка, усмехнулся и снова исчез. В любое другое время Сивере не стал бы не только вмешиваться, но даже размышлять на эту далекую от него тему, но теперь он почему-то встал и направился в кухню.
Там витал специфический мясной запах, едва дымились остывающие жаровни. Тошик сидел за угловатым столом, на котором стояли кувшин вина и блюдо с маслинами. Сам он болтал ногой, будто поджидая Сиверса.
– Послушайте! – резко начал Александр Юрьевич. – В конце концов, как вы… как вам…
Смутившись под насмешливым взглядом хозяина, он менее уверенно продолжил:
– Нельзя же так обращаться… даже если… это никуда не годится! Так и знайте.
Сивере умолк, выпустив последний пар.
– Что, сациви не понравилось? – озабоченно привстал Тошик. – Осталось немного хачапури, желаете? Или стакан вина? – он подмигнул Сиверсу, щелкнув пальцем по кувшину.
– Валяйте! – махнул рукой Александр Юрьевич, усаживаясь на свободный стул. – Пора промочить горло.
– Это точно. Славная хванчкара, отведайте. Раннего урожая.
– Я у вас тут скоро совсем сопьюсь, – поблагодарил Сивере. – Между прочим, кто у вас там живет, в подземелье?
Полонский даже не моргнул глазом. Подлил из кувшина еще.
– И чего вас туда занесло? – вслух пробормотал он. – Сидели бы себе мирно в своей келье, не пришлось бы принимать меры. Много от вас неприятностей, уважаемый. Трудно с вами, вот что скажу. То не так, это не этак. Как же тогда вам угодить?
– Бросьте молоть чепуху. Вы не ответили на мой вопрос.
– Ах, вы про Гелу? Ну да, мой племянник живет не с нами, а в одном из подвальных помещений. Сам себе выбрал место. Как собака, знаете ли… Тут уж ничего не поделаешь! – Тошик развел руками. – Нравится ему там. А разве мы против? Пусть. Коли хочет жить с крысами да привидениями.
Это заявление несколько озадачило Сиверса. Хотя объяснение можно было найти: то, что не годится нормальному человеку, вполне по душе придурковатому. Уроды среди людей не живут. Но и человек среди уродов долго не протянет. Каждому овощу своя грядка.
На кухню вошла Тереза, убрав посуду в подогревающийся чан с водой. Затем так же незаметно вышла. Тошик проводил ее взглядом, продолжил:
– Вам бы надо поосторожнее с прогулками. Тут ведь не Арбат, не Бродвей. В горы не лазьте, чуть что – оступился – вот вам и камамбер. Кстати, несчастный старик пролежит здесь еще несколько дней. Куруладзе сказал, что причина смерти ясна, вскрытия не будет. А я вам по секрету сообщу: просто у них морг завален трупами. В городе вчера начались очередные беспорядки. Резня, проще говоря. Им сейчас не до нас. Да и нам плевать, что там внизу происходит, верно?
– Допустим, – рассеянно кивнул Сивере, еще не понимая, куда тот клонит.
– Допустим, – радостно повторил Тошик, а глаза его заблестели от радости. – А представляете, если полыхнет весь Кавказ с Закавказьем? Вот потеха-то начнется! А мы тут как бы парим над всеми. Никто к нам не доберется. Одни, можно считать, во всем мире. Последние люди, если хотите. Еще бы фуникулер в пропасть сбросить, совсем было бы здорово.
– Вы это серьезно? – недоверчиво спросил Сивере.
– Шучу-шучу. Я к тому, что Куруладзе сам не торопится возвращаться в город. Просто хочет пожить у меня со своим барбосом на дармовщинку да отдохнуть. Сволочь, одним словом. Но вы с ним все равно поделикатней, он парень крутой, боевиком был. И с подвалами завязывайте. Я ведь и сам толком не знаю, сколько их в подземелье. Монахи, гниды, понастроили на мою голову… Не ровен час, заблудитесь.
– А как же там Гела ориентируется? – спросил Сивере.
– А он только там и чувствует себя человеком, умнеет даже, – усмехнулся Тошик, подливая себе и гостю хванчкары.