– Внушительная аптечка, – улыбнулась я.
– Угу, – кивнул он.
– Где, ты говорил, твоя квартира? На Васильевском?
– Да, но я там не останусь. Если только на несколько дней, пыль двухлетней давности вытереть. Потом в норвежское заполярье подамся.
– Зачем так далеко?!
– Там удивительные места есть. Суровые, – мечтательно пояснил Дайра. – И красота невероятная.
– А делать ты что там будешь?!
– Повезёт – на рыболовецкое судно устроюсь, – улыбнулся Дайра и хитренько на меня взглянул. – Бывала на северных морях в шторм?
– Да тьфу-тьфу-тьфу!
– А я бывал. Интересные ощущения. Переживёшь такое – себя зауважаешь.
Я поймала себя на том, что сокрушённо качаю головой.
– Это будет правильно, Алиша. Сильяне, конечно, эта идея не очень-то нравится…
– Она-то тут причём?
– Я её с собой позвал, – пояснил Дайра, не глядя на меня.
– Зачем?!
– Э-э-э… Найдём, чем заняться на пару, – усмехнулся он и добавил угрюмо. – Чувствую себя обязанным… – и тут же после паузы. – Хотя, вру, конечно. Не чувствую. Но должен чувствовать. Поэтому и позвал.
Он, наконец, застегнул свой рюкзак. И взглянул на меня с печальной усмешкой.
– Дайра, прости меня.
Он качнул головой и поморщился:
– Прекрати, терпеть этого не могу!
– Чего этого?
– Ну, вот этого всего… – он кивнул на меня. – Когда рвут на себе волосы и руки заламывают… За что тебе извиняться? Ты меня не обманула, не оболгала, не обокрала…
– Ты из-за меня с братом разругался.
– Мы разругались бы и без тебя, раньше или позже. Дело не в тебе, а в наших непримиримых противоречиях. Не они твоя проблема. Проблем ты себе в другом месте нажила, – Дайра сжал губы и стал совсем-совсем похож на Ольгера. – Но тут я уже ничего поделать не могу, хоть и пытался. Ещё есть вариант в мешок тебя и силой унести. Так и надо бы сделать, но я слабак, рука не поднимается. Да и не терплю женского визга за спиной.
– Только насмехаться не надо! – возмутилась я.
– По-дружески имею право подколоть, – возразил он и примирительно улыбнулся.
– А, тогда ладно.
– Ну, мне пора, – Дайра пожал плечами и потянулся к рюкзаку.
– Уже?! – испугалась я.
– Да, я сейчас к Сильяне, и пойдём с ней в Лиловые горы, она проход откроет.
– Я тебя провожу!
Дайра покачал головой:
– Тебе не надо покидать замок. Провожать – проводишь, а как возвращаться будешь? Я так и не понял, куда делись княгиня Лайла со своим советником, так что опасность до конца не миновала. Попрощаемся здесь.
– Хорошо, здесь так здесь.
Я шагнула к нему.
Дайра несколько секунд смотрел на меня с улыбкой, но вдруг стал серьёзным:
– Может быть, всё-таки в мешок?
– Что?!
– Тебя в мешок. И прочь отсюда, со мной?
– Дайра… – я не вынесла его убийственно-серьёзного взгляда и опустила голову.
– Алиша, я ведь не шучу, – тихо сказал он.
– Я останусь с Ольгером.
– Да не любишь ты его, – с плохо скрытой досадой проговорил Дайра. – Ты влюблена в его тайну. В его страдание, причину которого не понимаешь.
– Да мне ещё психоанализа тут не хватало! – возмутилась я. – А если не понимаю, то что? Думаешь, если пойму, что-то изменится?
Дайра задумался, прищурившись.
– Измениться, может быть, и не изменится, – твёрдо сказал он. – Но ещё больнее тебе точно будет.
– Это неважно, Дайра. Я нужна ему, и я с ним останусь, чтобы помочь. Остальное неважно.
– Да я уже понял, – вздохнул он. – Тогда… Удачи тебе!
– И тебе! – спохватилась я, радуясь, что наш разговор свернул, наконец, со скользкой дорожки. – Не замёрзни там, в заполярье!.. Ну, здоровья ещё… И счастья с Сильяной!
– Да уж, для счастья с Сильяной мне здоровье точно понадобится. И нервы покрепче, – засмеялся Дайра.
Мы оба замолчали.
– Я тебе кое-что сказать хочу, – начал Дайра. – Ты просто выслушай и не перебивай, хорошо?
Я кивнула.
– Иди-ка сюда, – он привлёк меня к себе, осторожно обнял, и его рука легла на мой затылок.
Дайра заговорил на незнакомом языке. Это не был обиходный язык Морлескина, который я всё ещё толком не понимала, но уже ни с каким другим на слух не перепутала бы.
Это были не то стихи, не то заклинание, ритмичные, но неторопливые строфы. Я всё ждала, что это экзотическое предисловие закончится, и Дайра скажет то, что я должна была выслушать, но он замолчал, прижал меня к себе чуть крепче и тихонько выдал в самое ухо:
– Аур-тэ, Алиша. Аур-тэ…
И отпустил.
– Это всё? – осторожно спросила я.
– Угу, – мыкнул Дайра и развёл руками. – Ну, побежал я. Если понадоблюсь, Коста сумеет меня отыскать.
Он повернулся и шагнул к двери.
– Э-э, стой! – выкрикнула я в полном смятении. – Ты что мне сейчас сказал?! Вот это всё, что это было?
– Ты поняла, – улыбнулся он, обернувшись на пороге.
– Нет, не поняла! Переведи же, наконец!
Но Дайра покачал головой:
– Пока, Алиша. Береги себя.
Он ушёл, плотно притворив за собой дверь.
Глава 26
Коста с усилием прожевал то, что было у него во рту, поковырялся вилкой в тарелке и тоскливо вздохнул:
– Откуда только у них руки растут?.. А давайте, я опять начну готовить? Это же невозможно, что они делают с нормальными продуктами…
Брилле только загадочно улыбнулась, не поднимая головы.
Я промолчала.
Мы теперь собирались у Ольгера в столовой, как счастливая семья: если не три раза в день, то на завтрак и ужин обязательно. Правда, стол нам накрывали казённый, с общей замковой кухни.
Я сразу поставила Ольгеру условие: никаких больше вин, какого бы цвета они ни были и от чего бы ни помогали. Нет – и всё. Он не возражал. И даже ввёл за трапезой правило: всем говорить по-русски, чтобы беседа за столом была общей и непринуждённой. Освоение языка Морлескина шло у меня не так быстро, как мне хотелось, хотя мои преподы из универа были бы от моих успехов в полном восторге.
Ольгер, выслушав сетования Косты, только пожал плечами:
– Извини, Коста, у меня в покоях кухни нет.
– Я спущусь вниз, я не гордый!
– Не раньше, чем я тебе позволю. Спина отлично заживает, но пока всё-таки полную нагрузку тебе давать рано, – строго сказал Ольгер и, видя, что Коста скис на глазах, добавил. – Да не расстраивайся, день-два, и сможешь снова нас баловать. А пока мы потерпим. Верно, Брилле?
– А я и не терплю. Я не вижу особой разницы, – буркнула Брилле. – И у Косты вкусно, и тут… – она кивнула на стол. – … тоже замечательно.
– А я вижу разницу, – заявила я, заметив, как Коста угрюмо насупился.
– Что ты там можешь видеть? – фыркнула Брилле. – Ты его стряпню пробовала только тот единственный раз, когда с нами тогда позавтракала.
– Не только! И булочки! – возразил Коста.
– И оладьи с морковкой! – добавила я. – Я, правда, всего лишь попробовала, но это было нечто.
– Без морковки было бы куда лучше, – хмыкнула Брилле и отмахнулась.
Ольгер вздохнул и отложил приборы.
– Дразните друг друга, как дети малые, – устало проговорил он. – Надо мне вам всем срочно какое-то занятие придумать, а то вы от скуки ещё подерётесь.
– Это не скука, Ольгер, – серьёзно сказала Брилле. – Когда ощущения и предчувствия не получают никаких объяснений, это не скука. И это очень тяжело.
– Каких вам объяснений надо? – нахмурился Ольгер. – Я же вам объявил всё ещё неделю назад. Я – регент княжества. Моя мать со своей челядью – в ссылке. Вообще-то, им всем место в надёжной темнице, но княгиня обещала, что будет благоразумна. И лучше бы она обещание сдержала. Я не хочу сейчас снова терять в стычках моих людей, да и охотиться на собственную мать – занятие не особо весёлое… Вот в этом состоянии относительного равновесия мы с вами и будем сейчас жить. Пока что-нибудь не изменится.
– А что может измениться?
– Да всё, что угодно, – туманно ответил Ольгерд и встал из-за стола. – Не обращайте на меня внимание, продолжайте ужин. И спокойной ночи.
Он вышел из столовой.
Ночь уже давно опустилась на замок. За стеклянной стеной ничего не было видно, кроме крупных звёзд в вышине. Из открытой на террасы двери веяло свежестью.
– Я, пожалуй, поплаваю перед сном, – сказала Брилле на языке Морлескина.
– Поздно уже, – на том же языке отозвался Коста.
Это уже не первый раз случалось. Как только Ольгер покидал компанию, Брилле и Коста говорить по-русски забывали, особенно когда говорили между собой. Сначала я за это обижалась на них, а потом, когда оказалось, что чем дальше, тем я больше и больше понимаю их диалоги, я напускала обиженный вид нарочно. Пусть думают, что их разговоры для меня – великая тайна.
Правда, до сих пор ни о чём таком особенном при мне сказано не было.
– Ну и что, что поздно? – лениво возразила Брилле и добавила что-то непонятное про то, что пойдёт не в темноту.
Пока я соображала, что бы это значило, Коста заявил:
– Но я-то не летаю!
– А ты тут причём? – удивилась Брилле, но, как мне показалось, это было притворное удивление.
– С тобой пойду.
Тут до меня и дошло, что Брилле имела в виду: какая ей разница, что поздно, всё равно темными закоулками она не пойдёт. Конечно же, полетит, как обычно.
– Ольгер тебе не велел! – строго сказала Брилле.
– Но…
– Нет! – она сказала, как отрезала, встала, вышла на террасу.
В подсветке было видно, как она сбрасывает тунику, а потом несколько хлопков крыльями – и всё стихло.
Коста только горько вздохнул и печально посмотрел на меня.
– И вот так всегда, – грустно сказал он, но вдруг улыбнулся. – Ну, или почти всегда.
– В смысле?
Коста кивнул за стекло, и оттуда раздалось оглушительное призывное «Каа-арррр!»
Коста просиял и поспешил на террасу, снимая на ходу тонкую рубаху. Я невольно отвела взгляд от его изуродованной спины, но Коста совершенно не собирался быть осторожным. Отбросив рубаху на кресло, он выскочил из столовой на свежий воздух, и уже в полутьме с трудом можно было угадать, что он стаскивает штаны.