– Да понял я, понял, – вздохнул Коста. – А вот чего не понял, так это выгоняешь ты нас всё-таки или нет.
– Не выгоняю. Потому что это не моя квартира. Но если Ольгер не хочет ничего мне объяснять…
– Он не знает, где Дайра.
Я внимательно посмотрела Косте в глаза.
– Не хочешь – не верь, – жёстко сказал он.
– Да, я не верю. Так вот: если Ольгер не собирается мне ничего объяснять, и уйти вы тоже не можете, пусть хотя бы он на глаза мне не показывается. И так тошно.
Коста коротко вздохнул и решительно вышел из кухни.
Ну да ничего, я тоже на всех обиделась.
Глава 6
– Сбежал – счастливого пути! Жалко мне, что ли?.. – бормотала я, поскальзываясь на обледенелой плитке мостовой.
Сто раз бы уже могла навернуться, держалась на ногах чисто на автопилоте. На злющем и несчастном автопилоте. Хорошо, что до работы и в самом деле было пять минут. За большее время пути я могла ещё всякого напридумывать, а тут только и успела, что испугаться, а вдруг Дайра всё-таки из-за нашего разговора ушёл. Выслушал моё нытьё про стих, да и решил окончательно отступиться, ну и дёрнул в свою Норвегию…
Впрочем, нет, конечно. Ночной звонок, он ведь был, он мне не приснился. Да, может быть, Дайра всё-таки ушёл бы, и скоро. Но не сегодня и не так. Раз Коста не может обнаружить Дайру своим волшебным чутьём, значит никаких Норвегий быть не может. Значит, не во мне дело. В чём-то другом. И об этом другом Дайра не посчитал нужным мне сообщить.
А и правда, зачем сообщать-то? Зачем что-то объяснять, когда можно просто оставить в комоде пачки с деньгами? Молодцы, братики-княжичи… Стоят друг друга. Семейная привычка деньгами откупаться!
– Ну и подумаешь!.. Да пожалуйста!.. – прошипела я, дёргая тяжёлую дверь служебного входа в отель.
На ресепшн я рассчитывала увидеть Катю, но там в одиночестве куковал Стас.
– Привет! – буркнул он, увидев меня. – Ты что такую рань притащилась? Ночь не задалась?
– Вроде того.
– И у меня тоже… Катерина положила заявление на стол и домой отправилась. Придётся мне тут вместо неё до конца смены торчать, – раздражённо сказал он. – А у тебя что?
– Что «что»? – рявкнула я.
– Злая что такая? Покусал кто?
– Чёрный волк.
Стас снова кисло скривился.
– Да не вру я: гость ночью заявился, с огромным чёрным волком, – пояснила я. – А наша кошка чуть его не сожрала…
– Как же ты любишь пургу гнать, – перебил Стас мой чистосердечно-правдивый рассказ. – Через полчаса китайцев из аэропорта подвезут. Поможешь?
– Сам справишься. У меня своей работы хватает.
Стас только угрюмо безнадёжно вздохнул.
– Да не паникуй. Китайцы – люди дисциплинированные. Скажешь им ждать – будут ждать, сколько нужно… Что там с телефоном-то?
– С каким? – нахмурился Стас. – А-а-а… – он сунул руку на полку под столешницей. – Да вот…
Телефон был самый что ни есть простецкий, без излишеств.
– И никто его не искал?
– Неа. А тебе-то это всё к чему?
– Звонили мне с него. На личный номер.
– Тётка… ну, то есть дама… из триста второго, – кивнул Стас. – Спустилась вниз, позвонила, постояла, подумала, что-то спросила у Катьки и ушла в ночь глухую. А трубку на стойке оставила.
– Понятно. Ну, ладно, пошла я к себе, – пробормотала я.
Я поспешила на своё рабочее место, пока Стас не начал снова просить о помощи. В другой раз я бы и согласилась, но сейчас мне было точно не до этого.
В кабинете я заперла дверь изнутри и переоделась в униформу. Бордовый цвет брюк и жилета не очень мне нравился, но сидели они отлично, да и бежевая блуза смотрелась очень мило. Завершение дресс-кода: никаких распущенных волос. Я туго стянула волосы на затылке, а хвост заплела в мягкую косу.
Всё готово, можно было приступать.
Нет, не к работе. Я собиралась проверить, что же это за дама из триста второго номера, и узнать, что ей понадобилось от Дайры.
До начала моего рабочего дня по графику ещё целый час.
В ящике стола валялся универсальный ключ от номеров. Самостоятельно пользоваться им мне ещё не доводилось, повода не было. В случае какой-то непредвиденной ситуации всегда есть, кому решать проблему в номерах и без менеджера по организации досуга. Но сейчас ключ был очень кстати. Ничего страшного не произойдёт, если девушка в униформе случайно по ошибке зайдёт не в тот номер. А если она там кого-то встретит, всегда же можно извиниться.
А я была уверена, что я там кого-то встречу. Я даже знала, кого. Нет, ну, правда же, не бывает таких случайностей, чтобы та морлескинская парочка оказалась ни при чём. И если тётка, она же дама, ушла и до сих пор не вернулась, её молодой спутник, возможно, мирно дрыхнет в номере.
Перед тем, как отправиться наверх, я заглянула в базу постояльцев.
Триста второй номер. Гости въехали три дня назад. Миссис и мистер… совершенно непроизносимые фамилии, почти что из одних согласных. Гражданство Южной Африки. Это ни о чём не говорило и даже не намекало ни на что. Паспорта у морлескинцев здесь могли быть самыми причудливыми. Похоже, не все в Морлескине представляли, вяжутся их здешние паспорта и фамилии с их физиономиями или нет.
Наверху в коридорах было тихо и спокойно. Слишком рано, слишком темно на улице, даже пьянчуги и романтики уже угомонились перед рассветом.
Я подошла к двери триста второго и осторожно постучала.
Ответа не было.
Когда даже на энергичный и громкий стук никто не отреагировал, я открыла дверь и вошла.
Этот номер, как и большинство на третьем этаже, подходил для пар, которые ещё не успели устать друг от друга. Он двухкомнатный: просторная гостиная и тесноватая спальня с одной французской кроватью. Мебели не очень много, да и вообще обстановка лаконичная, без излишеств.
Поэтому я очень удивилась, когда прямо на пороге запнулась о что-то небольшое, но тяжёлое. Оно, к счастью, было жёсткое, а значит не живое и не бывшее живое, а то я бы со страху умерла.
Было темно, подсветка из окна оказалась слишком слабой.
Я осторожно обошла то, что попалось мне под ноги, и вышла на середину гостиной.
Ничего особенного я не заметила, разве только кресла стояли неровно и журнальный столик сдвинут.
– Извините? Здесь есть кто-нибудь? – вежливо и не очень громко спросила я по-английски.
Никто не ответил.
Я двинулась к чуть приоткрытой двери спальни. Там было ещё темнее: шторы задёрнуты. Поэтому, стоя на пороге, я протянула руку и нащупала выключатель бра.
Тусклый тёплый свет позволил разглядеть кровать со скомканным одеялом и измятыми подушками, два узких платяных шкафа и распахнутую дверь в тёмный санузел. И если в гостиной ничем не пахло, кроме обычной отдушки из средств для влажной уборки номеров, то тут, в спальне, запашок был не очень приятный.
Я вышла обратно в гостиную и зажгла там ещё один настенный светильник. Да, в помещении был заметен лёгкий беспорядок, а то, о что я запнулась при входе, оказалось брошенным поперёк дороги небольшим чемоданом.
Если бы не чемодан, номер выглядел бы нежилым, будто не очень аккуратные постояльцы только что выехали, а горничная ещё не приходила прибираться.
А может, они и не вернутся сюда больше, эти странные миссис и мистер. И чемодан им не нужен. И как же мне теперь понять, зачем Дайра отправился куда-то с этой неведомой дамой…
Ох, да, надо же заглянуть в ванную. Кажется, в Морлескине тоже принято чистить зубы. А уж в Южной Африке тем более. Если постояльцы пока не выехали насовсем, должны же в ванной быть какие-то признаки человеческого присутствия.
Я прошла через спальню, включила свет в ванной, шагнула… и замерла, зажав рот ладонью. Вместо визга у меня получилось сдавленное мычание.
Посреди просторного санузла между ванной и унитазом неподвижно лежал человек. Он был одет в хорошие костюмные брюки и сверкающую белизной сорочку. Обуви и носков на нем не было, и он валялся, раскинув ноги, словно широко шагал куда-то. Руки он судорожно сжал у груди, что вполне могло быть признаком сердечного приступа. Казалось, он не дышит.
Я подошла поближе. Да, это был тот самый бледный молодой морлескинец с рыже-ржавыми нестриженными вихрами. Вот вам и мистер «почти одни согласные» из Южной Африки. Если бы интуиция моя всегда была такой образцово безошибочной…
Я наклонилась к парню. Чтобы вглядеться и понять, что с ним, нужно было хорошенько сосредоточиться.
– ы-ы-ы-ы-ы – он дёрнулся, перевернулся на спину и застонал.
Я выдохнула. Живой, и славненько. И хлопот меньше, и, возможно, скажет что-то важное.
Лицо бедняги на глазах покрывалось потом. А потом по телу его прошла сильная, но короткая судорога, и от него ощутимо завоняло какой-то гадостью. Будто у него за пазухой кто-то давно умер и разлагается.
– Что с тобой случилось? – спросила я на языке Морлескина.
Он напрягся, поморщился и пробормотал еле слышно:
– Не получается… Больно…
И опять потерял сознание.
Я положила руку ему на локоть и посмотрела вглубь.
На первый взгляд его организм был почти в порядке. Ну, как в порядке… Загибался его организм. Сердце билось в рваном ритме, и полные лёгкие воздуха парню было не набрать. Но я не видела причины. Никаких поверхностных ран, только зоны ушибов, возможно, от падения на кафельный пол. Никаких внутренних разрывов тканей и сосудов. Никаких вредоносных химических реакций в желудке и кишках. Даже заметных очагов воспалений не видно… Практически здоровый человек собирался умереть.
И тут снова случились судорога и вонь. И я увидела, как едва не взрываются нервные волокна бедняги. Боль, оказывается, тоже можно увидеть.
Новая судорога… И тут мне показалось, что этих алых от боли нервных волокон как-то подозрительно много. Куда больше, чему у всех остальных, в кого мне прежде случалось вглядываться. Вот много-много таких совсем тоненьких ниточек, которых сначала не видно совсем, а во время приступа они загораются спутанной сеткой. И они везде. Чем дольше я смотрела, тем всё больше их находила.