котик. Помимо котика Мурлыки у него был пес Рыжик, лисица Матрена, птичка по имени Григорий и хорек Ворюга. Все они умели летать и разговаривать, причем имели совершенно ненормальные для животных цвета: синий, розовый, зеленый, фиолетовый и серый… Я испугался такой бурной фантазии, но не придал этому значения.
Время от времени Арланд начал куда-то пропадать, однажды мы его не могли найти несколько дней подряд. После этого мальчик стал вести себя еще более странно, теперь он не переставая разговаривал со своими друзьями: в столовой, на кухне, в комнатах, даже при гостях… разговаривал так, как будто это были реальные существа, члены семьи, окружающие его и нас.
Как-то раз Арланд ворвался ко мне в комнату с глазами сумасшедшего и потащил меня куда-то. Он привел меня в старую башню, куда уже давно никто не ходил. Там ребенок начал громко кричать и звать мать. Я попытался его успокоить, но Арланд как вопил как одержимый, а потом вдруг угомонился и начал говорить с кем-то. Я обеспокоился и стал внимательно следить за ним. Я совершенно ясно увидел, что взгляд мальчика не был устремлен в пустоту, когда он говорил, не был рассеян. Арланд смотрел прямо в воздух, в место перед собой, следил глазами за движениями несуществующего собеседника, отвечал на его жесты… Ребенок разговаривал с собственной матерью, — Лорен вздрогнул и поежился. На спинке его стула лежала шаль, он перетянул ее себе на плечи. — Знаешь, рыцарь, я был на войне несколько лет своей жизни, я видел много страшного, но ничто из того не сравнится с тем зрелищем. Несчастный мальчик свято верил в то, что его мать жива и говорит с ним. У меня слезы на глазах стояли, когда я видел это… Жестоко было лишать Арланда таких надежд, но лучше раньше понять, что родного человека уже нет, чем потом однажды проснуться без иллюзий. Я попытался объяснить ему, что произошло. Мальчик смотрел на меня, как на полоумного, и показывал пальцем в воздух, говоря, что его мать тут и все слышит, что она обижается на меня. Могло показаться, что Арланд видит привидение, но это было невозможно! Его проверяли на магические способности, и он оказался полностью чист. Арланд не был потомком Маггорта, да и быть не мог, так как в нашей семье уже был маг — мой отец. Это значит, что Арланд не может видеть и чувствовать высшие материи. Оставалось только одно — бедный ребенок тронулся умом после смерти родителей. Я пытался ему все объяснить, пытался вернуть в нормальное состояние, без всяких летающих розовых котов и говорящих синих птиц… Но это было невозможно. Арланд уже слишком давно жил не с нами, а с ними, — Лорен замолчал, он снова взял чашку, она затряслась в его руках, а чай чуть не вылился. Чем дальше шел рассказ, тем хуже становилось графу. — Я поступил так, как должен был поступить… — почти прошептал он. — Как поступил бы любой любящий опекун. Я увез мальчика в лечебницу, где ему должны были помочь. Семье я сказал, что он у родственников моей невесты, которая его очень любит, придумав легенду: поскольку я собирался стать Арланду отцом, моя жена должна была заменить ему мать, и я якобы счел, что пусть он к ней привыкает. Никакой невесты на самом деле не существовало.
— Арланд был в сумасшедшем доме? — удивляюсь.
— Да. Он провел там все детство, целых пять лет. Я приезжал к нему на неделю каждый месяц, тайно таскал сладости и игрушки, книги, учил его читать по возможности… Я один, наверное, не заметил, как сильно мальчик изменился. Его светлые волосы потемнели, а глаза наоборот, посветлели. Это заметили в семье, когда я привез его, почти здорового, обратно.
— Ааах!… - зеваю. — Чудесно, это все так трогательно… Но как это относится к нашей проблеме!?
— Рыжик, — напомнил Лорен. — Арланд все время, даже после лечебницы, говорил мне о большой серой собаке, чья шерсть пахнет цветами. Эта самая собака понюхала его родителей, после чего те умерли. Не знаю, почему Арланд звал ее Рыжиком и почему дружил с убийцей своих родных. Я не придавал этому особого значения, как и другим его «друзьям», хотя каждый раз внимательно выслушивал бредни больного мальчика и многое помню из того, что он говорил… — Лорен остановился на полуслове и вновь отпил из чашки, потом продолжил, говоря уже о другом. — Я виню себя за то, что отлучил ребенка от семьи, и всю жизнь был уверен, что иного выхода спасти его рассудок не было! А теперь профессиональный охотник за нечистью приходит и говорит мне что-то про большую собаку из подвалов! Вдруг Арланд правда видел их? Вдруг я совершил большую ошибку и сделал мальчика несчастным?… Ведь такое не может пройти даром…
— Я псину не видел и не знаю, как она выглядит и какого она цвета, — напоминаю. — То, что это собака, я понял по лаю. Лаять могут и другие чудовища. А что до Арланда… плохо, что он уехал. Он бы здорово помог в этом деле.
— Больше я ничего о той собаке не знаю, — продолжил Лорен. — И все же, если ты вдруг выяснишь что-то, расскажи мне. Вдруг тварь откликается на имя «Рыжик»?… Я должен знать.
— Ха-ха-ха! При встрече обязательно проверю, — смеюсь. — Если она не сожрет меня прежде, чем я скажу «дай лапу»!
— Нет ничего смешного. Тут все очень серьезно, — нахмурился Лорен. — Если вдруг окажется, что Арланд не шизофреник, то вопрос наследства разрешится сам собой! Тогда мальчик станет главным графом и оставит свою глупую идею инквизиторства, а меня не вышвырнут из родного дома на улицу.
— Почему же Вереника должна тебя вышвырнуть? Что у вас с ней?
— В нашем роду, как ты понял, земли никогда не делятся между детьми, и живем мы все в одном доме, никто не остается нищим. Но главным графом, распоряжающимся землями и доходами, всегда становится старший сын или его ребенок. Веренике путь к наследству был отрезан с самого рождения, а из-за сложившейся сейчас ситуации у нее появился шанс. Я всегда мешал ей на пути к праву наследия, потому сестрица меня с детства не любит. У нее эта жилка жажды власти перекрывает все остальное.
Леопольд, сидящий все это время у меня в кармане в виде крысы, заерзал и вылез.
— О, Леопольд! — воскликнул Лорен, увидев серого крысенка.
Грызун перебрался с моей руки на стол, а потом полез к графу.
— Леопольд? — переспрашиваю.
— Я его так назвал, — кивнул Лорен. — На редкость смышленый звереныш, ты не заметил? В его глазах больше ума, чем у некоторых моих знакомых… А ты, видимо, ему понравился. Он не очень-то любит людей, стоит кому-то появиться, тут же убегает. Как ты с ним подружился?
— Он… Он вообще подружился с Бэйр, а когда она уехала, и подкармливать его стало некому, начал приставать ко мне.
— С Бэйр? Ну да, очень хорошая девочка, — кивнул Лорен, почесывая крысенка за ушами. — Она всем в нашей семье нравится…
— Она уехала, — напоминаю.
— Разве? — удивленно спросил Лорен. — А я думал, уже вернулась.
— Она сказала, что вернется? — настораживаюсь.
— Да она ничего по этому поводу не сказала, но вдруг? Вы с ней дружны, кажется. Я подумал, даже если она и уехала, то поджидает тебя где-нибудь поблизости, и ты скоро к ней присоединишься. Но ты здесь, а это значит, что она должна скоро приехать сама, — рассудил Лорен, играя с крысенком.
— Как будто для ведьмы существуют понятия «дружны». Скорее всего, она уехала и не вернется!…
— Кто знаете? — пожал плечами граф. Все его внимание полностью занял Леопольд, Лорен и за разговором уже не следил.
— Ладно, не буду вам больше мешать. Я узнал все, что мне было нужно.
Я вышел из комнаты и вернулся к себе.
Надо было обдумать услышанное, и желательно сделать это лежа в тепле. Пока только я топлю камин, в других же комнатах поместья очень холодно, у меня вновь мерзнет нос и начинается насморк.
Подкинув в камин немного дров и укутавшись в плед, я устроился в кресле и принялся размышлять, глядя в огонь. Это дурацкое дело похоже на мозаику, и все части вот-вот сложатся в одну понятную, но безумную картину. Нужно только немного разобраться с некоторыми вопросами.
Итак, семнадцать лет назад собака впервые вышла из подвалов и напала на родителей Арланда. Убив их, она искалечила ребенка, повредив ему глаза и психику. Мальчик рос замкнутым, вечно пропадал в старой мрачной башне и создавал впечатление больного на голову. Но сейчас он выглядит вполне нормальным, при этом, говорит сам с собой, когда никто не видит… Он до сих пор общается со своими «друзьями», скрывая это ото всех — если верить Леопольду. Нет, Арланд не шизофреник, он действительно видит духов, а, значит, знает про собаку. А собака — та самая проблема, которая, по словам графини Меви, страшнее и важнее привидений. Следовательно, эта старая карга знает о ней и упорно молчит. Упрямая старуха! Ее родственникам и мне грозит опасность, а она отмалчивается, как будто все еще защищает тайны поместья! Было бы, что защищать…
Хм. А вдруг она и вправду защищает? И Арланд… зачем-то он попросился помогать мне и Бэйр, даже настоял на своем участии, а сам и так все знал, паршивец. Прикидывался идиотом, а сам уводил нас все дальше от самого главного, от подвалов с собакой. Выкореживал из себя не весть, притворялся, будто маг — он, чтобы мы больше интересовались привидениями, а как только дело о всех беспокойных привидениях было решено — удрал, чтобы лишних вопросов к нему не возникло. Стараниями инквизитора мы потеряли все следы, ведущие в подвалы и в башню.
Да, уж кто-кто, а Арланд знает о поместье все. Теперь я уверен в том, что они на пару с Меви прятали от нас псину, возможно, при этом даже не зная об осведомленности друг друга!
Только вот что мне теперь остается? Меви упорно молчит, а Арланд неизвестно где. Собака рыскает по поместью, подвывая от голода, а мне отказываются верить… Один я с этим всем вряд ли справлюсь. Была бы ведьма, все было бы гораздо проще. Работая по отдельности, мы узнаем больше, и работа идет быстрее, и спины прикрыты… Какой черт дернул ее уехать? Мы были почти идеальной командой, а теперь я рискую помереть раньше срока в этом богами забытом месте от лап какого-то Рыжика!…