Буридан вскочил, и рука его обрушилась на плечо Бигорна, который в испуге отпрянул и метнулся к порогу. Рука Буридана потянулась к горлу беглеца, и в глазах юноши зажглись огоньки подозрения.
– Откуда тебе это известно? – проревел он. – Говори. Признавайся, тебя ко мне подослал тот, кто забрал Миртиль?!..
– Если вы меня задушите, – прохрипел Бигорн, – что, по-вашему, я смогу сказать?
– Верно! – согласился Буридан, ослабляя хватку. – А теперь – говори. И одну лишь правду, иначе… видишь вон ту яблоню?
– Прекрасное дерево, воистину!
– Так вот, если ты мне все не расскажешь, через две минуты оно станет виселицей, с которой твое тело будет отпугивать воробьев.
– Хе! Клянусь дьяволом и святым Варнавой, моими двумя хозяевами, вы бы уже знали правду, не лиши вы меня голоса. Черт возьми, какие пальцы! Уф! Не могу отдышаться!.. Похоже, сеньор Буридан, служить вам будет одно удовольствие.
– Ты будешь говорить или нет?!
– Вот, хозяин: вчера вечером, слоняясь в окрестностях Лувра, я увидел, как из дворца, в сопровождении конных лучников, выезжает граф де Валуа. Любопытства ради, а также потому, что у нас с ним свои счеты, я проследовал за всей шайкой до этого самого жилища…
– Валуа! – пробормотал Буридан, почувствовав, как им овладевает смутная тревога. – Валуа! Так, говоришь, здесь был Валуа?..
– Монсеньор Карл, граф де Валуа, князь тьмы, дядя короля, кузен сатаны. Да, господин, – Валуа, собственной персоной! Валуа, который прискакал сюда, насколько я понял из карканья этого воронья – его эскорта, – чтобы арестовать эту девушку…
– Арестовать! – прохрипел Буридан, вздрогнув всем телом.
– Что он, к слову, и сделал!
– Арестована!.. Миртиль арестована!..
– И препровождена в Тампль! Видит Бог, я не вру! Это такая же правда, как то, что нам светит солнце! Такая же правда, как то, что я христианин и никогда не обирал буржуа, не помолившись святому Варнаве! Такая же правда, господин, как то, что я ненавижу Валуа и готов отдать всю свою кровь без остатка за то, чтобы хоть на пять минут остаться с ним наедине на какой-нибудь темной улочке… Да, эту девушку отвезли в Тампль!
Буридан вдруг ощутил необъяснимый страх.
– Но почему?! – возопил он, обхватив голову руками.
– Потому, что ее обвинили в наведении порчи на короля. Лучники кричали: «Смерть колдунье!»
Буридан опустился в кресло – сокрушенный и ошеломленный.
XIII. Тампль
Несколькими часами позже, с наступлением темноты, после долгой верховой поездки по Парижу, на Гревской площади остановился глашатай полевой полиции, коего сопровождали парочка сержантов и герольд. Герольд протрубил в рог. Собралась толпа, и глашатай, развернув свиток пергамента, принялся читать громким голосом:
– В этот день, двенадцатый в месяце мае сего, 1314 года, мы, Жан де Преси, прево этого города, доносим до всех жителей, ремесленников, буржуа и прочих последнюю волю Его Величества нашего короля, да хранит его Бог, которая есть следующая:
«Первое. Монсеньор граф де Валуа назначается комендантом крепости Тампль.
Второе. Городским патрулям предписывается задерживать любого буржуа или другого жителя, который нарушит приказ о комендантском часе.
Третье. Всем евреям, проживающим в этом городе, рекомендуется не противиться обыскам, которые пройдут в их жилищах.
Четвертое. Всем обитателям этого города предписывается немедленно сообщать о соседях, которые, по их информации, состоят в тех или иных отношениях с дьяволом».
Затем, закончив свое турне, глашатай направился к Шатле, а слушавшая его толпа рассосалась, очень довольная, и по двум причинам: во-первых, потому, что король говорил лишь о незначительных притеснениях евреев, что всегда являлось поводом для радости, учитывая тот факт, что после каждого такого обыска парочку-тройку иудеев непременно отправляли на костер; во-вторых, оттого, что король не говорил о новых налогах, чего буржуа опасались всякий раз, когда слышали рог герольда. В равной мере удовлетворенные тем, что сказал король и чего он не сказал, зеваки расходились, крича во все горло:
– Да здравствует Людовик Сварливый!
В этот момент по Гревской площади, направляясь к улице Вьей-Барбетт, двигались носилки, завешенные кожаными занавесками. Выглядело это транспортное средство столь жалко, что никто не обращал на него внимания. Продвигалось оно неспешно и остановилось лишь в конце улицы, то есть неподалеку от тюрьмы Тампль.
Сопровождал носилки только один всадник; он был скромно одет, безоружен, голова покрыта капюшоном.
Когда носилки остановились перед главными воротами Тампля, всадник спешился и направился к подъемному мосту.
– Проваливай! – прокричал караульный.
– Позови старшего офицера! – промолвил подошедший тоном столь властным, что солдат повиновался, и вскоре к буржуа, осмелившемуся побеспокоить часового, с угрожающим видом подошел командир караула.
Но тут буржуа приподнял капюшон, и офицер, вздрогнув, вытянулся по стойке смирно.
– Подойди для приказа, – произнес буржуа.
Офицер приблизился, и человек что-то сказал ему тихим голосом.
Офицер сделал жест, преисполненный почтительного повиновения, и вернулся в крепость.
Возвратившись к носилкам, буржуа сказал:
– Дорога свободна, мадам.
В носилках действительно находилась женщина, столь же скромно, как и буржуа, одетая, так же, как и он, с покрытой капюшоном головой.
– Ждите меня здесь, – сказала дама, легко спрыгнув со ступеньки на мостовую.
– Буду ждать, мадам, ждать с тревогой в сердце!
– Успокойтесь, Мариньи, – промолвила дама, – никто не посмеет ослушаться приказа королевы… Никто!.. Даже король!..
Быстрым шагом она пересекла подъемный мост и прошла под арку, где ее дожидался офицер, который тотчас же зашагал перед ней, выказывая все признаки глубокого уважения. Вскоре они очутились перед дверью, за которой находились просторные и роскошные покои, еще несколько лет назад являвшиеся обителью Великого магистра тамплиеров, а теперь ставшие жилищем нового коменданта, который еще толком и не успел в них обжиться.
Офицер прошептал:
– Должен ли я войти, чтобы доложить монсеньору графу об августейшем визите, который соизволили ему нанести Ваше Величество?
– Нет, сударь, – отвечала дама. – Можете быть свободны.
С этими словами она сама открыла дверь и вошла внутрь.
За дверью, неподвижный, словно статуя, стоял на часах вооруженный алебардой гигантского роста воин – шлем на голове, кираса на груди, лицо закрыто забралом, ноги и руки покрыты сталью; словом, при всей амуниции, какую в наши дни можно увидеть в музеях.
Дама промолвила:
– Ступай скажи своему хозяину, что его сию же минуту желает видеть королева…
Доспехи вздрогнули, с бряцаньем всколыхнулись и тяжелой поступью отправились в путь.
Через несколько секунд послышались поспешные шаги, и появился перепуганный граф де Валуа.
Дама откинула капюшон и сняла маску.
Валуа припал на одно колено, затем, распрямившись, подождал, пока королева заговорит первой.
– Граф, – сказала Маргарита Бургундская, – я здесь из-за арестованной вами колдуньи.
Валуа сотрясла дрожь, предвестник страхов, которые охватывают человека, когда он замечает, что стоит на краю пропасти, в которую упадет, если сделает неверный шаг или же – с еще большей вероятностью, – если и вовсе ничего не предпримет.
Действительно, голос королевы был резким, хриплым, угрожающим.
А он его хорошо знал – этот голос! Помнил! Это смертельное шипение! Он его знал!
Этот легкий взмах изящной ручки, от которого головы слетали с плеч, – он его знал!
– Мадам, – произнес он, – если Ваше Величество позволят мне проводить вас в более достойную залу…
– В этом нет необходимости, – недовольно проворчала королева, чьи губы дрожали от ярости. – Если у этих стен есть уши, тем хуже для вас. Итак, вы подтверждаете, что арестованная вами девушка, Миртиль, – колдунья?
– Мадам, – пробормотал граф, – мне кажется, что обнаруженная в ее доме восковая фигурка…
– Граф де Валуа, – проговорила Маргарита холодным тоном, – хотите, я скажу вам, в чем, по-вашему, состоит вся вина этой несчастной?
– Я не понимаю, Ваше Величество…
– В том, что она приходится дочерью Ангеррану де Мариньи!
«Мне конец!» – подумал Валуа, падая ниц.
– Граф, – продолжала королева, – я хочу немедленно видеть эту девушку.
– Желания Вашего Величества священны. Я прикажу сейчас же привести ее сюда и…
– Ни в коем разе! – отрезала королева, резким жестом остановив Валуа в тот момент, когда он уже направился к двери. – Пусть меня отведут в ее камеру. Я сама ее расспрошу. Если она действительно колдунья, тем лучше для вас, граф. Но если окажется, что обвиняемая невиновна…
Она сжала руки и подошла к Валуа, словно желая его удавить.
– Что сделает Ваше Величество? – спросил граф, приняв гордый вид.
– Я просто увезу ее отсюда, – сказала королева, усмиряя свой гнев, – вот и все.
Неизбежность опасности вернула Валуа всю его энергию.
– Мадам, – произнес он твердым голосом, – король назначил меня комендантом Тампля исключительно для наблюдения за этой узницей. Если Ваше Величество желает допросить эту девушку, я готов беспрекословно подчиниться, но выпустить отсюда ту, за которую я отвечаю головой, я могу лишь по приказу короля.
– Вот этот приказ! – промолвила Маргарита Бургундская, сразив Валуа победоносной улыбкой, и протянула графу бумагу, что была спрятана у нее на груди.
Растерявшись, Валуа машинально взял и развернул документ.
После первых же прочитанных слов он поднял на Маргариту испуганные глаза и задрожал как осиновый лист.
Этот документ был не пергаментом, содержащим королевский приказ, а письмом… подписанным самим графом де Валуа!
И это письмо, адресованное Маргарите Бургундской, чье имя упоминалось там неоднократно, было пылким признанием в любви! Мольбой о ночном свидании! Дерзкой картиной самой неистовой страсти, какую может испытывать мужчина. Глубочайшим оскорблением, нанесенным королю Франции!..