– На этот раз вы пришли! – проговорила она голосом, в котором юноше послышались странные интонации.
– Веди меня! – сказал Буридан резким тоном. – Не терпится засвидетельствовать почтение этой прекрасной и, по твоим словам, всесильной незнакомке…
Мабель даже не пошевелилась. Буридану показалось, что она дрожит и пытается разглядеть его получше. Он видел, как блестят в ночи ее глаза, и вдруг ощутил непередаваемое волнение.
– Чего ты ждешь? – бросил он грубо, чтобы смахнуть с себя непонятный страх.
– Как?! – удивилась Мабель. – Вы не захватили ни кинжала, ни рапиры?
– А что, являясь в Нельскую башню, нужно обязательно иметь при себе оружие? – вопросил Буридан, разразившись нервным смехом.
Какое-то время она молчала. Он слышал, как она шепчет непонятные слова.
– Вы говорили, – промолвила она вдруг, – что не знали ни отца, ни матери…
– Так и есть, – кивнул Буридан и помрачнел. – Не знаю даже, живы они или мертвы, и, вероятно, уже никогда не узнаю… Но довольно, милейшая. Веди меня!
– Его зовут Жан… – пробормотала Мабель, еще более жадно всматриваясь в лицо юноши.
Сделав несколько нерешительных шагов, она схватила Буридана за руку и, приглушенно вздохнув, прошептала:
– Вы говорили, что… где именно вы родились? Повторите, умоляю!
– Я, Жан Буридан, родился в Бетюне, что в графстве Артуа, от неизвестных родителей… Так записано в книге записей Сорбонны, можете сами проверить… Но хватит уже вопросов… пойдемте!
Она сделала еще несколько шагов, затем остановилась… Они находились уже у самой Нельской башни. Дверь была приоткрыта. Внутри теплился бледный свет, тоскливый и мрачный.
– Не ходите туда! – пробормотала Мабель, задыхаясь. – Если вам дорога жизнь, не ходите! Бегите, дитя, бегите! Ни днем, ни ночью – никогда больше не приближайтесь к этой башне… Ох, что же вы делаете!.. Он вошел!.. Все кончено!..
Упав на колени, Мабель закрыла лицо руками и прошептала:
– Все это время какое-то неожиданное событие или ужасные мысли встают между моим возмездием и мною!.. В тот вечер все было готово! Они оба были в моих руках… Оставалось лишь шепнуть словечко королю… Маргарита Бургундская и Карл де Валуа… ничто не спасло бы убийц моего ребенка… но случилось непредвиденное: Маргарита вернулась в Лувр в тот самый момент, когда я уже собиралась пойти к королю… И сегодня все готово! Словно ангел смерти, я должна лишь сходить в Лувр, взять Людовика за руку и привести сюда! Но сейчас меня останавливает ужасная мысль…
– Да, ужасная мысль, – продолжала Мабель по прошествии нескольких секунд, на протяжении которых она слушала, не донесется ли из башни какой-нибудь шум. – Но почему при виде этого юноши у меня так часто бьется сердце?.. Если у него и остается шанс спастись, почему я так хочу оставить ему этот шанс? Не потому ли, что его зовут Жан?.. Не потому ли, что у него нет ни отца, ни матери! Что это – жалость? Будь проклята жалость! Разве меня они пожалели?.. Или моего сына, моего Жана?..
Буридан вошел в башню.
Подобно Филиппу и Готье д’Онэ, он заметил, как за ним поспешно закрылась дверь. Как и они, последовал за человеком, который подал ему знак, и поднялся по винтовой лестнице. Как и они, наконец, был проведен в наполненную приятными ароматами, теплую, освещенную мягким светом комнату.
На стенах висели большие картины, представлявшие Госпожу Добродетель, Госпожу Красоту и прочих в чрезмерно сладострастных позах.
Буридан с улыбкой, не лишенной определенного восхищения, разглядывал укладывающуюся в постель Госпожу Красоту, когда позади него открылась дверь. Он обернулся. Взгляд его охватил соседний зал, где горели свечи, был накрыт роскошный стол, и откуда шла к нему женщина в маске и широком, с горностаевой отделкой, плаще, под которым юноша легко бы узрел нагое тело, не будь он так поглощен мыслями о предстоящей ему ужасной дуэли.
Он тотчас же перешел в нападение – неистовое, ошеломляющее.
Едва загадочная дама вошла, промолвив нежным голосом:
– Добро пожаловать к нам, мессир Жан Буридан…
Юноша поклонился и ответил:
– Ваше Величество, если позволите, я хотел бы сказать, что очень горд тем, что смог спасти у Монфокона вашу священную жизнь, столь дорогую для короля, вашего супруга…
Маргарита остановилась, и на лице ее отразилась вся гамма чувств – ужас, тревога, изумление.
– Я убежден, – продолжал Буридан, – что Ваше Величество оказали мне беспримерную честь, пригласив сюда, для того, чтобы выказать свою благодарность. Но к чему она, эта благодарность? Быть преданным, рисковать жизнью ради своего короля или королевы – долг любого верного подданного…
С губ Маргариты сорвался глухой рык.
Резким жестом она сорвала маску, и он увидел ее пылающие гневом глаза. Сердце юноши непроизвольно сжалось.
Голосом, полным высокомерия, она изрекла:
– Раз уж тебе известно, кто я, раз уж ты распознал во мне Маргариту Бургундскую, ты должен знать и то, что королеве не пристало благодарить своих подданных.
Буридан припал на одно колено.
Она продолжала тем же резким тоном:
– Кто предупредил тебя? Кто сказал, что ты встретишь здесь королеву? Говори!
– Ланселот Бигорн, – промолвил Буридан, вставая.
– Ланселот Бигорн? – пробормотала Маргарита. – Где я слышала это имя? Кто этот человек? И откуда он знает?..
Нахмурившись, королева пребывала в крайней задумчивости, но вскоре она, казалось, смягчилось, и лицо ее приняло новое выражение.
В этой царственной головке, где бурным потоком одна страстная мысль сменяла другую, вопрос о том, кем был Бигорн и откуда он что-то узнал, унесся прочь, словно соломинка.
Сейчас рядом с ней находился Буридан. Буридан – то есть любовь…
Ненависть, возмездие, смерть – всё было отложено на завтра.
В эту ночь, в этот час она жаждала лишь любви.
Постепенно тучки, что собрались на ее челе, рассеялись: всё то, что было в ней величественного и строгого, расцвело, королева исчезла, и осталась лишь женщина – опьяневшая от страсти, решившаяся на самую неистовую искренность в признании этой страсти.
– Мессир, – сказала она голосом, в котором дрожала любовь, – присаживайтесь… здесь, рядом со мной, – разговор нам предстоит долгий.
– Простите, мадам, но я не могу сидеть в присутствии королевы.
– Королевы! – промолвила Маргарита с трогательной нежностью. – Здесь нет никакой королевы. Разве вам ничего не сказали, Буридан? Разве вам не сказали, что женщина, которая приглашает вас в Нельскую башню, любит вас всем сердцем? О! – прошептала она, беря его за руки. – Я давно уже тебя заметила, давно полюбила, но только тогда, у Монфокона, поняла всю тщетность сопротивления… Посмотри на меня и скажи, мог ли ты когда-либо мечтать о любовнице более прекрасной, более совершенной, чем та, которую ты видишь перед собой…
Голос ее звучал глухо, но в то же время гармонично, как странная и далекая музыка виол. И говорила она эти неслыханно бесстыдные вещи так, будто и не было ничего необычного в том, что королева Франции предлагает себя первому встречному. И было это так неожиданно, пусть он и готовил себя к такому, было это так далеко от того, что он себе представлял, что Буридан почувствовал, как его пробирает страх.
Маргарита дрожала. На сей раз в ней действительно говорила любовь. На сей раз она была не просто жаждущей удовольствий развратницей, но еще и влюбленной женщиной, сердце которой теснилось в груди от нежных чувств.
– Буридан, – продолжала она, – твоя судьба удивит мир. Вот что я тебе предлагаю: сначала – любовь, то есть себя. Затем – могущество. Скажи лишь слово, Буридан, и завтра же Мариньи, сброшенный с пьедестала своего величия, уступит тебе свое место.
Она поднялась, подошла к нему и, наклонившись, почти умоляя, зашептала:
– Король – он, по сути, еще ребенок… В Лувре не хватает мажордома, такого, Буридан, который, как тот Геристаль[24], в конце концов примерит на себя корону, станет править и будет настоящим хозяином. Хозяином над женщиной, вроде меня, хозяином над королевством, вроде Франции, – почему бы таковым не стать тебе? Буридан, я осмотрелась вокруг себя – а с высоты моего трона взгляд мой распространяется ох как далеко! Я искала такого человека, и я его нашла: рука моя протянулась к тебе, Буридан, человеку не знатному, незаметному, я привела тебя на гору, куда некогда привели Христа, и подобно сатане, обратившемуся к Иисусу, я говорю тебе: «Посмотри себе под ноги… Почести, сказочное богатство, неслыханная власть, безграничная любовь – всё это твое». Каков же будет твой ответ, Буридан?
– Ваше Величество, – произнес Буридан с глубокой смиренностью, искренний и достойный восхищения в минуту, когда бы мог он возгордиться, – я пришел сюда просить, как просят Бога, я пришел сказать вам: сжальтесь надо мною…
– Ты меня не понял, – пылко продолжала Маргарита. – Послушай: кто-то тебе сказал, что тебя здесь будет ждать королева! Но я могла бы и сама сказать тебе это. Пусть бы ты и не попросил, я бы все равно сорвала с себя маску. Ты говоришь сейчас со мной не только как с королевой, но и как с женщиной. Я предлагаю тебе все, что может предложить королева, и все, что может дать женщина.
Голос ее дрогнул. Она протянула к нему руки, и в этом движении плащ ее распахнулся. Она предстала восхитительно красивой, трепещущей, гармоничной и совершенной, – такой, каких ваял из мрамора Канова[25]. И она прошептала:
– Буридан, я жду ответа…
– Отвечать на слова, произнесенные Вашим Величеством, было бы поступком безумца, – проговорил Буридан все с той же смиренностью. – Я явился сюда, зная, что найду здесь мою королеву…
Он упал на колени…
– И я пришел сказать ей: «Ваше Величество, сжальтесь надо мною… Всего одно ваше слово может вернуть мне жизнь и потерянное счастье».
– И что же это за слово? – пробормотала Маргарита, нахмурившись. – О чем ты хочешь спросить?..