Из этих носилок, окруженных небольшим эскортом, вышли две женщины.
Первой была королева, второй – Мабель.
Маргарита Бургундская с улыбкой приняла сделанный на скверной латыни комплимент скособочившегося в глубоком поклоне аббата. Затем, поблагодарив настоятеля, повернулась к Транкавелю:
– Проводите меня в указанное вами место.
Через пару минут группа, состоявшая из королевы, ее камеристки, аббата и Транкавеля, вошла в дом садовника, откуда все поле сражения Пре-о-Клер действительно было видно как на ладони.
Этот дом был, если так можно выразиться, встроен в крепостную стену и имел два выхода: один – наружу, на Пре-о-Клер; другой – внутрь, им пользовался садовник.
Клеман Маго лично сопроводил королеву на верхний этаж, провел в комнату, которая была спальней Мартена, и поднял раму небольшого окна.
Вслед за Маргаритой в помещение вошла бледная как смерть Мабель: именно в этом домике находилась Миртиль!.. Где была девушка?.. Возможно, даже в соседней комнате.
Тем временем Маргарита обратила свой взор на поле битвы. Она присутствовала при разгроме королевских лучников. На Пре-о-Клер шла рукопашная, повсюду разносились победоносные вопли или крики боли.
Но в этом скоплении людей королева выискивала глазами лишь одного человека…
Наконец она его увидела. Увидела в тот момент, когда Мариньи медленно, шаг за шагом, отступал назад, парируя удары. И тогда она вздрогнула. Луч радости промелькнул в ее темных глазах, так как именно к тому дому, где она находилась, Буридан оттеснял Мариньи!
Маргарита поспешно отдала несколько распоряжений Югу де Транкавелю, и тот бросился их исполнять.
Крики раздавались уже в самом доме.
Затем воцарилась полнейшая тишина.
Несколько минут Маргарита оставалась на месте. Вскоре она увидела роту Транкавеля, которая ускоренным шагом вошла в Пре-о-Клер, разгоняя разрозненные силы студентов и обращая их победу в поражение.
Затем порядка сорока лучников отделились от роты и направились к дому.
Лишь тут королева обернулась.
Мабель подумала:
«Может, Боженька услышал мою молитву! Может, Маргарита не узнает, что ее дочь находится рядом с ней. Нет! О! Нет, она этого не узнает… Все уже закончилось…»
В этот момент королева открыла дверь спаленки. Эта дверь выходила на двойную площадку, у которой заканчивалась деревянная лестница, уходившая вверх из большого зала первого этажа. И на этой площадке стояла, перегнувшись через перила, девушка в белом.
«Миртиль!.. Проклятье!..» – пробормотала Мабель.
Королева тоже увидела Миртиль. Она пошла к ней в тот момент, когда девушка устремилась вниз, чтобы встать между отцом и женихом.
Остановившись на площадке, Маргарита Бургундская вся обратилась в слух.
После того как в дом ворвался отряд, отделившийся от роты Транкавеля, после того как Буридан был схвачен, а Миртиль уведена Маргаритой и Мариньи, после того, наконец, как все успокоилось и Пре-о-Клер мало-помалу приобрел свой обычный облик, а дом садовника – тихий и безмятежный вид, уже к вечеру о назревающих столкновениях у парижан осталось разве что воспоминание, так как в то время волнения были делом слишком частым, чтобы надолго задерживаться в людской памяти.
Миртиль заперли в той самой спаленке, которую она занимала утром.
Маргарита и Мариньи спустились в зал, чтобы держать совет. Маргарита была матерью. Мариньи был отцом. Каждый из них, с различными намерениями, желал отнять свое дитя у другого. Мариньи был настроен не оставлять Миртиль во власти королевы, тогда как та жаждала во что бы то ни стало заполучить дочь.
Глядя на безучастную с виду Маргариту, Мабель думала:
«А не подняться ли мне по лестнице… открыть дверь той комнаты, где заперта ее дочь… увести девушку куда-нибудь… так ли уж это трудно?..»
И она неспешно направилась к лестнице.
В этот момент она чувствовала, что ненавидит эту Миртиль всеми фибрами своей души. Имей она возможность убить ее, пусть даже ценой собственной жизни, она бы это сделала.
В тот момент, когда она уже была готова ступить на первую ступень лестницы, королева спокойно произнесла:
– Останься, Мабель, ты здесь не лишняя, к тому же, все равно вскоре мне понадобишься…
Едва не зарычав, Мабель какое-то время еще колебалась, не броситься ли ей наверх, не заколоть ли Миртиль, чтобы потом крикнуть королеве:
«Ты убила моего сына, я убила твою дочь, так что теперь мы квиты!»
Однако же какое-то непонятное любопытство подтолкнуло ее к Маргарите, которая в этот момент говорила Мариньи:
– Ваша дочь обнаружена благодаря счастливому случаю. От Мабель, которая знает все мои мысли, мне скрывать нечего. Миртиль – не только ваша дочь, но также и моя. Вам есть что сказать на это, Мариньи?
Первый министр поклонился, но ничего не ответил.
– Вы ее любите, – продолжала королева, – но я тоже ее люблю… люблю всей материнской любовью, которую я ей посвящала, даже ее не зная… даже тогда, когда вы отказывались нас познакомить. Мабель может вам сказать, сколько слез я тогда выплакала… Моя дочь, знаете ли, это чистая мысль среди мыслей дурных, это цветок, который вырос в одиночестве, орошаемый моими слезами, в самом темном уголке моей души, это мое искупление в этом мире и в мире ином. Женщины, которые станут меня осуждать, узнай они вдруг то, что знаете вы, так вот, проклиная меня, эти женщины тем не менее скажут: «Если бы рядом с ней была ее дочь, нам, вероятно, не в чем было бы ее упрекнуть…» Вам есть, что сказать на это, Мариньи?
Мабель алкала этих слов, которые доставляли ей ужасную радостью; чем больше Маргарита любит свою дочь, тем большим будет ее горе, когда ту у нее отнимут!
Что до королевы, то она говорила с интонациями столь редкой у нее чувствительности. Кто знает, не была ли она действительно в тот момент искренна?
Мрачный и задумчивый, Мариньи снова не нашелся, что ответить, – лишь поклонился, как и минутой ранее.
Затаив дыхание, Мабель ждала, каким будет решение.
– Мадам, – произнес наконец министр глухим голосом, – за вами право и сила…
– Разве я употребляла силу? – возразила Маргарита высокомерным тоном. – Если бы я хотела применить силу, если бы призвала на помощь моей материнской любви мое могущество королевы, разве бы вы были здесь?..
– Простите меня, Маргарита!.. Не будем больше говорить о вашем праве матери. Но и меня есть права! Вы и сами знаете, как я люблю свою дочь. Она – вся моя жизнь, поэтому, думаю, вы сжалитесь надо мной, и то, что вы решите, не станет моим смертным приговором.
Маргарита едва заметно улыбнулась: победа оставалась за ней.
– Вы увидите, – промолвила она, – умею ли я быть справедливой. Отложим вынесение окончательного решения на неделю, а то и на две, – как пожелаете. Подумайте о том, что бы вас устроило. Я тоже, в свою очередь, поразмыслю над этим… и тогда вместе, по-дружески – а мы ведь друзья, не так ли? – не как королева и министр, но как мать и отец, поищем способ обеспечить счастье этого дитя… Что вы на это скажете, Мариньи?
– Я согласен. Но что будет с ней все это время? Она ведь не может жить в Лувре!
– Разумеется, как не может жить и в Ла-Куртий-о-Роз или особняке Мариньи. Пойдем же вместе на жертву и условимся, что все это время Миртиль не будет жить ни со мной, ни с вами…
– Но тогда с кем же?
– С Мабель, – промолвила королева.
Мариньи поднял глаза на Мабель и окинул ее внимательным взглядом.
– Будь по-вашему, – сказал он.
Мабель даже не шелохнулась; ни единый мускул не дрогнул на ее лице. Но она была так бледна, что, казалось, вот-вот упадет.
Крик радости, рвавшийся из ее груди, замер на устах:
«Господь меня выслушал! Господь меня услышал!»
Через несколько минут Мариньи покинул дом одновременно с королевой, и Мабель осталась там одна. Но прежде чем удалиться, первый министр подошел к Мабель и шепнул ей на ухо:
«Если хочешь разбогатеть, приходи сегодня вечером в мой особняк».
Королева, в свою очередь, отвела камеристку в сторонку и прошептала:
– Уже через час я должна знать, где находится Миртиль. Если тебе дорога жизнь, сделай все так, чтобы об этом месте не проведал Мариньи.
Затем королева вернулась к крепостной стене аббатства, в сопровождении настоятеля дошла до главных ворот, села в носилки и, с тем немногочисленным эскортом, с которым и явилась, направилась в Лувр.
Что до Мариньи, то ему эскорт составила рота Транкавеля.
Оставшись одна, Мабель поднялась в комнату, которую занимала Миртиль.
У двери она прислушалась, но ничего не услышала. Тогда она открыла, вошла и увидела девушку, которая молча плакала, сидя в углу. Мабель подошла к Миртиль и коснулась ее плеча. Девушка вздрогнула и подняла глаза.
– Вы что-то хотели, мадам? – спросила она мягким голосом.
– Если желаете спасти Буридана, – сказала Мабель, – следуйте за мной.
Вместо ответа Миртиль поднялась и покрыла голову капюшоном.
Мабель взяла ее под руку:
– Пойдемте…
Они спустились вниз, вышли из дома и вскоре исчезли позади аббатства Сен-Жермен в направлении Парижа.
Покидавшую аббатство королеву, как мы уже сказали, до главных ворот провожали преподобнейший аббат, его капитул и главные из его монахов.
Но прежде чем выйти во двор, Маргарита Бургундская на несколько минут задержалась в своего рода приемной, где ее ожидали двое мужчин: капитан ее стражи Юг де Транкавель и некто, тщательно скрывавший свое лицо. Вышеназванный капитан, с высоты своего положения, взирал на него с презрением, к которому примешивалась изрядная доля отвращения.
– Мадам, – промолвил Транкавель, когда королева выразила свое удовлетворение тем, как был исполнен его маневр, – что нам делать с тремя пленниками?
– Тремя? – удивилась королева.
– Разумеется: Жаном Буриданом и двумя сумасшедшими в масках. Куда я должен их препроводить? В Тампль?