Разве не он был комендантом Тампля? Разве Миртиль не должна была вскоре вернуться в прежнюю камеру? Разве она не будет тогда в его власти?
В общем, приказывая вышибить дверь дома с привидениями, Валуа был уже совершенно спокоен.
В Тампле Миртиль, по доброй ли воле, или же насильно, но вынуждена будет ему подчиняться. Но потом? Его мало заботило, что будет потом, так как любовь рисовалась в его воображении лишь в самой ее грубой форме, и он был уверен, что сможет утолить эту любовь.
Как только дверь поддалась, Валуа вошел в дом и, сопровождаемый лучниками (Маленгр на сей раз предпочел встать в хвост группы), поднялся по лестнице. На втором этаже, при свете зажженных его людьми факелов, он увидел другую дверь. Подойдя к ней, он уже собирался ударить в дверь кулаком, когда та вдруг широко распахнулась. Валуа на секунду запнулся, как это бывает с каждым, кто вдруг оказывается перед внезапно распахнувшейся дверью. Мабель, в свою очередь, очутившись перед бывшим любовником, вздрогнула, но, быстро взяв себя в руки, промолвила:
– Добро пожаловать, монсеньор граф, в скромное жилище Мабель.
– Мабель! – пробормотал граф де Валуа в изумлении. – Фаворитка королевы!..
– Вероятно, вы явились донести до меня некое желание Ее Величества королевы?
– Желание? Да, – сказал Валуа. – Но желание короля.
Сделав лучникам знак подождать в комнатах первого этажа, он вошел, закрыл за собой дверь и проговорил:
– Мабель, ты предана королю и королеве, поэтому я буду с тобой не так груб, как с кем-либо другим. Не тебя я ожидал здесь увидеть, но подобный расклад лишь облегчает мне миссию.
– Какую еще миссию?
– Я арестовал колдунью по имени Миртиль, которая обвинялась в наведении на короля порчи. Эта колдунья бежала из Тампля. Мне известно, что она сейчас здесь, Мабель. Через час колдунья должна быть в своей камере.
– Той, о которой вы говорите, здесь нет, – холодно сказала Мабель.
Валуа проскрежетал зубами и сделал пару шагов по направлению к двери, будто бы для того, чтобы позвать лучников, но, вернувшись к Мабель, промолвил:
– Послушай, я знаю, что поднять руку на тебя, это почти то же самое, что поднять руку на королеву, знаю, что любое насилие против тебя будет мне стоить мести твоей госпожи, потому не приказываю, но умоляю. Колдунья Миртиль здесь. Король хочет ее немедленно видеть. Если он явится в Тампль, а ее там не окажется, мне придет конец, так что я скорее предпочту навлечь на себя злость королевы, чем гнев короля. Понимаешь?
– Разумеется, но почему я должна вас пощадить, монсеньор? Предположим, эта Миртиль действительно находится здесь. Почему я должна отдать ее вам? Почему должна сжалиться над вами?
– Сжалиться? – пробормотал Валуа, нахмурившись. – Что ж, пусть будет так! «Сжалиться» – вполне подходящее слово. Я всегда относился к тебе как к другу, чего ни от кого другого в Лувре тебе ждать не приходится. Тебя боятся, ненавидят, тогда как я всегда тебя защищал, порой сам не отдавая себе в том отчета. Со своей стороны, ты, как мне казалось, тоже мне симпатизировала, насколько это вообще возможно. Мы были почти что союзниками. Полагаю, этих доводов будет достаточно?
– Должно быть, – промолвила Мабель, с трудом сдерживая дрожь в голосе, – ваше положение весьма шатко, раз уж вы опускаетесь до того, что умоляете простую служанку…
– Да, Мабель, это так… Время уходит… Ну же… отдай мне колдунью…
– Пусть в Лувре мы и были почти что союзниками, – продолжала Мабель, будто бы его и не слыша, – но то было в Лувре, здесь же все обстоит иначе.
– Почему, Мабель, почему?
– Потому, что здесь я уже не Мабель.
– Ты не… О! Но кто же ты?.. Действительно, мне кажется, что здесь твой голос звучит как-то иначе, нежели в Лувре и…
Мабель приняла гордый вид. Валуа смотрел на нее со все возрастающим беспокойством; но беспокойство это шло лишь от потери драгоценного времени.
– Что ж, – проворчал он, – покончим с этим. Кто бы ты ни была, и пусть ты даже не Мабель, мне нужна эта колдунья. Сейчас я позову моих людей, и если даже мне придется разобрать этот домишко до последнего камня…
Мабель вздрогнула.
Не могло быть сомнений, что если лучники начнут рыться в доме и все в нем разворотят, Миртиль они найдут непременно, и очень даже быстро, так что когда она увидела, что Валуа направился к двери, готовый отдать приказ, ею овладел безумный страх. Валуа заметил охватившее ее волнение, и теперь уже он был совершенно уверен в том, что Миртиль действительно находится в этом доме.
– Послушайте! – прохрипела Мабель. – Я клянусь вам, что этой девушки здесь нет…
– Симон! – вскричал Валуа.
– Монсеньор? – промолвил Маленгр, приоткрыв дверь.
– Пусть начинают обыск!..
Мабель уже ломала себе руки. Валуа не спускал с нее глаз. Было слышно, как лучники внизу разбрелись по комнатам и приступили к обыску.
– Внизу ничего! – прокричал голос Симона Маленгра. – Мы поднимаемся!
– Граф де Валуа, – пролепетала Мабель, вся дрожа, – раз уж тебе нужна пленница, раз уж король никогда не видел ту, которую ты ищешь, возьми вместо нее меня!
– Тебя!
– Меня! Послушай, граф! Да, она здесь! Ты и сам уже об этом догадался по моей слабости. Но раньше утра вам ее никогда не найти, и тогда тебе уже ничто не поможет… Тебе нужна колдунья, которую осудят, приговорят, сожгут на костре; возьми меня!.. Время уходит, Валуа!
– Ты сама этого хочешь? Ты согласна? – пробормотал Валуа, который вздрогнул от глубочайшей радости при мысли, что он может спасти Миртиль, не опасаясь за собственную шкуру.
– Да, но при одном условии: вы отзовете всех своих людей. Я хочу, чтобы она успела убежать. Если так оно и случится, я явлюсь в Тампль и перед королем признаюсь в том, что я колдунья. В противном случае, клянусь, вам потребуется несколько часов, чтобы найти ту, которую вы ищете, и тогда веревка вам обеспечена!
– Будь по-твоему, – прорычал граф. – Да и какая разница, спасется эта Миртиль или же не спасется. Для меня важно лишь то, чтобы король сейчас обнаружил колдунью в камере.
– Итак, у меня есть ваше слово и ваша клятва, граф де Валуа?
– Слово дворянина: после вашего ухода здесь не будет произведено никакого обыска. Готов поклясться на этом образе Иисуса! – добавил он, подходя к распятию, что висело над таинственными рукописями, в которых Мабель искала формулы заклинаний.
На пару секунд Мабель задумалась, а затем поднесла руки к лицу, словно желая сорвать маску. Но взгляд ее, вопреки собственной воле, соскользнул на ту часть стены, где скрывалась Миртиль.
– О доченька, – прошептала она, – так любимая моим сыном! Узнаешь ли ты когда-нибудь, какое я совершила святотатство? Пойти в Тампль… возможно, на смерть, это пустяки… Но отказаться явить Валуа призрак Анны де Драман!..
Она вдруг подняла голову и промолвила:
– Ведите меня!
– Арестуйте колдунью! – вне себя от радости, прокричал Валуа громогласным голосом.
Симон Маленгр, бросившийся в лабораторию вслед за лучниками, в изумлении замер на пороге.
– Колдунью? – произнес он, вопрошающе взглянув на хозяина.
– Вот она! – сказал Валуа.
– Разберемся потом! – пробормотал Маленгр, вознамерившись уйти вместе с лучниками, которые повели Мабель.
В этот момент Валуа опустил руку ему на плечо и прошептал на ухо:
– Останься! Спрячься где-нибудь рядом с домом. Увидишь, как отсюда выйдет Миртиль и…
«Прекрасно! Дальше можете не объяснять!» – подумал Маленгр и кивнул.
Часом позже Валуа встречал в Тампле короля. Людовик X заявил, что хочет лично видеть колдунью и поговорить с нею, чисто из удальства, но, сказать по чести, он бы с радостью отказался от этого визита: не боясь опасности материальной и видимой, король Франции, несмотря на всю его отвагу, испытывал непреодолимый страх перед опасностью сверхъестественной. В Тампль он, конечно, явился, но явился в слегка раздраженном состоянии, готовый развернуться и уехать, так и не взглянув на колдунью, предоставь кто ему подходящий предлог. Но Валуа поспешил отдать необходимые распоряжения, и Людовик, скрепя сердце, уже намеревался последовать за тюремщиками.
– Если Ваше Величество желает, – промолвил Жоффруа де Мальтруа, – мы можем составить ему компанию!
– Полноте! Достаточно и того, что со мной будут граф и ключники, – проговорил король и знаком приказал эскорту дожидаться его возвращения.
Когда Людовик оказался у камеры колдуньи, когда ему открыли дверь, когда он увидел этот каменный гроб, внутри которого было замуровано живое существо, когда в глубине этой ниши, в которой витал запах страха, он едва различил закованную в цепи женщину, тогда король Франции содрогнулся и пробормотал:
– Возможно ли вообще жить здесь?
– А здесь и не живут, сир. Здесь начинают умирать. Здесь правит бал агония. Камера Тампля есть не что иное, как прихожая смерти.
Людовик на какое-то время погрузился в раздумье. Хотя он и принадлежал к тому веку, которому была неведома жалость, хотя в те времена борьба за жизнь принимала самую неистовую форму, хотя, наконец, ему совершенно чужды были растроганность и умиление, ужас, за неимением другого, более чистого чувства, все же проник в его разум.
– Не дай Бог, – сказал он, осеняя себя крестным знамением, – чтобы когда-нибудь подобные муки довелось пережить мне или кому-нибудь из моих близких!
И он один вошел в камеру, подав Валуа и тюремщикам знак подождать снаружи.
– И тем не менее, сир король, кое-кого из тех, кого ты любишь, подобные страдания ждут!
– Кто это сказал? – вопросил король, отступив на два шага.
Голос шел из глубины камеры. Он был безразличным, не окрашенным ни гневом, ни печалью.
– Это сказала я, – произнесла Мабель. – Я, колдунья.
– Так ты говоришь… – начал Людовик, бледнея.
– Я говорю, король, что кое-кто из дорогих тебе людей вскоре тоже, как и я, спустится живым в могилу, и будет страдать даже больше, чем страдаю я. Так как мне, смиренной, бедной, привычной к несчастьям, достаточно сделать лишь шаг, чтобы спуститься к горю еще более глубокому. Тот же человек, о котором я говорю, напротив, перейдет от могущества, славы и любви к нищете, гнусности и ненависти… Да! Его камера будет еще более мрачной, чем та, что так тебя пугает.