Менгу-Тимур, в свою очередь, понимал, каким весом обладет Ногай в Орде, в силу чего даже не пытался радикально изменить внешнюю и внутреннюю политику государства. В Орде всё продолжалось так же, как и при его предшественнике. Он продолжил поддерживать дружественные отношения с египетским султаном и даже участвовал в качестве союзника египтян в войне с иранским правителем Абагой, что в принципе не нарушало планов Ногая. Его также особенно не расстроило то, что Менгу-Тимур, потерпев сокрушительное поражение от иранского правителя, прекратил военные действия.
Если учесть, что влиятельные русские князья находились под покровительством Ногая, признавая его «своим царём», то можно не сомневаться, что выдача Менгу-Тимуром ярлыка православной церкви с предоставлением, таким образом, определённой автономии означала не что иное, как одобрение Менгу-Тимуром уже установленного Ногаем курса в отношении русских княжеств. В результате отношения с ханом у русской знати складываются вполне доброжелательные.
В экономической сфере Менгу-Тимур не стал ничего выдумывать, а продолжил дело Берке, стал выпускать единую монету и подтвердил независимость Золотой Орды от притязаний чингизидов из других семей.
Подобные действия преемника Берке полностью вписывались и в представления темника Ногая о роли Золотой Орды в международных вопросах.
А международная обстановка на Востоке и на южных границах Кыпчакского ханства складывалась следующим образом: появилась необходимость в том, чтобы Ногай сконцентрировал свою деятельность на этих направлениях, находясь в своих придунайских владениях.
Для иностранных государей было совершенно очевидно, что Ногай играет первую роль при ордынском дворе. Арабские правители и византийский император, отправляя послов в Золотую Орду, присылали дары не только хану, его жёнам и братьям, но и Ногаю. При этом Менгу-Тимур никак не вмешивался в дела его улуса, предоставив ему полную свободу, для того чтобы он смог развернуть широкую дипломатическую деятельность. Отныне Ногай мог иметь самостоятельные внешние сношения, обмениваться посольствами и заключать союзы с государями Востока и Запада.
После Берке самым надёжным, верным союзником Бейбарса становится Ногай, который фактически поставил себя в положение самостоятельного государя, обменивавшегося посланиями с одним из могущественных правителей мира.
Надо сказать, что такое положение Ногай сохранит и после смерти Бейбарса. Наследники Бейбарса унаследуют, помимо всего прочего, и хорошие отношения с Ногаем, к которому впоследствии постоянно будут направлять послов и богатые дары.
Дружеские связи Ногая с египетским султаном не могли не сказаться на положении темника Ногая в глазах других государей, которые были вынуждены соотносить свою внешнюю политику с позицией Египта. Одним из таких государей был Михаил VIII Палеолог – император Византии.
Ногай и утверждение на трон Византии Михаила VIII Палеолога
Современники отмечают, что император Михаил VIII Палеолог сочетал с природной красотой быстрый ум, решительность в принятии решений, энергию, щедрость и деловитость. Его боготворили простые византийцы, а солдаты, неоднократно одерживавшие под его началом победы над противниками, считали за счастье служить под командованием Палеолога. Герой столичной аристократии, выходец из знаменитого рода, он повсюду имел друзей. Отличаясь приятной наружностью, весёлым характером, он слыл кумиром аристократов и простых греков, являясь неформальным главой аристократической партии. Авторитет Михаила Палеолога был таков, что сам патриарх Арсений доверил ему ключи от царской казны.
Являясь и без того обеспеченным человеком, он получил возможность использовать ещё и средства казны для борьбы за императорскую власть, щедро подкупая клириков из числа ближайшего окружения и вельмож. И, когда на тайных совещаниях вновь вставал вопрос о кандидатуре будущего регента, он почти добился того, что всё больше людей поддерживало Михаила Палеолога.
Чтобы по праву слыть вторым человеком в государственном управлении, ему нужен был сан деспота. По единодушному согласию епископата патриарх Арсений утверждает Палеолога на высшую (после царя) ступень византийской иерархии, объявив того деспотом.
Солидаризовавшись с олигархами, Михаил посчитал власть юного императора Иоанна IV Ласкариса не вполне легитимной. Данное обстоятельство в корне меняло дело: если все решили, что «правильный» царь – тот, кто избран аристократией, то Михаил Палеолог мог стать и выбранным императором Никеи. 1 января 1260 года в Магнезии его провозгласили никейским императором, соправителем Иоанна IV Ласкариса, Михаилом VIII Палеологом. Вскоре и патриарх Арсений провозгласил Михаила VIII Палеолога императором и украсил его голову императорской диадемой.
В 1261 году никейский император Михаил VIII Палеолог занял Константинополь, положив, таким образом, конец существованию Латинской Римской империи.
Хотя Византийская империя вновь вышла из глубокого кризиса, но ущерб, нанесённый ей IV Крестовым походом, во многом оказался непоправимым.
Большая часть материковой Греции и островов по-прежнему были поделены между Венецией и мелкими франкскими княжествами. Эпирский деспотат, хотя и ослабленный военными поражениями, всё ещё занимал стратегически важный район к Западу от Балканской гряды. Северная часть полуострова была занята двумя молодыми государствами, Сербией и Болгарией. Турецкое давление на азиатскую границу Империи продолжалось. Да и сам Константинополь стал городом-призраком, превратился, по выражению современников, в собственную тень.
Империи уже никогда не суждено было вновь стать собой – великой многонациональной сверхдержавой. Теперь она была одним государством из многих, да и к тому же окружённым врагами. Её территория постоянно сужалась в отчаянной борьбе за существование.
И эта борьба начинается буквально с первого дня после возвращения византийских императоров в свою древнюю столицу. Угроза пришла из Сицилии.
В 1266 г. в битве при Беневенто армия отлучённого от церкви короля Сицилийского Манфреда, незаконного сына Фридриха II, была разбита войсками папского ставленника, Карла Анжуйского, брата Людовика Святого. Манфред был убит в этом же сражении. Так Карл стал королём Сицилийским.
За несколько лет до отвоевания Константинополя Михаилом Палеологом политические интересы короля Манфреда обратились на восток. Только немедленная помощь, возможно, ещё могла спасти положение Латинской Римской империи. Манфред рассчитал, что в антиникейской коалиции он станет главным защитником католической церкви на востоке, и Рим будет вынужден прекратить враждебные действия против него. Коалиция, в которую, помимо Манфреда, входили Михаил II, деспот Эпирский, Гийом Виллардуэн, князь Ахайский и Балдуин, император Константинопольский, выставила на поле боя войско, значительно превосходившее числом никейскую армию. Однако в бою в Пелагонии в 1259 г. союзники потерпели сокрушительное поражение. Несмотря на этот урок, Манфред не изменил направления своей политики. Возвращение Византийской империи в Константинополь лишь укрепило решимость короля помочь императору Балдуину, чтобы примириться с римским престолом.
Темник Золотой Орды Ногай знал о трудностях Михаила VIII и дальновидно внедрял своих людей тайно и явно во двор к императору Византии. Имея также прямые контакты с самим императором и с его придворным кругом, он имел полное представление о происходящих вокруг императорского двора событиях. Для него не было секретом, что почти каждый правитель Сицилии мечтал стать властелином восточного Средиземноморья. И он, естественно, использовал все имеющиеся у него возможности, чтобы воспрепятствовать этому.
После прибытия в свои придунайские владения Ногай первым делом начал кампанию против Константинополя с целью принудить императора Михаила VIII позволить его посольствам и посольствам египетского султана пользоваться Босфорским морским путём. Появление Ногая со своими войсками у ворот Константинополя сильно напугало императора, который, рискуя потерпеть поражение, запросил мира и предложил Ногаю свою дружбу. И с этого момента, по признанию византийского историка Пахимера, император Византии Михаил VIII впал в вассальную зависимость от хана Ногая.
Историк Пахимер недвусмысленно откровенничает: «Дерзость татар мы ещё удерживали – не мужеством войск, а дружественными или, лучше сказать, рабскими пожертвованиями – вступали с ними в родственные связи, посылали им подарки, иногда превосходные и величайшие». Пахимер признаётся, что император в стремлении снискать благосклонность Ногая не перестаёт посылать ему в огромном количестве одежды и разнообразные съестные припасы. Ногай с удовольствием брал съестные припасы и напитки, а также принимал золото и серебро в кубках. Что касается одежд, то их он внимательно рассматривал и выражал благодарность за подарки. Однако он не испытывал особого восторга от самых изысканных царских тканей, даже если они византийские.
Трогая руками, как сообщает подробности византийский историк, Ногай спрашивал у доставивших ему подарки послов, полезен ли, например, головной убор для того, чтобы голова не испытывала ничего дурного и не болела. Или – может ли жемчуг, которым он усыпан, защищать от молний, отвращает ли камень удары грома, так чтобы носящий его был им непоражаем. Наконец, способствуют ли драгоценные одежды здоровью тела. Если они отрицали, то он отбрасывал их или, поносив немного, дабы соблюсти приличие, снимал и, как свидетельствует историк, тотчас же надевал привычную овчину, которая обладала неисчислимыми полезными свойствами.
Упомянутый нами автор дальше свидетельствует, что отношения между обеими сторонами стали весьма оживлёнными, чему причиной явилась женитьба Ногая на побочной дочери императора Михаила Палеолога, Ефросинии. Таким образом, обезопасив себя со стороны кыпчакского эмира, Михаил все силы бросил на ослабление Сицилии.
Между тем Карл унаследовал не только королевство Манфреда, но и его честолюбивые замыслы. Став королём Сицилийским, он немедленно постарался закрепить за собой Корфу и другие захваченные Манфредом владения по ту сторону Адриатики. К 1267 г. Карл был полноправным хозяином этих земель.