В конце 1281 г. в Барселону прибыл генуэзский дворянин Бенедетто Захария. Он был близким другом и верным вассалом Михаила VIII, получившим от него богатый феод в малоазийской Фокее. Захария и стал главным посланником византийского императора при дворе Педро и посредником между двумя властелинами. Похоже, что он играл в заговоре не менее важную роль, чем Джованни да Прочида, хотя её впоследствии и не изукрасили легендарными наслоениями. Если Джованни поддерживал связь по оси Арагон – Сицилия – Византия, то Бенедетто был посредником в передаче информации из Константинополя в Барселону через Геную.
Итак, к весне 1282 г. все были готовы к действиям. Карл был настолько уверен в себе и в своих силах, что игнорировал все предупреждения об опасности. Он даже не мог себе представить, что кто-либо посмеет противиться ему, а уж тем более напасть на его владения.
Самоуверенность Карла обернулась элементарной слепотой: он недооценил ум и силу своих врагов и поплатился за это. Его мечты были развеяны, его империя не выдержала испытания на прочность. Дипломатический гений союзников и самого Михаила Палеолога в конечном итоге победили. В своей «Автобиографии» император Византии скромно назвал себя орудием, которым воспользовался Бог для освобождения сицилийцев. Однако само отбытие армады Карла к берегам Босфора, активное участие в защите византийцев со стороны египетского султана и золотоордынского политика и полководца Ногая и крайне своевременное вмешательство арагонцев доказывают, что всё произошло в сроки, запланированные самим Михаилом и его союзниками.
Взаимодействие Ногая с русскими княжествами и государствами Центральной Европы
После установления стабильных дипломатических отношений с Византией Ногай обращает свой взор на другие страны Центральной Европы. В 1275–1279 гг. он совершает ряд набегов на территории Польши и Литвы, а также Венгрии.
Ряд авторов, исследуя деятельность Ногая в данном направлении, ошибочно полагают, что кыпчакский темник участвовал в этих походах с целью поживы. И будто бы сближение золотоордынского темника с южнорусскими князьями является результатом участия Ногая в этих походах, где они и в самом деле бок о бок сражались с внешним врагом.
Говоря по правде, наиболее дружественные и союзнические отношения с населением южнорусских степей Ногай унаследовал ещё со времён своего деда Котена, когда формировалось Кыпчакское ханство. И совершенно неслучайно Лев Галицкий и Роман Брянский, добровольно признавая верховенство Ногая, в большей мере подчинялись ему, а не чингизидам, то есть сарайскому хану, поскольку традиции дружбы между русскими и кыпчаками имели давние корни.
В том, что походы татар (кыпчаков) на западных соседей Руси вовсе не обусловлены стремлением грабежа, можно убедиться легко. Известно, что после того как Батый узурпировал власть Котена в Кыпчакском ханстве, кыпчакская аристократия не поддержала его экспансионистскую политику. И неслучайно первые мероприятия Батыя по захвату новых территорий и государств не увенчались успехом.
Ситуация меняется во второй половине XIII века, особенно по мере нарастания в Орде влияния темника Ногая в рамках политических акций по защите своих данников от «обидчиков» русских земель и по мере усиления чрезвычайной активности западных соседей, осуществляющих попытки экспансии на Русь.
Западные соседние государства на себе испытают последствия усиления власти Ногая. В 1270-е годы улус кыпчакского эмира, центр которого располагался в междуречье Дуная и Днестра, явно начинает доминировать над центрально– и южно-европейским регионами. Его разумная, твёрдая внутренняя политика в пределах своего улуса и в отношении Сарая позволяют населению видеть во власти Ногая защиту и опору. Именно благодаря этому обстоятельству Галицко-Волынская Русь вполне осознанно вовлекается в систему зависимости от улуса Ногая. Причём галицко-волынские князья чётко отличают власть Исакчи от власти Сарая.
В 1277 году кыпчакский полководец отправляет своих преданных дипломатов Тегича, Кутлубугу и Ешимута в качестве послов к южнорусским князьям Льву Даниловичу Галицкому, Мстистлаву Даниловичу Луцкому, Владимиру Васильковичу Владимиро-Волынскому. А для похода на Литву русским князьям Ногай выдал в помощь отряд во главе с князем Мамшеем. Показательно, что русские князья не гнушались помощью Ногая. К примеру, в конце 1279 г. бездетным умер польский король Болеслав V Стыдливый. Лев Данилович Галицкий заявил претензии на часть польской территории. Согласно летописи, «еха к Ногаеви окаянному проклятому помочи собе прося у него на ляхы». Ногай дал отряд во главе с тремя князьями Кончаком, Козеем, Куботаном. По словам летописца, князь Лев был «радъ поиде с Татары».
В Волынской Кормчей книге сохранилось свидетельство о посещении ставки Ногая в 1286 г. князем Владимиром Васильковичем Волынским. «В лето (1286) списан бысть сеі монаканон боголюбивым князем владимирским сином Васильковим, внуком Романовым и боголюбивою княгинею его Ольгою Романовною. Аминь, рекше конец. Богу нашему слава вовеки. Аминь. Пишущим же нам сии книгы. Поеха господин наш к Ногаеви, а госпожа наша остала у Володимири».
Русские исследователи, рассматривая вероятные причины и последствия поездки к Ногаю, высказывают мнение, что данное путешествие было связано с вопросами наследования княжества. В это время Владимир намеревался передать свои владения Юрию Даниловичу, за что надеялся получить благоволение могучего ордынского правителя.
Зимой 1286–1287 гг., когда кыпчакские войска совершают поход на Венгрию через Карпаты, вместе с ними участвуют русские князья Лев Галицкий, Мстислав Луцкий, Владимир Владимиро-Волынский и Юрий Львович Галицко-Волынский. Летописец отметил также, что «тое же зимы и в ляхох бысть мор векик. Изомре их бещисленое множество».
Причём во время многочисленных ордынских внешнеполитических акций в 1270–1280-е гг. князья Галицко-Волынской Руси не только сами участвовали со своими дружинами в военных походах, но и предоставляли кыпчакским войскам на подвластных им территориях базу для ведения боевых действий. В то же время они нередко сами становились инициаторами призвания ордынцев для решения своих внешнеполитических проблем. В летописях фиксируются поездки князя Владимира Васильковича и многих других в ставку Ногая, что может свидетельствовать о частоте и обычности поездок в ставку Ногая князей Галицко-Волынской земли.
Кроме того, Галицко-Волынская летопись фиксирует заверение завещания князя Владимиро-Волынского во время похода татар и русских князей на Польшу. В частности, князь Владимир, по данным летописи, заявляет своему брату Мстиславу: «Брате, видишь мою немощь, оже не могу, а не у мене детий. А даю тобе, брату своему, землю свою всю и городы по своемь животе. А се ти даю при царихъ и при его рядьцахъ». То есть здесь подчёркивается, что ордынская власть рассматривалась как высшая властная инстанция, и её участие в утверждении завещания давало ему особый статус и авторитетность.
Вместе с русскими кыпчаки-золотоордынцы не просто совершают походы на западные государства, а нападают именно на тех из них, что проявляют агрессию по отношению к Руси. И чем чаще и интенсивнее проявляет себя в этом то или иное западное государство, тем чаще подвергается оно кыпчакским нападкам.
Если проанализировать занесённые в летописи татарские походы, то вырисовывается примерно такая картина. На Литву: 1258, 1260, 1275, 1277, 1279, 1289 гг. На Польшу: 1261, 1280, 1283, 1287 гг. На Венгрию: 1282 г.
Из приведённых цифр обращает на себя внимание то, что в 60–70-е годы XIII века основной объект татарских (кыпчакских) походов – это Литва, а в 80-е годы – Польша. Если учесть, что в 40–70-е годы Литва вела агрессивную политику по отношению к русским землям, например против Берестейской земли, Чёрной Руси, Смоленщины, то действия татар (кыпчаков) в этот период объясняются исключительной необходимостью защищать русские земли от агрессора.
Аналогичная ситуация складывается и вокруг походов против Польши, если исходить из того неоспоримого факта, что в 80-е годы XIII века она предпринимала попытки овладеть Галичем.
Связь времени татарского (кыпчакского) набега и объекта набега с предыдущими враждебными действиями каждого из этих соседей русских княжеств по отношению к ним (русским князьям) видна из нижеприведённой цитаты. «Въ лето 6766 [1258]. Придоша Литва съ Полочаны къ Смоленьску, и взяша Воищину на щитъ. Тои же осени приходиша Литва къ Торжьку, и высушася Новоторжьци; и по гръхомъ нашимъ, повергоша, Литва подъсаду, овыхъ, избиша, а инъхъ руками изъимаша, а ини одва убъжаша, и много зла бысть въ Торжьку. Тои же зимы взяша Татарове всю землю Литовскую, а самъхъ избиша».
Ссылаясь на польские источники, русский историк Н. Веселовский находит весьма убедительные свидетельства того, что русские и кыпчаки были естественными союзниками. По поводу вступления на польские земли в Кракове историк приводит такие факты. Кыпчаки в огромном количестве «разграбили и сожгли много костёлов, монастырей и замков, не затронули только монастырь на Лысой горе» по просьбе русских.
Такое поведение кыпчакских воинов, надо сказать, было связано с железной дисциплиной. Дисциплина в войсках Ногая была просто безукоризненная, без чего кыпчакские предводители свою стратегию и тактику вообще не мыслили. Воины армии Ногая хорошо знали, что несанкционированные грабежи моментально пресекались и жестоко наказывались на самом высоком уровне. Средневековые летописцы отмечали дисциплину кыпчаков в такой превосходной форме: «Если такое громадное войско проходит через засеянное поле большой площади даже дважды, ни один колос хлеба не ломается».
Такая дисциплина и справедливость соблюдались и при дележе добычи. При возвращении из Польши воины Ногая добычу по справедливости делили, по утверждению Н. Веселовского, во Владимире. Вновь обращаясь к польским источникам, он пишет, что «проходя через Русь, они не причиняли никакого вреда Руси, потому что с ними вместе ходили на Польшу».