Король Бела по настоянию придворной знати пригласил на собрание солтана Котена с сыновьями. Ни о чём не подозревавший солтан прибыл в королевский дворец со своими сыновьями без усиленной охраны, полагая, что едет к родственнику и союзнику.
Во время встречи венгерские землевладельцы и местная влиятельная знать открыто стали выражать недовольство королём за то, что он якобы отдал мадьярские земли куманам (половцам-кыпчакам). Солтан Котен попытался защитить короля и уверял королевскую свиту, что кыпчаки лишь временно обосновались здесь и что они не собираются отказываться от своих собственных земель у себя на родине. В ответ феодалы стали обвинять Котена в измене и называли его лазутчиком Батыя. Король Бела предложил первым делом расследовать, действительно ли солтан Котен является лазутчиком хана Батыя. Однако рассвирепевшая знать продолжала оскорблять приглашённых кыпчаков. Они утверждали, что значительная часть земель пострадала, потоптаны пашни, огороды и виноградники. В этот момент они не хотели вспоминать, что сейм венгерских баронов санкционировал поселение половцев в междуречье Дуная и Тиссы и на восточных окраинах государства добровольно. Котену стало ясно, что сейм тогда дал согласие, напуганный вестью о силе надвигавшихся монгольских войск. Солтан Котен обладал огромной выдержкой и никогда не терял самообладания. Несмотря на преклонный возраст, он был необычайно силён. В открытом бою ему не было равных. В совершенстве владея саблей, он, тем не менее, славился тем, что в бою часто громил противников врукопашную, оглушая их сильными ударами, без намерения лишать жизни. Поэтому Котен вместе со своими сыновьями на истерику вельмож реагировал вполне хладнокровно и отгонял от себя даже мысль о коварных замыслах с их стороны. Котен и сыновья не намеревались ввязываться в стычки и рассчитывали решать возникшие противоречия мирным путём.
Однако один из венгерских вельмож, воспользовавшись суматохой, нанёс подлый удар мечом в спину солтану Котену, после чего вся свита накинулась на Котена и его сыновей. Они отчаянно защищались, уложив больше половины нападавших, но в конце всё же пали, подло порубленные мечами венгерских феодалов.
Их тела со всеми почестями, в соответствии с обычаями кыпчаков, были преданы земле. После похорон солтана Котена, который в памяти ногайского народа запомнился как Котен-батыр, и его сыновей кыпчаки, выждав сто дней и сто ночей траура, подняли массовый мятеж. Они начали разорять и жечь венгерские селения. Король пытался уговорить и утихомирить их, но они продолжали военные действия, отвечая: «Это тебе за Котена!» Не пожелав далее подчиняться венгерскому королю, основная масса кыпчаков ушла в земли соседней Болгарии.
Башман и Катыр возглавили сопротивление
Как мы уже писали в предыдущей главе, солтан Котен, прежде чем переправиться на территорию Венгрии, созвал курултай с наиболее видными и преданными себе князьями. Среди них были эмир Башман из рода эль-Бори, возглавлявший объединение Бурджоглы, и Катыр-укуле, который стоял во главе одного из крупных союзов тюркоязычных асов.
Восточные летописцы Рашид-ад-Дин, Джувайни, Джузджани и Казвини, писавшие о движении сопротивления в Дешт-и-Кыпчаке, отнюдь не питали симпатии к лидерам сопротивления. Однако с различной степенью достоверности описали союз между Башманом и Катыром, их героическую борьбу с захватчиками. Помимо Башмана и Катыра, в источниках присутствуют имена ряда других ханов и беков, стоявших во главе партизанского движения против узурпатора Батыя. Такие видные военачальники своего времени, как Арджымак, Куранбас, Капаран, возглавлявшие объединённые воинские подразделения под началом хана Бер-кута, прибыли в курултай, созванный солтаном Котеном, в полной решимости примкнуть к движению сопротивления. Следует иметь в виду, что по своему статусу хан у кыпчаков считался рангом ниже, чем солтан.
На курултае было принято решение перенести ставку солтана Котена на территорию Венгрии и организовать движение сопротивления во главе с Башманом и Катыром, подтвердив тем самым союз кланов кыпчаков и асов.
Поселения асов находились на берегах Северского Донца и, являясь этнически и территориально вполне самостоятельной общностью, до нашествия Батыя вели в целом независимый образ жизни. Чётко выраженная их миролюбивая политика позволяла им в течение всего XII века иметь прочные добрососедские отношения со всеми соседями на нейтральных русско-половецких территориях. У них была своя особая система управления, при которой верховная власть принадлежала местному жречеству. Жрецы (камы) асов владели сакральными знаниями и в то же время регулировали вопросы обучения молодежи боевым искусствам, не выказывая при этом явно своего участия. Их молодые воины сочетали навыки военного искусства с высокой образованностью и всегда отличались сдержанностью. Система управления асов, выработанная веками, основывалась на принципах самоуправления и исключала агрессивность. Именно это обстоятельство давало им ощущение своей самодостаточности, превращая их во вполне прочное формирование, которое нужно было брать с силой.
Завоеватели были осведомлены об этом. Батый имел желание иметь в лице жречества асов своих союзников, однако последние отвергли его покровительство.
Предводитель асов Катыр, который, по-видимому, был одним из главных жрецов (камов), поскольку в источниках не называют его ханом, горячо поддержал инициативу Котена и Башмана организовать движение сопротивления. Объединив силы с бойцами Башмана, они создали сеть отрядов сопротивления на всей территории между Днепром, Донцом и Волгой.
Внезапные вылазки этих отрядов нанесли серьёзный урон силам Батыя, который понимал, что для утверждения своей власти в Кыпчакском ханстве необходимо уничтожить местную аристократию.
После разорения собственно русских земель, где Батый методично истреблял наиболее влиятельных аристократов, а иных путём подкупа нейтрализовал, наделяя властью, вся мощь чингизидов была направлена на уничтожение кыпчакской элиты.
Как было организовано сопротивление власти Батыя кыпчакской элитой, мы знаем из записей Владимира Тизенгаузена, который скрупулезно работал с мусульманскими источниками.
Один из мусульманских авторов, Джувайни, на которого ссылается Тизенгаузен, явно не скрывая своего неприятия движения сопротивления, организованного кыпчакской элитой, во враждебной манере описывает борьбу против захватчиков. «…Когда каан отправил Менгу-каана, Бату и других царевичей для овладения пределами и областями Булгара, асов, Руси и племён кыпчакских, аланских и других, когда все эти земли были очищены от смутьянов и всё, что уцелело, преклонило голову перед высшим начертанием, – то между кыпчакскими негодяями нашёлся один, по имени Бачман, который с несколькими удальцами успел спастись, и эта группа беглецов к нему присоединилась. Так как у него не было постоянного местопребывания и убежища, где бы он мог остановиться, то он каждый день оказывался на новом месте, был, как говорится, в стихе, днём на одном месте, ночью – на другом, и из-за своего собачьего нрава бросался, как волк, в первую попавшуюся сторону и уносил что-нибудь с собой. Мало-помалу зло от него усиливалось, смута и беспорядок умножались.
Где бы войска (монгольские) ни искали следов его, нигде не находили, потому что он уходил на другое место и оставался невредимым. Так как убежищем и притоном ему по большей части служили берега Итиля, он, наподобие шакала, укрывался и прятался в их лесах, затем выходил, забирал что-нибудь и опять скрывался. Тогда повелитель Менгу-каан велел изготовить 200 судов и на каждое судно посадил сотню вооружённых монголов. Он и его брат Бучек пошли облавой по обоим берегам. Прибыв в один из лесов Итиля, они нашли следы откочевавшего утром стана: сломанные телеги и куски свежего конского навоза и помёта, а посреди всего этого добра увидели больную старуху. Спросили, что это значит, чей это был стан, куда он ушёл и где искать его. Когда узнали наверняка, что Бачман только что откочевал и скрылся на остров, находившийся посреди реки, и что забранные и награбленные во время беспорядка скот и имущество находятся на том острове, Менгу-каан приказал войску немедленно поскакать на остров. Раньше, чем он (Бачман) узнал об их приближениии, его схватили и уничтожили его войско. Некоторых бросили в воду, некоторых убили, угнали в плен жён и детей, забрали с собой множество добра, а затем стали возвращаться. Вода опять заколыхалась, и, когда войско перешло её, всё снова пришло в прежний порядок. Когда Бачмана привели к Менгу-каану, то он стал просить, чтобы тот удостоил его чести быть убитым от его руки. Тот приказал своему брату разрубить Бачмана на две части».
Другой мусульманский историк, Рашид-ад-Дин, известный тем, что работал с самыми разнообразными источниками, включил в повествование о Бачмане сведения, которые не попали в сочинение Джувайни. Например, он уточняет, что Бачман имел титул эмира и происходил из племени «ольбур-лик». Если последнее читать как «эль-бури», т. е. в русском прочтении – «объединение Бурчевичей», а в восточных источниках известное под наименованием «бурджоглы», то можно сделать вывод, что Бачман принадлежал к одной из самых воинственных орд приднестровского объединения. Некоторые историки склонны считать, что, возможно, он является прямым потомком (внуком или правнуком) хана Боняка.
Об отважном союзнике Бачмана, «Качир-укулэ из племени асов», которого постигла та же трагическая участь, что и его сподвижника-эмира, мы также узнаем из повествований Рашид-ад-Дина.
История Бачмана с наибольшей полнотой выражает отчаянное сопротивление, которое оказывало население степи новым завоевателям. Судя по количеству судов у завоевателей и по той ненависти, которую испытывали они к ополченцам, можно представить огромные масштабы сопротивления и степень накала борьбы.
Об этом говорит и тот факт, что Батый, помимо собственной конницы, использовал конные отряды наёмников, не говоря об оснащённых пушками судах.