Vespula germanica с помощью акселерометра и далее экспериментировали, воспроизводя у гнезда его запись, чтобы посмотреть, какой будет реакция колонии. Они не получили подтверждения тому, что барабанный бой брюшком означает необходимость покормить голодное потомство. Более того, когда потомство голодало, интенсивность барабанных сигналов падала почти до нуля. Но они обнаружили некоторые доказательства, что барабанная дробь гастером способствовала мобилизации сборщиц корма: при воспроизведении звуков барабанной дроби большее количество ос начинало искать корм[222], и это позволяет предполагать, что данная форма поведения возникла в процессе эволюции, чтобы сигнализировать: «дамы, пора лететь за кормом»[223].
Здесь стоит уточнить разницу между знаком (англ. cue) и сигналом (signal). В обиходе эти слова часто взаимозаменяемы, но в эволюционной биологии это совершенно разные термины. Знаки – это конструкции или действия (например, химические вещества, формы поведения), которые не имеют своей целью передать информацию, но делают это непреднамеренно. То, что может использоваться в качестве знака, не было путем естественного отбора специально для этого приспособлено, однако живые существа сами интерпретируют знаки, получая от них информацию. Так, присутствие других ос у источника пищи является знаком.
Сигналы же – это конструкции, в ходе естественного отбора возникшие для передачи информации от одного существа другому; виляющий танец медоносной пчелы – пример сигнала. По результатам экспериментов Боба Джина и Бенджамина Тейлора, барабанная дробь брюшком у Vespula может представлять собой сигнал. Усиление интенсивности барабанного боя побуждает рабочих ос бегать по гнезду, натыкаясь на других рабочих. Встречаясь с другой рабочей особью, они устраивают обмен жидкостями, во время которого соединяются жвалами (своего рода французский поцелуй в исполнении насекомых), но это лишь знак, а не сигнал. Нам известно, что спровоцировать поиск пищи у Vespula можно при помощи одного лишь запаха, поэтому, возможно, пищедобывающее поведение запускают именно знаки, полученные через «французский поцелуй», а сигнал барабанного боя брюшком может быть лишь косвенной частью процесса мобилизации. По этой логике, непосредственной мобилизации сборщиц корма у общественных ос, наблюдавшейся к настоящему времени, способствуют преимущественно знаки, а не сигналы, и это позволяет предположить, что в процессе эволюции у ос-веспин мог и не возникнуть наглядный сигнал, подобный виляющему танцу медоносной пчелы[224].
Из всего этого есть одно исключение, настолько же жуткое, насколько изящен виляющий танец. Рабочие особи пчел и шмелей оставляют на источнике пищи пахучие метки, указывающие на него соседям по гнезду. Считается, что эти метки представляют собой случайные химические «следы ног», а не возникший в ходе эволюции механизм передачи социальной информации, и это означает, что они являются знаками, а не сигналами. До настоящего времени почти ничто не свидетельствовало о том, что осы-веспины оставляли химический след такого же рода, спонтанный или возникший эволюционным путем, для указания соседям по гнезду на наличие корма; исключением, как выяснилось, является гигантский азиатский шершень Vespa mandarinia. Сборщицы корма этого шершня устраивают набеги на пчелиные ульи, убивают рабочих пчел и расплод и уносят к себе в гнездо, чтобы накормить собственный выводок.
Для мобилизации соседей по гнезду осы-сборщицы с помощью брюшка размазывают выделения, вырабатываемые их железами, по пчелиному улью – это привлекает еще больше соседей по гнезду для участия в бойне. Почему же сигналы, мобилизующие на поиск пищи, возникли в процессе эволюции у Vespa mandarinia и у общественных пчел, но не у прочих общественных ос? Скорее всего, это своего рода эволюционное положительное сальдо: выгоды от появления в ходе эволюции такого сигнала должны перевешивать затраты на его возникновение. Гигантский азиатский шершень необычен тем, что совершает набеги на целые колонии медоносных пчел. Хотя другие осы-веспины тоже охотятся на медоносных пчел и даже добывают их прямо у входа в улей, мало кто отважится устроить налет на целую колонию[225]. Для успешного налета нужно много сборщиц корма, поэтому появление в ходе эволюции эффективного способа мобилизовать других налетчиков даст большое преимущество. Этот шершень – редкий среди ос пример перехода от охотника-одиночки, сравнимого с тигром, к общественному охотнику наподобие стаи волков, которым для того, чтобы вволю попировать, необходимо взаимодействие множества особей.
Арис поглаживает подбородок.
«Скажите мне, – говорит он, – почему так получается, что в большинстве своем эти великолепные осиные сообщества, столь же славные, как у медоносной пчелы, не используют социальную информацию о пище, подобно пчелам?»
Думаю, наиболее вероятное объяснение этого кроется в различиях их экологии. В отличие от цветов у пчел пищевые ресурсы общественных ос, как правило, эфемерны, неоднородны или локальны. Это означает, что мобилизация других сборщиц принесет мало пользы, поскольку ресурсы небольших источников пищи будут быстро исчерпаны. Большие участки встречаются редко, и выгоды от возможности их эксплуатации недостаточно велики, чтобы направить эволюцию в сторону возникновения сложных механизмов мобилизации сородичей. Лучшая стратегия для общественных ос – распределять своих сборщиц корма по всем окрестностям и оставаться неспециализированными охотниками[226].
«Да-да! – Сейчас выдающийся мозг Ариса работает с опасной скоростью. – Помните, в главе 42 книги 9 своей “Истории животных” я описал охотничье поведение ос-веспин? – говорит он. – Что они “живут, не собирая с цветов, как пчелы, а в большинстве случаев плотоядны… так как охотятся там на больших мух и, когда поймают, то, оторвав голову, улетают, унося остальное тело”. Я понимаю, что эти различия в экологии между пчелами и осами действительно могут быть важны для… как ее назвал господин Дарвин? Для эволюции. Помню, я видел, как осы охотятся на навозе, потому что это место, где встречаются мухи. Осы – это неспециализированные охотники, и они, вне всяких сомнений, должны обладать великолепными способностями к восприятию, чтобы быстро находить новые участки, где есть пища. Вот что я видел: они обыскивают навозные ямы, ловят мух, однако уходят на другое место, когда все мухи обезглавлены, и до того, как конкуренция с другими хищниками станет слишком велика. Теперь припоминаю. Но потрясающе, что вы еще так до конца и не разобрались в том, как охотятся осы, верно?»
Сейчас Арис скачет по террасе. Интересно, не собирается ли он исполнить собственный виляющий танец?
«Все не так уж и грустно! – горячо восклицает он. – У вас уже есть доказательства, что осы-веспины способны использовать социальную информацию для мобилизации соседей по гнезду к источнику пищи – вы рассказали мне о запахах, о наблюдении за другими осами и об этих самых вибрациях их американских брюшек. Может быть, это и несопоставимо с величием медоносных пчел и их математических танцев, но здесь есть золотые нити, которые нужно сплести воедино. Помните: “природа напрасного ничего не делает”[227]. Вам еще предстоит потрудиться, чтобы выяснить механизмы, как осы обмениваются информацией и почему природа устроила все именно таким образом. Секрет успеха сосуществования ос-охотников в сообществе может заключаться в том, что активные сигналы типа барабанного боя брюшком переплетаются с пассивными обонятельными указаниями, исходящими от возвращающейся в гнездо осы-сборщицы. Может быть, в гнезде ос по соседству прячется Нобелевская премия, которая ждет, когда ее найдут», – Арис усмехается, и его глаза блестят.
Есть в этом древнем философе что-то дерзкое, и мне это очень нравится.
Эта приторно-сладкая пахлава добила меня, но Арис, похоже, не страдает отсутствием аппетита после 2400-летнего поста. Я уже начинаю спрашивать себя: а есть ли у него вообще пищеварительная система? Кажется, будто еда исчезает в нем как в черной дыре. К счастью, я испекла чизкейк. Я воспользовалась рецептом древнеримских времен, придуманным через несколько веков после смерти Аристотеля, но ему, кажется, не до этого. Он набрасывается на свой кусок и вскоре переходит к следующему вопросу.
«Вы много рассказывали, как пчелы и осы сообщают сородичам о пище, – говорит он, – но ничего не упомянули о том, как им вообще удается отыскивать пищу. Как пчелы находят первый цветок, прежде чем рассказать об этом своим соседям по гнезду? И как осы находят первую муху или гусеницу?»
Безусловно, для того чтобы научиться охотиться, обновляя поисковые образы и приметы в зависимости от условий, осы должны обладать достаточно развитыми когнитивными способностями. Пчелам это дается легко: их «добыча» (цветки) остается на одном месте и никуда не убегает от них. И, напротив, охота на спрятавшийся или движущийся бело́к – это задача, более сложная для познавательных способностей, дающая больше нагрузки на органы чувств по сравнению со сбором «статичной» добычи – такой, как у пчел, собирающих пыльцу. Арис не читал предыдущих глав моей книги, поэтому я рассказываю ему о невероятном охотничьем мастерстве одиночных ос и наездников из главы 2[228], о том, что они, как правило, являются крайне избирательными хищниками, причем осы из разных семейств или родов специализируются на добыче строго определенного типа.
Очевидно, в ходе эволюции ос от одиночного образа жизни к общественному ключевым изменением в образе жизни стало превращение специализированного хищника в неспециализированного. Таким образом, механизм поиска пищи у неспециализированных ос-веспин может сильно отличаться от такового у осы-наездника, специализированной на охоте на пауков или гусениц. И в отличие от пчелы осам-веспинам нужно уметь добывать пищу различных видов: углеводы (сахара из цветков) и живую добычу, а также падаль. Иногда они ищут угощение для себя лично – немного полезных углеводов или сахаров из растений или гниющих фруктов. В иное время они заняты общественными делами – разыскивают бело́к для кормления личинок.