Глава 9
Была уже глубокая ночь. Они втроем были вымотанные, но довольные. С огромным облегчением смотрели на здание больницы — и тяжело дышали, словно вынырнув с невообразимой глубины и вдохнув нормального, земного, такого вкусного — хотя и с примесью гари — воздуха.
Ирма доехала домой, зажгла свечи и долго-долго смотрела на неровное, дрожащее пламя. Может, гадая. Может, колдуя. А, может, вспоминая.
Старцев тоже поехал домой. Он полз по пустым улицам, как таракан, всем телом чувствуя недоуменные взгляды редких прохожих, что попадались ему глубокой ночью на улицах и дорогах Питера. Еле-еле доехал. Попал в квартиру впервые за трое суток, сунул голову под кран с водой. Дополз до дивана — и заснул.
Фенек долго вертелась, не могла заснуть, потом провалилась куда-то. То ли в кошмар, то ли в Иной мир, то ли в чужое прошлое…
Песок забивался в открытые сандалии и тер вспотевшие ступни. Тепло, темно. Как же здорово пахнет на юге… Не важно где — Кипр, Египет, Крым — лишь бы теплый воздух ласкал обветренную соленую кожу и пахло йодом. Как только она приезжала на море, ее тут же охватывало легкое, приятное головокружение, и казалось, по всему телу мерцали, будто звездочки ночного неба, вспышки эйфории — маленькие такие электрические разрядики счастья. Совсем-совсем малюсенькие — как мурашки, как пузырьки шампанского… Последняя бутылка шампанского, кстати, была явно лишняя, — это было последнее, что промелькнуло в мыслях смуглой, стройной женщины в лимонном сарафане на тоненьких бретельках, когда она сделала попытку опереться на ручку непонятно откуда взявшейся низенькой дверцы, расписанной граффити…
Странный узор было последним, что она помнила… Нацепив футболку мужа, чтобы солнце не жгло и без того зудевшую свежую татуировку чуть выше левой лопатки (странный, но элегантный, не лишенный очарования узор, очень искусно сделанный), Тая уже второй час блуждала в поисках этой чертовой двери… Ничего похожего она так и не нашла, и это было странно — она же четко помнила дверцу. Больше, правда, она не помнила ничего. Ей снились огни — не то огромные свечи, не то небольшие костры. Чернокожие люди в белых одеждах, сладковато-терпкий, ни на что не похожий, тяжелый аромат. Обычные «африканские» сны и видения, — она давно к ним привыкла. Лет в пятнадцать ее вроде как увлекла подобная романтика, она даже находила сходство своих снов с существовавшими когда-то обрядами религии Вуду, но потом это перестало ее интересовать. Где же эта дверь? Она была уверена, что отключилась у какого-нибудь тату-салона, где ей и набили эту татуировку.
Муж нашел ее возле отеля и принес в номер, где она и проснулась. Венька вопросов не задавал, допросов не устраивал. Никогда. Даже обидно, честное слово… Но может быть именно поэтому они вместе уже двенадцать лет. Она — темпераментная, бешено красивая мулатка, он — сдержанный, молчаливый, бледный… Мысли проносились в голове, зудели, пищали и жалили, будто редкостный вид экзотических кровососущих. Что там произошло? Ей просто набили тату, пока она была в отключке? Зачем? Решили пошутить или она сама попросила и теперь не помнит? Как она оказалась у отеля, если она все обошла и ничего похожего на ту дверь не нашла? Значит, это было далеко? Что еще с ней там сделали? На эти вопросы не было ответов, и было понятно, что не будет. Она вздохнула и пошла на обед в отель — есть хотелось зверски, не смотря на жару и вчерашний перебор с алкоголем.
Бледные, хрупкие, длинные пальцы соскользнули с бокала, поставив перед ней гранатовый сок. Он посмотрел ей в глаза, чуть улыбнулся одними уголками губ и как всегда еле слышно произнес: «Пей, — я за мороженым». Она любила гранатовый сок с мороженым, и он всегда приносил ей гранатовый сок с мороженым. Он был очень заботливый. Такой же тихий, бесшумный как мама, и такой же заботливый. С Яниной Станиславовной у Вени была какая-то просто мистическая связь, — они понимали друг друга с полуслова — тихие, грустные. Они оба улыбались уголками губ и никогда — глазами. Глаза всегда оставались грустными. Когда уже в старших классах Тае наперебой делали предложения школы моделей — все хотели заполучить это экзотическое сокровище — там учили «улыбке глазами». У нее всегда это упражнение получалось блестяще, — а вот глаза двух самых близких в этом мире людей улыбаться не умели…Ложечка застыла в воздухе, мороженое таяло, голубые глаза, нежно смотрящие на нее гипнотизировали, лопатка горела и пульсировала, голова слегка кружилась, — и она настолько погрузилась в свои мысли, что на время выпала из реальности.
Фенек вздрогнула — проснулась. Потом взяла листок бумаги — четкими линиями, будто кто-то водил ее рукой она стала рисовать. Получился круг, в котором две свернутые знаком бесконечности толстые змеи заглатывали хвосты друг друга. Выглядело это немного жутковато, но красиво…
Ирма слушала как-то невнимательно. Она массировала себе виски, пытаясь избавиться от головной боли.
— Слушай, девочка моя… Это же звучит бредово даже для этой истории. К тому же ты говоришь, что во сне кто-то…
— Женщина! Женщина, которая и колдовала!
Девушка сидела на подоконнике, обхватив колени и теребя бахрому прорезей на потертых джинсах.
— Прежде чем это утверждать, надо все проверить. Узнать хотя бы, что за татуировка тебе привиделась — и какое она имеет отношение к этому делу. Если имеет… И кто эта женщина.
— Надо ее искать!
— Надо. Позвонит Старцев — я ему расскажу.
— А почему вы сами…
И осеклась о насмешливый взгляд Ирмы.
— Надо все проверить. Как-то ты увлеклась этим делом… — посмотрела на Фенека ведьма. — Вот оно, обаяние розыска. Азарт, ощущение собственной значимости…
— Вы против? — зеленые глаза посмотрели на Ведьму одновременно дерзко и испуганно.
— Я? — Ирма покачала головой. — Я — нет. Сама таким переболела.
— Кроме того, надо поговорить с Викторией.
— Кто это?
— Девушка, которую, получается, похищали первой. У нее нет такой реакции на Иной мир, какой мы наблюдали у второй потерпевшей и у вас со Старцевым. Значит, в ней есть какие-то способности.
Фенек ревниво фыркнула.
— Да почему? — отозвалась на ее несогласие наставница. С ней будет интересно познакомиться. И поработать.
Глава 10
Они с женой опять ругались. Такое ощущение, что они ругались всегда. И не было славных многих лет, когда они заснуть не могли, чтобы вволю не наговориться друг с другом. Не было нежных легких прикосновений в лифте, готовых смениться жадными жаркими объятиями, как только закрывалась за ними дверь в ИХ квартиру. Не было огромного букета роз — Страрцев притащил их в роддом — своим девочкам. Его долго не пускали, мурыжили по жаре. И розы сникли, подвяли. И потом, глубокой ночью Катя звонила, пробравшись на пост:
— Старцев, представляешь, какое чудо — они распустились.
Он хотел помнить этот счастливый, ликующий шепот… А что получилось? Он уже стал забывать его. Жена визжала. Он рычал. Взрослая дочь плакала…
Дожили.
И вот опять они ругались.
— Ну, чего ты орешь? — попытался отвечать он мирно. — Я и не пил вчера совсем.
Голос сорвался на крик. Егор уловил слова «таможня», «Пулково» — и связь прервалась.
«Я что — забыл девчонок из аэропорта забрать» — с ужасом осознал Старцев — и окончательно проснулся.
Обнаружил у себя в руке трубку мобильного телефона.
Несколько пропущенных звонков от бывшей жены.
«Таможня. Если она на таможне, значит, по делам выставки…»
— Катя, — набрал он ее номер. — Катя, прости, я проспал. Трое суток метался, ничего не соображаю. Думал, что сплю.
— Ясно, — через продолжительное молчание ответили ему в трубке. Бывшая жена говорила нормальным голосом. — Тут тебе подъехать придется. Все ничего, но вот тут устроители маску пытаются ввезти. Лучше бы не надо…
— Так какие проблемы? — попытался начать соображать Старцев, — скажи им, что ее нельзя ввозить, пусть обратно в свою Зимбабву увозят.
— Слушай, — снова стала злиться Катя. — Вот всем ты хорош, но вот иногда — убила бы…
— Ну что ты заводишься…
— Я на таможне с половины восьмого утра, — устало ответила бывшая жена. — Последний час со мной ругаются, мне чем только не грозят. А я уже даже не сотрудник Управления, если ты позабыл. У твоих молодогвардейцев пожилых телефоны выключены — они, наверное, думают, что мы с тобой тут миримся… Ты упорно не берешь трубку. И вот почему я не должна заводиться?
— Сейчас буду, — ответил Старцев. — Скажи, что в течение часа подъедет начальник — и всех их поубивает.
— Так это я уже говорила, спасибо, — ворчливо, но достаточно благодушно ответила Катя.
— Уже выбегаю.
— Только не гони, — раздался в трубке ее нормальный голос. — Езжай, но без фанатизма.
— Добрый день! — Катерина была уже спокойна и вела себя вполне официально.
На ней был как всегда идеально сидящий темно-синий деловой костюм, белая блузка и шейный платок в тон, но чуть светлее. Волосы уложены в «ракушку», — они ведь были женаты, а он так ни разу и не увидел, как же она это делает…Жена всегда выходила из ванной в полном порядке — с уложенной прической и с легким, не броским, идеально подходящим к ее наряду макияжем. Женщина тратила на это минимум времени, всегда собирала все необходимое с вечера. Он никогда ее не ждал, в шутку даже называл солдатом.
Все эти мысли пронеслись в голове Старцева как товарный поезд — вроде быстро, но тяжело и с грохотом. Катя выглядела слегка усталой, но свежей, и казалось …счастливой. Или спокойной? Что-то было в ней такое, что вызвало у него что-то вроде не то ревности, не то обиды, не то тоски… Господи, ну почему с женщинами так все сложно-то а?