Студент поклонился и ушел, оставив маркиза де Флар-Монгори пораженного ужасом. Он вспомнил мрачное предсказание барона де Мор-Дье: «Поразившие мечом от меча и погибнут».
– Боже мой, – пробормотал он, – неужели наступил последний час моего счастья?
И шатаясь, с холодным потом на лбу, этот человек, который был храбр и еще недавно готов схватиться за шпагу при малейшей ссоре, продолжал свой путь к улице Масон-Сорбонн.
В первый раз в жизни он испугался под давлением того чувства отвращения, овладевающего нами, когда мы принуждены бываем скрестить шпагу с человеком, которого считаем ниже себя.
Жилище, о котором Блида писала в своем письме и где она ожидала маркиза де Флар-Монгори, было действительно ужасно: бедная студенческая комнатка с фаянсовой печкой, размалеванной деревянной кроватью и тремя или четырьмя соломенными стульями. Куча старого тряпья служила растопкой для печи; комната освещалась свечой, стоявшей на камине.
– Честное слово! – прошептала ожидавшая Блида. – Здесь собачий холод, и Дама в черной перчатке, кажется, чересчур требовательна в своем желании такой постановки сцены. Как подумаешь, что я три дня назад ужинала в «Золотом Доме», а сегодня разыгрываю роль падшей женщины, то становится очень забавно. В дверь постучали.
– Войдите, – сказала Блида.
Ключ торчал в замочной скважине; дверь отворилась, и маркиз Шаламбель де Флар-Монгори появился на пороге и на минуту остановился.
На Блиде были надеты старое шерстяное платье и полотняный чепчик; из-под платья выглядывали ее маленькие ножки, обутые в рваные ботинки.
«Какая нищета! – подумал Эммануэль, входя. – Я получу свое письмо за пятьсот франков».
Блида протянула ему руку, точно герцогиня, принимающая в своем отеле.
– Здравствуйте, друг мой, – сказала она ему. – Я вижу, что вы еще не окончательно забыли меня. Вы почти вполне аккуратны и заставили свою старую знакомую прождать только пять минут; это более чем вежливость, это героизм!
– Дорогая моя, – сказал на это Эммануэль, почтительно пожав хорошенькую ручку грешницы, – благодарю вас за то, что вы вспомнили обо мне в тяжелую минуту вашей жизни; могу только в одном упрекнуть вас…
– В чем же? – спросила она, улыбаясь.
– В том, что вы не вспомнили обо мне ранее. Эммануэль сел на стул, на который ему указала Блида.
– Но вам ужасно плохо здесь, и я не хочу, чтобы вы дольше оставались здесь.
Блида вздохнула и промолчала.
Эммануэль вынул из кармана небольшой бумажник, взял билет в тысячу франков и подумал: «Пятьсот франков за письмо и столько же ей, этого будет вполне достаточно».
И он протянул билет в тысячу франков Блиде.
– Спасибо, друг мой, – сказала Блида, взяв билет и зажав его в своей маленькой ручке. – Вы очень великодушны.
– О, – пробормотал Эммануэль сконфуженно, – не будем больше говорить о таких пустяках.
– Вы дарите мне на булавки…
– На булавки?
– Да, разумеется, или на бутылку вина, если вам это больше нравится.
– Каким образом? – спросил маркиз.
– Я подразумеваю мировую сделку, которую мы совершим с вами.
– По поводу чего?
– Ветренник! – сказала Блида, улыбаясь. – Вы уже забыли о письме полковника.
Маркиз смутился.
– Да, ваша правда, – сказал он, – но что же заключает в себе это письмо, которому вы придаете такое большое значение?
– Право же, – ответила Блида, – я могу сказать вам наизусть его содержание…
– Лучше покажите его мне…
Насмешливая улыбка мелькнула на губах у молодой женщины.
– Мы по-прежнему говорим только глупости, – сказала она тоном маленького ребенка, – и воображаем, что наша возлюбленная глупее нас.
«Гм! – подумал Эммануэль. – Я нахожусь в разбойничьем притоне. Она, очевидно, хочет палисандровую мебель взамен этого клочка бумаги».
– Дорогая моя, – сказал он вслух, – я, честное слово, не знаю, что может заключаться в этом письме, компрометирующем меня, по вашему мнению. Я слишком мало был знаком с полковником Леоном.
– Вот как! Очень мало?
– У меня было дело с ним только по поводу одной или двух дуэлей.
– Вот именно дуэлей-то и касается письмо. Эммануэль вздрогнул и взглянул на Блиду с некоторым опасением.
– Ведь это полковник Леон убил офицера де Верна? – спросила Блида.
При этом имени Эммануэль вскочил со стула, бледный и весь дрожа.
– Откуда вы это знаете? – спросил он.
– Черт возьми! Об этом говорится в письме и вот приблизительно в таких выражениях: «Мой дорогой друг. Де Верн убит сегодня утром Гонтраном де Ласи, который выказал себя при этом вашим истинным другом. Вы можете жениться на баронессе де Мор-Дье, и она никогда не узнает, что вы были одним из убийц ее приемного сына. Что касается барона де Мор-Дье, то он согласен на мировую сделку».
Эммануэль слушал Блиду с помутившимся взором и вставшими дыбом волосами.
– Согласитесь же, мой друг, – продолжала молодая женщина, – что вы были очень неблагоразумны, не потребовав ранее, чтобы я вернула вам письмо. Целую неделю перед вашей свадьбой вы жили в Париже и заходили ко мне. Письмо вы забыли в кармане дорожного плаща, где я и нашла его.
Эммануэль побагровел.
– Я думаю, – пробормотал он, – что ты вернешь мне это письмо!
– Подожди, сначала поговорим немного.
– Хорошо, скажи свои условия.
– Тебе, вероятно, известно, – продолжала Блида, – что если обожаемая тобою жена, которая принесла тебе в приданое богатство, узнает об этом письме, то она отвернется от тебя.
– О, молчи! – вскричал Эммануэль. – Говори, сколько ты хочешь за письмо?
– Об этом мы сейчас потолкуем, вероятно, она почувствует ужас к убийце сына… – продолжала Блида.
– Молчи!
– Сына своего первого мужа, – прибавила Блида.
– Молчи! Молчи! – прервал ее Эммануэль, и в голосе его звучала одновременно мольба и угроза. – Говори, сколько ты хочешь?
– Много денег.
– Хочешь десять тысяч франков? Блида насмешливо расхохоталась.
– Ну, мой друг, – сказала она, – ты походишь на жида, которому принесли бумажник со ста тысячами франков и который великодушно предлагает за него сто су…
Эммануэль вздрогнул и понял, что требования Блиды будут чудовищно велики.
XXIV
Слова и смех Блиды так поразили Эммануэля, что на него нашел как бы столбняк, и он имел вид человека, пробудившегося после кошмара;
Блида продолжала:
– Однако, мой милый, я не прошу тебя быть великодушным и еще менее снисходительным, я просто прошу тебя не притворяться дураком. Ты предлагаешь мне десять тысяч франков взамен письма, которое может разрушить твое счастье, оттолкнуть от тебя твою жену и навсегда уронить тебя в глазах света! Ты попросту сумасшедший или дурак, если ведешь дела твоих избирателей так же, как свои собственные, и я искренно сожалею о коллегии, которая дала тебе образование.
Насмешки Блиды вызвали краску негодования у Эммануэля.
– Однако сколько же тебе надо? – спросил он.
– Прежде чем назначить цифру, – ответила Блида, – я поговорю с тобою о существе, которое я очень люблю.
– О ком это?
– Увидишь. Дело идет о моем сыне.
– О твоем сыне?
– Черт возьми, мой друг, ведь ты отлично знаешь, что у меня есть сын, сын, для которого его отец не сделал и никогда не сделает того, что сделал твой для тебя.
– Вот как? – надменно проронил Эммануэль.
– Ты сердишься? Но ты не прав? А что если этот сын твой?
– Это выдумка!
– Ну, что ж! Теперь я хочу подумать о своем сыне.
– Почему?
– Ты глуп, мой милый! Да попросту потому, что я хочу, чтобы ты обеспечил его будущее.
– А, вот оно что!
– Слушай: у меня не выходит из головы история моей старинной подруги Аврелии.
– Кто такая эта Аврелия?
– Одна добрая толстушка, судьбу которой обеспечил бретонский дворянин. О, Господи! Ведь она не была добродетельна, уверяю тебя, а была даже порядочно… легкомысленна; но у нее был сын. Добрый дворянин был богат, любил ребенка и женился на Аврелии.
Эммануэль расхохотался.
– Я полагаю, – сказал он, – что ты не льстишь себя подобными надеждами относительно меня?
– Нет, я не думаю занять место госпожи маркизы, но у меня другой расчет…
– А, послушаем!
– С меня вполне достаточно, если у моего сына будет майорат.
Эммануэль отшатнулся пораженный.
– Хорошенький маленький майорат, приносящий двадцать пять тысяч ливров годового дохода.
Эммануэль пожал плечами.
– Ты с ума сошла! – вскричал он.
– Честолюбива, быть может. А что с ума сошла – право нет.
– И этот… майорат?
– Я даю тебе неделю на то, чтобы приобрести его; – сказала Блида. – Даже миллионеру надо дать время обернуться со своим капиталом.
– Пятьсот тысяч франков! – проговорил ошеломленный Эммануэль. – Но это невозможно! Это приданое одной из моих дочерей.
– Ну, что ж, мой милый, я уверена, что твоя жена даст мне эти деньги.
– Молчи! Молчи! – вскричал Эммануэль. – Я запрещаю тебе произносить имя моей жены!
Блида поклонилась.
– Но ведь твое требование не серьезно? – продолжал Эммануэль.
– Напротив, совершенно серьезно.
– Ты хочешь пятьсот тысяч франков?
– Для моего сына.
– Но…
– Подумай.
– Хорошо, – сердито пробормотал Эммануэль, – я подумаю.
– В твоем распоряжении целая неделя.
– И если… я соглашусь?
– В тот день, когда все формальности будут соблюдены, ты получишь письмо полковника.
– А если я откажу?
– Тогда, быть может, твоя жена окажется более щедрой, чем ты.
Эммануэль встал; ужасная мысль мелькнула у него в голове.
«Я здесь один, – сказал он себе. – Один с этой женщиной, в мрачном доме, среди отдаленного квартала; если схвачу ее за горло и задушу, то буду спасен…»
И он взглядом смерил с головы до ног Блиду, под влиянием этой ужасной мысли.
Блида, казалось, прочла его мысль в его глазах, потому что она сказала ему: