– Баронесса де Мор-Дье, ваша мать, простите мне эту подробность, была немного… легкомысленна…
– Сударыня, – поспешно проговорил барон, задетый за живое этим началом.
– Хорошо, вы поняли меня, – продолжала Дама в черной перчатке, – оставим в стороне ваше происхождение и причины, которые побудили барона де Мор-Дье лишить вас наследства.
– Вы и это знаете! – воскликнул барон.
– Подождите… у барона де Мор-Дье был сын, сын незаконный, которого звали де Верн…
Дама в черной перчатке взглянула на барона с улыбкой, которая, как лезвие кинжала, пронзила его сердце.
– Де Верн, – продолжала она, – должен был наследовать состояние барона благодаря обязательству, взятому на себя второй женой барона, теперешней маркизой де Флар.
– Сударыня, – спросил, побледнев и весь дрожа, барон, – откуда вам все это известно?
– Это моя тайна.
– Однако…
– Подождите. Де Верн был убит на дуэли. Г-н Шаламбель, маркиз де Флар, женившись, заплатил вам миллион из приданого вашей бывшей мачехи.
– Сударыня… во имя Неба… Дама в черной перчатке продолжала:
– Де Верн был убит на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.
При этом имени, почти уже исчезнувшим из его памяти, де Мор-Дье вздрогнул, но Дама в черной перчатке продолжала спокойно и насмешливо, с горькою улыбкой на губах:
– Маркиз Гонтран де Ласи был членом таинственного и ужасного общества, которое называлось «Друзья шпаги».
– Вы и это знаете! Вы и это знаете! – дважды воскликнул барон, у которого вдруг застучали от ужаса зубы.
– Я знаю также, – продолжала она, – что это общество состояло из семи членов и главою их был полковник Леон.
Барон в ужасе смотрел на Даму в черной перчатке.
– Других звали, – продолжала она, – Гонтран де Ласи, капитан Лемблен, Эммануэль Шаламбель, виконт де Р., шевалье д'Асти и барон де Мор-Дье.
– Но кто же вы? – пробормотал барон, задыхаясь. – Вы, знающая все эти подробности!
Дама в черной перчатке, в свою очередь, вздрогнула при вопросе барона.
– Я – тайна, – сказала она наконец, – или, вернее, я тайный свидетель преступлений, который появляется внезапно в час возмездия, чтобы выдать виновного. У меня нет имени или, вернее, – прибавила она со смехом, который ужаснул барона де Мор-Дье, – у меня есть только одно имя: Месть.
– Значит, вы пригласили меня сюда для того, чтобы преследовать меня и наказать? – спросил барон скорее с грустью, чем с испугом. – Если вы хотите поразить меня, сударыня, если моя жизнь нужна вам, берите ее, у меня нет более мужества защищать ее. В ту минуту, когда вы встретили меня, у меня не было даже одного су, чтобы заплатить за переход через Карусельский мост. У меня не осталось ни друзей, ни состояния, ни иллюзий, ни надежд, и смерть не страшит меня более.
– Да! – воскликнула молодая женщина. – Вы охотно умрете от удара шпаги или кинжала, потому что, едва достигнув сорока лет, вы уже испытали все радости, все горести и волнения жизни. Но что, если вместо этой кончины, не позорной, вас отправят на эшафот?..
– На эшафот? – вскричал барон, волосы у которого встали дыбом.
– Двух писем, написанных вами когда-то маркизу де Ласи, достаточно королевскому прокурору, чтобы предать вас суду присяжных.
– Так что же? – спросил барон.
– И вас приговорят к каторге.
– О! – прошептал де Мор-Дье, окончательно уничтоженный.
– Эти письма, – продолжала Дама в черной перчатке, – у меня, и я…
Барон схватился за дверцу кареты и хотел открыть ее.
– Нет, сударыни, нет, – проговорил он. – Кем бы вы ни были, но вы не отправите меня на эшафот, потому что я брошусь в Сену.
Но рука молодой женщины, затянутая в черную перчатку, легла на его руку и сжала ее как бы в тисках.
– Слушайте же, – сказала она ему, – во-первых, вы не успеете отворить дверцы, как мой лакей спустится с сиденья и не допустит вас до этого. Во-вторых, кто вам сказал, что я хочу, чтобы вас предали уголовному суду?.. Быть может, я хочу предложить вам договор…
Барон пришел в себя от охватившего его было ужаса, вздохнул и немного успокоился.
– Я могу погубить вас, – продолжала Дама в черной перчатке. – Но вы, в свою очередь, можете искупить свою вину.
Ее взгляд встретился с вопрошающим взглядом барона.
– Чего вы потребуете от меня? – пробормотала она.
– Где вы живете? – спросила Дама в черной перчатке.
– Я жил еще сегодня утром на улице Принца, N 17, но мне объявили, что если я сегодня не заплачу двенадцать франков пятьдесят сантимов долгу за две прожитые недели, то мне не отдадут ключа от комнаты.
– Хорошо.
Дама в черной перчатке дернула шелковый шнурок, который соединял внутренность кареты с сиденьем кучера. Лакей подбежал к дверце, чтобы получить приказания своей госпожи.
– На улицу Принца, № 17, – приказала она. Кучер натянул поводья и пустил лошадей. Двадцать минут спустя карета остановилась у подъезда меблированного отеля.
Видя барона, вышедшего из блестящего экипажа и галантно предложившего руку молодой и прекрасной женщине, хозяйка меблированного отеля вежливо поклонилась и не решилась потребовать у него ту ничтожную сумму, из-за которой еще в это же утро она отказалась отдать ему ключ.
Дама в черной перчатке быстро поднялась на шестой этаж, где жил барон, не обнаружив ни малейшего отвращения. Она вошла в отвратительное помещение, за наем которого не мог заплатить барон, немного запыхавшись, и опустилась на деревянный стул, который предложил ей Мор-Дье с врожденной галантностью светского человека которой никогда не приобрести выскочке.
– Потрудитесь закрыть дверь, барон, – сказала ему молодая женщина, – и посмотрите, не может ли кто-нибудь подслушать нас.
Барон окинул взглядом коридор, запер дверь и встал со шляпою в руке перед женщиной, которая, по-видимому, держала в своих руках нити его судьбы.
Тогда Дама в черной перчатке открыла маленький бумажник и вынула из него два билета по две тысячи франков.
– Потрудитесь, сударь, – сказала она, – сначала взять вот это.
И она протянула ему билеты; но остаток родовой гордости бросил краску в лицо барона, и он жестом отстранил от себя деньги, которые ему были предложены.
– Извините, – сказала Дама в черной перчатке, – это не милостыня, а задаток.
– Задаток?
– Задаток в счет нашего договора. Барон нахмурил брови.
– Я думал, – сказал он, – что вы заплатите за мои услуги только одним вашим молчанием.
– Сударь, – возразила Дама в черной перчатке, – позвольте мне объясниться.
Барон поклонился.
– Если я владею такими тайнами человека, которых достаточно, чтобы отправить его на эшафот, то я смотрю на этого человека как на принадлежащего мне душою и телом, и он становится в моих руках вещью, которой я имею право распоряжаться.
Барон опустил голову и промолчал.
– И если я предлагаю вам деньги, то только потому, что они могут вам понадобиться в то время, когда вы будете служить мне.
– Это – другое дело, – сказал Мор-Дье. И он взял билеты.
– А теперь, – продолжала Дама в черной перчатке, – прежде чем дать вам инструкции, позвольте мне сказать вам, что я тайный мститель, который рано или поздно начинает преследовать и настигает убийц.
Де Мор-Дье опустил глаза; он дрожал под взглядом Дамы в черной перчатке. Она продолжала:
– Мне предстоит наказать всех тех, которые со шпагою в руке дали самую недостойную клятву. Двое из них уже умерли.
Барон побледнел.
– Шевалье д'Асти и капитан Гектор Лемблен…
– Значит, – пробормотал де Мор-Дье, – и меня постигнет та же кара.
– И вас также.
– К чему же в таком случае мне служить вам?
– Кара, которая постигнет вас, будет наименьшей. Барон опустил голову.
– Приказывайте, – прошептал он.
Что произошло между мстительницей и бароном?
Это, разумеется, тайна. Достаточно сказать, что барон де Мор-Дье очутился у дома посольства и встретился с маркизом Эммануэлем Шаламбелем де Флар-Монгори исключительно по приказанию Дамы в черной перчатке, которой он отныне принадлежал всецело, как осужденный своему палачу.
XXXII
Вернемся теперь в комнату барона де Мор-Дье. Эммануэль Шаламбель упал навзничь и лишился чувств в ту минуту, когда он откинул саван, покрывавший лицо покойника. Капитан и Октав де Р. поспешили поднять его, и в то время, когда последний побежал на площадку лестницы, чтобы позвать на помощь, капитан поддерживал Эммануэля и давал ему нюхать соль, которую он всегда носил с собою в флаконе. На крик Октава де Р. явились двое. Это были хозяйка меблированного отеля и старик высокого роста с седыми волосами.
– Ах, это само небо посылает вас, доктор! – сказал капитан.
Октав обернулся к старику.
– Вы доктор? – спросил он.
– Да, сударь.
Доктор осмотрел маркиза и сказал:
– Этот человек испугался.
– Совершенно верно.
Тогда доктор обратился к хозяйке отеля:
– Больного необходимо перенести в одну из ваших комнат.
Октав де Р. и капитан подняли Эммануэля и перенесли его на кровать в соседнюю комнату.
Старик спросил ложку, раздвинул сжатые зубы маркиза и влил ему несколько капель лекарства из бутылочки, которую вынул из кармана. Эммануэль почти тотчас же глубоко вздохнул и открыл глаза. Но взгляд, которым он окинул комнату, был бессмыслен и лихорадочен.
– Мертвец? Где мертвец? – спросил он в сильном волнении.
Доктор взял его руку.
– У вас лихорадка, – сказал он ему. – Тс! Не разговаривайте…
Эммануэль внимательно посмотрел на него.
– Ах, – пробормотал он, – я узнал вас, я узнал вас… Доктор обернулся к Октаву.
– Он бредит, – сказал он. Эммануэль услыхал эти слова.
– Нет, – возразил он. – Я не брежу. Я узнал вас. Это вы приходили ко мне сегодня утром… за пятьюстами тысячами франков…
Доктор пожал плечами. Потом он наклонился к самому уху Октава.
– Вы друг этого господина? – спросил он.
– Да, разумеется. Это маркиз де Флар.