– Мор-Дье! Вы? – вскричал виконт.
– Да, – пробормотал барон, причем на губах у него выступила кровавая пена. Потом он протянул руку и указал на бумажник, лежавший на столе.
– Это для молодой женщины, у которой вы убили возлюбленного, – сказал он.
Виконт с ужасом смотрел на человека, который был его другом и которого он не узнал.
– Но это невозможно! – вскричал он наконец. – Вы не барон де Мор-Дье.
– Я был им, – ответил барон, который счел забавным умереть, произнеся себе надгробную речь.
Губы его скривились в улыбку, и он испустил последний вздох.
XLI
Во время похорон барона де Мор-Дье в Гамбурге банкомет произнес на его могиле следующую странную надгробную речь: «Вот первый иностранец, который умер не вследствие неудачной ставки в „trente-et-quarante“.
Фульмен и лорд Г. находились в Париже.
Танцовщица уже вернулась в свой хорошенький маленький отель на улице Марбеф и вела однажды вечером беседу в зимнем саду, где мы уже видели ее однажды за роскошным ужином в начале нашего романа. У нее было двое гостей, двое собеседников, как говорят, лорд Г. и Мориц Стефан. Лорд Г., серьезный и, чем-то озабоченный, как действующее лицо в мелодраме, стоял, облокотившись одной рукой на мраморный камин, а другую положил на спинку кресла Фульмен.
Фульмен поставила свою маленькую ножку, обутую в красную атласную туфельку, на медный шар каминной решетки и погрузилась в глубокое размышление.
Мориц Стефан, наполовину потонув в большом удобном кресле, смотрел попеременно на своих собеседников, не будучи в состоянии понять, как и для чего он очутился здесь с ними.
Наконец танцовщица подняла голову, взглянула сначала на одного, а потом на другого и сказала:
– Держу пари, что вы не подозреваете, ни тот, ни другой, какая причина побудила меня пригласить вас.
Благородный лорд отрицательно покачал головой. Мориц, более общительный, ответил:
– Вот уже десять минут, как я ломаю себе над этим голову и ничего не могу придумать.
– Чтобы поговорить с вами об Армане. Лорд Г. вздрогнул.
– Как! – вскричал удивленный Мориц. – В присутствии милорда?
– Милорд – мой друг.
– Да, – горячо подтвердил англичанин.
– Даже… что касается Армана?
– Разумеется.
– Да, – подтвердил лорд Г.
– Впрочем, – пробормотал журналист, – я видел на этом свете такие вещи, особенно в Париже, что меня ничто уже не удивит.
– Меня также, – прибавил англичанин.
– Мой дорогой Мориц, – продолжала Фульмен, – вы слишком романист, чтобы верить в действительность некоторых романов…
– Черт возьми!
– Современные писатели, – продолжала танцовщица, – по-моему, делают большую оплошность, придумывая своих героев, вместо того чтобы искать их в действительной жизни.
– Действительная жизнь лишена поэзии…
– Вы ошибаетесь.
– И драмы…
– Подобное заявление можно услыхать только от такого скептика, как вы.
– Да, потому что единственная, абсолютная истина заключается в сомнении, – смеясь, сказал журналист.
Фульмен пожала плечами и продолжала:
– А если я вам расскажу ужасную и поразительную историю из действительной жизни, которая случилась вчера, сегодня, продолжится и завтра, две-три отдельные страницы которой знает лорд Г., вы же не знаете совсем, а я, напротив, знаю от начала до конца, и за достоверность ручаюсь клятвой, какую бы вы ни потребовали у меня…
– Честное слово! – вскричал Мориц Стефан, скептицизм которого поколебался убедительным тоном танцовщицы. – Я готов вам верить!
– Итак, – продолжала Фульмен, – около восьми, может быть, даже десяти лет назад в Париже жил человек, который был, по всей вероятности, смел, умен, словом, герой какого-нибудь романа. Этот человек однажды открыл книгу, известный роман Бальзака «История тринадцати», и, натолкнувшись там на блестящую мысль, имел смелость осуществить на практике то, о чем только мечтал знаменитый романист.
– Это был, надеюсь, не Арман? – прервал Мориц Стефан.
– Нет, – ответила серьезно Фульмен, – но слушайте дальше. Этот человек собрал шестерых других; все они были светские молодые люди, честь которых запятнал или какой-нибудь бесчестный проступок, или тайный упрек совести. Только один из них имел на совести менее ужасное преступление – любовь, которая грызла его сердце. Все они были искусные фехтовальщики; соединивший же их в одно общество и ставший главой, которому они поклялись слепо следовать, назвал их «Друзьями шпаги»…
– Эге! – вскричал Мориц. – Да это настоящий роман, Фульмен, но только взятый из действительной жизни.
– Да, мой дорогой.
– Продолжайте, Фульмен, – серьезно сказал лорд Г. Танцовщица продолжала:
– В течение четырех или пяти лет эти люди, которые по примеру бальзаковских «Тринадцати», по-видимому, не были знакомы между собой, держали в своих руках весь парижский свет. В одного из них была влюблена жена генерала; генерал был убит на дуэли, и он женился на его вдове. Другой был лишен наследства, но удар шпаги избавил его от счастливого соперника. В течение пяти лет эти неизвестные убийцы везде на своем пути сеяли печаль, приобретали наследства, достигали всего.
– Но ты рассказываешь нам сказки! – вскричал Мориц.
– Нет, истину, – ответила Фульмен.
– Пусть будет так! Я верю тебе. Продолжай.
– Но эти люди, – продолжала Фульмен, – у которых было столько жертв на стороне, имели жертву и среди себя. Один из семи – тот, который оставался все время чистым и дал нечистую клятву быть сообщником только потому, что ему обещали вернуть любимую и бросившую его женщину, овладел этой женщиной, но вскоре возненавидел ее и начал презирать; наконец, он убил ее и с этого дня стал бояться людей, с которыми он на всю жизнь и всецело связал себя в минуту безумия и отчаяния. Итак, этот человек обагрил свои руки кровью, но все же он раскаялся мысленно в своем преступлении, и Бог, без сомнения, простил его, потому что он снова полюбил, но уже не презренную авантюристку и не павшую женщину, которая стоила ему потери чести, но чистую и непорочную молодую девушку, не знавшую ничего из его позорного прошлого; полюбив его, она вышла за него замуж.
– И это случилось в Париже? – спросил Мориц.
– Да, конечно.
– Десять лет назад?
– Это забавно… Но каким образом тебе-то известно это?
– Подождите. В день свадьбы седьмой из «Друзей шпаги» явился на свадебный бал и сказал новобрачному: «Вы напрасно женились без нашего позволения, потому что интересы общества принуждают вас отправиться сегодня же. Вы должны ехать в Индию».
– Но, я думаю, – прервал Мориц Стефан, – что он не согласился уехать.
– Конечно, только его отказ стоил ему жизни. Один из параграфов тайного устава, подписанного всеми членами, гласил, что член общества «Друзей шпаги», пожелавший порвать связь с ассоциацией, принужден будет драться последовательно со всеми остальными.
– И он дрался?
– В тот же вечер, на пустынной улице, куда доносились звуки оркестра свадебного бала.
– И был убит?
– Через час он умер на руках своей молодой жены, передав ей шкатулку. В ней находилась рукопись, представлявшая собою не что иное, как описание его жизни и преступлений «Друзей шпаги».
– А… молодая жена?
– Она исчезла на другой день из Парижа, дав клятву преследовать ненавистью и местью шестерых «Друзей шпаги».
– А что же сталось с ними? – спросил лорд Г.
– Немного спустя после трагической кончины седьмого члена общества «Друзей шпаги» остальные собрались вместе и объявили ассоциацию закрытой. Все они добились своего. Один разбогател, другой приобрел громкое имя и т. д.
– А молодая вдова?
– Помните, полгода назад, в то время, как мы ужинали здесь, разговор зашел о бледной женщине, с роковым взглядом, которая рыскала по свету, и никто не знал, куда она направлялась и откуда приезжала?
Мориц Стефан вздрогнул.
– Эту женщину встретил один молодой человек в Италии и безумно влюбился в нее; это была она…
– Дама в черной перчатке?
– Да, – ответила Фульмен. – А знаете ли вы, почему она носит постоянно перчатку?
– Почему?
– Потому что у нее на руке запеклось несколько капель крови ее мужа, единственного человека, которого она любила, и она поклялась не снимать этой перчатки и не мыть руки до тех пор, пока не погубит всех шестерых «Друзей шпаги».
– Черт возьми! – прошептал Мориц. – Фульмен, если твой роман…
– Мой правдивый рассказ, должны были вы сказать.
– Пусть будет по-твоему! Если твой рассказ имеет развязку, то я напечатаю его.
– Развязка впереди, – ответила Фульмен. – И вот для этого-то я и просила вас прийти сюда, Мориц, так как вы впутали меня в эту страшную и странную историю.
– Каким образом?
– Как, неужели вы забыли? Неужели забыли, что именно вы указали мне на Армана и подействовали на мое эксцентричное воображение, внушив мне любовь к нему?
– Это правда, но разве вы полюбили Армана единственно за то, что этот безумец любит Даму в черной перчатке?
– Подождите, – остановила журналиста Фульмен. – Когда вы дадите мне клятву…
– Какую?
– Вы должны дать мне клятву, что не скажете никому ни одного слова из всего, что услышите.
– Клянусь, Фульмен.
– Вы честный человек, – обратился в свою очередь лорд Г. к Морицу Стефану, – и, я полагаю, сдержите свое слово.
– Разумеется, милорд. Фульмен продолжала:
– Дама в черной перчатке вернулась в Париж полгода назад, и четверо из «Друзей шпаги» уже умерли.
– Неужели? – удивился Мориц.
– Трое действительно умерли. Первый был убит на дуэли в Нормандии, второй – в Бадене, третий умер вчера в Гамбурге.
– Вчера?
– Его убили, как и двоих других. Мне сообщили об этом сегодня утром телеграммой…
– А четвертый?
– Этот, – сказала Фульмен, – похоронен с большою торжественностью несколько дней назад, хотя он не умер…
Мориц Стефан привскочил на стуле. Фульмен спокойно продолжала: