Молодые люди вернулись в залу, и Арман навел лорнет на ложу баронессы и начал пристально смотреть на нее, чтобы привлечь ее внимание, но баронесса даже не вздрогнула.
– Это не она, – решил он, – впрочем, я это узнаю.
Арман простился со своим другом и отправился на бульвар, на место, назначенное в анонимной записке. Пробило полночь. Классический фиакр старого времени ждал на шоссе в равном расстоянии от улиц Тэбу и Гельдер. Арман заметил, что карета была не наемная и, проходя мимо нее, крикнул:
– Кучер, вы заняты?
– От полуночи до утра, – ответил возница, бросая вокруг себя испытующий взгляд.
– А! Дружище, – спросил Арман вполголоса, – так ты занят?
– Как вас зовут?
– Арман.
– В таком случае нет, – ответил возница.
В то же время стекло в дверце опустилось, дверца открылась, и Арман увидел в карете замаскированного человека. Он влез и сел. Замаскированный человек молча завязал ему глаза, и карета покатила по бульвару. Арман не мог определить, сколько времени продолжалось это таинственное путешествие; только по стуку кареты он понял, что выехал из Парижа и едет по шоссе, и рассчитал, когда карета остановилась, что он проехал, по всей вероятности, около трех лье.
Замаскированный человек вышел из кареты первый и подал Арману руку, чтобы помочь ему выйти.
– Следуйте за мной, сударь, – сказал он. – Но если вам дорога жизнь, не пытайтесь снять повязку, иначе я вас убью.
– Хорошо, – ответил Арман. – Идите, я последую за вами.
Он услыхал скрип засова и дверного ключа, затем почувствовал под ногами песок, которым обыкновенно посыпают садовые дорожки; таким образом он прошел шагов сорок, причем все время его вел, держа за руку, человек в маске. Затем Арман услышал, как отворилась другая дверь, и спутник его сказал ему:
– Поднимитесь на десять ступеней.
Арман поднялся и почувствовал, что под ногами у него ковер. Тогда спутник посадил его на диван.
– Снимите повязку, – сказал он ему.
Арман повиновался и с любопытством осмотрелся вокруг; он был поражен. Он находился в прекрасном будуаре, обитом шелковой материей пепельного цвета, кокетливо и изысканно меблированном и слабо освещенном висячей лампой с абажуром из китайской бумаги. Картины современных мастеров украшали стены, громадные лакированные жардиньерки с разнообразными цветами стояли в амбразурах окон, закрытых двойными решетчатыми ставнями и плотными занавесками.
Арман остался один; замаскированный человек успел скрыться в то время, как он снимал повязку. В будуаре царило благоухание, обещавшее таинственное наслаждение, которое овладело всеми чувствами отважного молодого человека; глаза его с нетерпением смотрели на находившуюся перед ним дверь, в которую, как ему казалось, должна была войти фея этого очаровательного жилища.
Действительно, дверь почти тотчас же отворилась, и наш герой почувствовал, как вся кровь прилила у него к сердцу. Белокурая домино вошла на цыпочках и направилась к Арману. Она была замаскирована, как и на балу в Опере, и костюм ее остался без малейшей перемены. Арма-ном внезапно овладела робость, когда он увидал предмет своих грез. Дивное создание протянуло ему руку и только сказало: «Благодарю».
Незнакомка намекала на утреннюю дуэль.
Арман поднес ее руку к губам и с восторгом крепко поцеловал ее.
– Я вас люблю… – прошептал он.
Под атласной маской снова раздался легкий смех, который он однажды уже слышал.
– Вы сумасшедший, – сказала ему незнакомка, – очаровательный сумасшедший, рисковавший своею жизнью из-за пустяков. Но, я думаю, вы больше этого не сделаете; вы должны мне это обещать…
Голос домино был ласков и убедителен, и, слушая ее, Арман испытывал приятное ощущение. Но когда он снова начал покрывать поцелуями ее руку, домино тихо выдернула ее и сказала:
– Я вас пригласила сюда, чтобы поблагодарить, а не для того, чтобы выслушивать признание в любви, мой милый рыцарь.
– Но я вас люблю… – страстно повторил Арман.
– Возможно, но, хотя вы и доказали мне это сегодня утром, я все еще вам не верю.
И домино прибавила, улыбаясь:
– Я была сегодня утром в Лесу, в двадцати шагах от места поединка, в карете, за группой деревьев. Я видела все…, и очень боялась.
– Неужели? – вскричал Арман, обрадовавшись, как ребенок.
– Правда.
Молодые люди иногда, несмотря на свою робость, проявляют удивительную самонадеянность: Арман в этот момент служил ярким тому доказательством.
– Так вы меня любите? – спросил он.
Такой прямой и неожиданный вопрос, казалось, смутил домино.
– Не знаю, – ответила она просто, – однако вполне естественно, что я беспокоилась за вас.
XXVI
Арман встал на колени перед незнакомкой и снова взял ее прелестные маленькие руки, которые она в этот раз и не думала уже вырывать, и со свойственным в двадцать лет восхищением описал ей свою любовь, так странно загоревшуюся, и приятное волнение, которое он испытывал с тех пор, как она завладела всеми его помыслами.
– Молю вас, – сказал он наконец, – покажите мне ваше лицо, которое я обожаю, не видав его.
Домино отрицательно покачала головой. Арман настаивал, но она оставалась непоколебимой.
– Наконец, где я могу вас встретить? – спросил он с упорной настойчивостью влюбленного, вымаливающего милости.
– Выслушайте меня, – ответила ему домино, подняв его и усадив около себя на диване, – выслушайте меня; вы воображаете, что любите меня, и я убеждена, что в настоящую минуту вы уверены в этом!
– О, да! – пробормотал Арман.
– Но любовь двадцатилетнего юноши, друг мой, самая непостоянная и эфемерная вещь в мире.
– Ах! Не думайте этого… я буду любить вас всю жизнь.
– Дитя, вы еще не знаете, что слово «всю жизнь» в любви самая большая ложь.
– Позвольте, – сказал он, подложив руку домино к своему сердцу, – вы слышите, как оно бьется…
– Знаете ли вы, – продолжала незнакомка, – что я не свободна?
Арман вздрогнул.
– Что вы хотите сказать этим? – спросил он грустно.
– Я принадлежу свету… тому неумолимому свету, который отвергает и клеймит слабую женщину, настолько слабохарактерную, чтобы полюбить на время… У меня есть муж, которому жена принадлежит телом и душою на всю жизнь…
– Боже мой! Боже мой! – прошептал растерявшийся Арман. – Но я вас люблю до смерти, однако…
– Вам так кажется, по крайней мере…
– О! Чем прикажете доказать вам это? Говорите, приказывайте… Я все исполню.
– Друг мой, – ответила домино, – любовь доказывается только постоянством.
– Хорошо! Испытайте меня…
– Может быть…
И домино прибавила взволнованным голосом:
– Хотите вы видеть меня еще раз?
– Можете ли вы спрашивать меня об этом?
– А если бы я согласилась… вы будете мне повиноваться?
– Слепо.
– Вы употребили совершенно верное слово, – смеясь, сказала домино, – так как вы будете являться сюда только с завязанными глазами.
– Согласен на это от всего сердца.
– Затем, я никогда не сниму маски.
– О!
– Разве вы предпочитаете, чтобы я сняла ее сейчас; но в таком случае вы никогда уже меня не увидите?
– Пусть будет по-вашему, – согласился Арман.
– Итак, – продолжала домино, – вы не узнаете ни моего имени, ни места, где я живу, и никогда не увидите моего лица. На этих условиях я согласна принимать вас.
Арман не ответил, но прикоснулся губами к белому лбу домино, и ему показалось, что незнакомка вздрогнула.
Он долго стоял перед нею на коленях, нашептывая ей тот очаровательный вздор, который называется языком любви, и она слушала его, смеясь и извиняя тысячу вольностей. Но вдруг часы в будуаре пробили три часа утра.
– Вставайте, – приказала незнакомка, – пора расстаться.
– Уже? – прошептал Арман с сожалением, как Ромео, прощающийся с Джульеттой при первых лучах восходящего солнца.
– Так нужно, – сказала она, – но мы скоро опять увидимся.
– Когда? В котором часу? – спросил Арман. Незнакомка, казалось, соображала.
– Сегодня четверг, – сказала она, – будьте в субботу вечером на том же самом месте и в тот же самый час, и мы снова разыграем историю девушки с золотыми глазами.
В то время как она говорила, Арман любовался ее дивными волосами, оттенок которых напоминал ему волосы баронессы де Сент-Люс.
– Вы позволите мне задать вам один нескромный вопрос? – спросил он, повинуясь внезапной мысли.
– Спрашивайте.
– Знаете вы баронессу де Сент-Люс?
Арман, задавая этот вопрос, внимательно наблюдал, за домино; но она не выказала ни малейшего смущения и спокойно ответила:
– Я встречала ее в свете; об этой женщине ходят слухи очень странные и нелестные для ее репутации. Я очень счастлива, что не имею с ней ничего общего, кроме волос, которые, кажется, у нее такого же цвета, как и у меня.
«Решительно, – подумал Арман, – это не она». Белокурая домино взяла повязку и показала ее молодому человеку.
– Дайте, – сказала она, – я снаряжу вас в дорогу. Она повязала ему повязку вокруг головы и сказала нежным голосом:
– До субботы! Но помните: если вы осмелитесь снять повязку по дороге, то рискуете жизнью.
Арман услыхал звонок, затем удалявшиеся легкие шаги, потом приблизились более тяжелые шаги, и раздался голос его спутника:
– Идемте, сударь, – сказал человек в маске, беря за руку Армана.
Армана снова вывели и проводили до фиакра, где рядом с ним поместился его таинственный проводник, который опять напомнил ему об угрожающей ему опасности, если бы он вздумал снять повязку.
Фиакр ехал около часу, наконец он остановился. Замаскированный человек вышел с Арманом и сказал ему:
– Когда вы услышите, что карета повернула за угол, вы можете снять повязку.
Влюбленный повиновался и стоял неподвижно до тех пор, пока шум кареты не заглох вдали; когда он снял повязку, то с удивлением увидел, что находится у решетки маленького домика на улице Шальо. Светало; птицы начинали петь на высоких деревьях сада, и Арман увидал старика Иова, который уже встал и в беспокойстве прогуливался по маленькому, покрытому дерном дворику, потому что слишком редко случалось, чтобы его молодой барин возвращался так поздно.