– Наконец-то я с вами, – продолжала баронесса, лаская белокурую, кудрявую головку Гектора. – Но в этом году, – прибавила она, – мы повеселимся, Наика, пригласим соседей… я буду устраивать празднества в Керлоре.
– Увы! – ответила Наика, – у нас становится все меньше соседей, смерть похитила многих из них. Старый шевалье Кергац умер на прошлой неделе, а неделей раньше скончалась баронесса Пенгоэ, и говорят, что д'Урзе тоже лежит при смерти в своем замке д'Урзе ле Ванн.
– Зато, – сказала баронесса; – у нас остался старый шевалье де Керизу, наш самый близкий сосед, а к нему должны приехать ненадолго из Парижа несколько молодых людей и, между прочим, – с наивным видом прибавила баронесса, – один молодой русский, который был мне представлен зимою, граф Степан Степнов. Ты увидишь, милая Наика, что у нас здесь будет целый двор… Кстати, я чуть не забыла сказать тебе, что я пригласила превосходного управляющего, у которого все манеры дворянина. Это – бывший капитан, воин времен Империи, но вследствие скудной ренты он принужден был влачить печальное существование, даже почти бедствовал, и вот теперь он предложил мне свои услуги. Он приедет сегодня вечером.
Молодые женщины предавались некоторое время интимной и приятной беседе, которая затянулась до звонка, возвестившего, что ужин подан. Они сошли в столовую, ведя за руки ребенка, которого и посадили за столом между собою. Любовь баронессы Сент-Люс к сыну Наики доходила до обожания и привела бы в сильное смущение Париж, где баронесса слыла за женщину без сердца.
Действительно, она с любовью смотрела на это хрупкое создание, и насмешливая, холодная улыбка, обыкновенно игравшая на ее губах, исчезала, а в ее задумчивом и печальном взоре можно было прочитать чисто материнскую нежность.
Госпожа Сент-Люс сказала правду, заявив, что управляющий приедет в тот же вечер. Около восьми часов на дворе раздался топот лошади, и вскоре баронесса увидала на пороге столовой высокого человека, одетого в длинный голубой сюртук с красной ленточкой в петлице. На вид ему можно было дать лет пятьдесят.
У него была чисто военная выправка офицера императорской гвардии; он поздоровался, отдав честь по-военному. Госпожа Сент-Люс знала его под именем Ламберта, но нам не трудно узнать в нем полковника Леона.
Для того, чтобы поступить в качестве управляющего к баронессе, полковник изменил свои манеры, отцепил офицерский орден и надел военную форму, в которой и представился баронессе.
– Сударыня, – сказал он, кланяясь, – я поспешил в двадцать четыре часа покончить дела, задержавшие меня в Париже, и теперь я к вашим услугам.
– Господин управляющий, – заметила баронесса, – вы, должно быть, проголодались и устали, а потому будьте любезны поужинать со мною. Завтра мы осмотрим сначала замок, а затем и имение.
Полковник поклонился и сел за стол, делая вид, что чувствует стеснение и неловкость.
«Бедный человек!» – подумала Наика.
Полковник говорил мало, а больше ел и смотрел на ребенка и на нежности, которыми осыпала его госпожа Сент-Люс.
Баронесса рано удалилась в свою комнату, оставив полковника за столом вдвоем с Наикой. Через час и Наика отправилась к себе. Тогда полковник, оставшись один, закурил сигару, вышел на террасу старого замка, возвышавшуюся над морем, и погрузился в мечты. Ночь была темная. Океан с глухим шумом ударял о песок свои пенистые волны, а качавшийся на рейде корабль показывал по временам свой кормовой фонарь, который минуту спустя исчезал в волнах. Полковник смотрел то на погруженный в молчание замок, то на беспредельный океан, и на тонких его губах скользила холодная и злая усмешка.
– Ну, баронесса Сент-Люс, напрасно вы ввели в стены вашего замка деревянного коня, которого некогда впустил Улис в стены Трои и который в следующую ночь изверг людей с мечами и огнем. Посмотрим, кто из нас победит, сударыня!
XXXI
Три дня спустя после приезда в Керлор мнимый капитан окончательно вступил в исполнение обязанностей управляющего имением баронессы Сент-Люс.
Теперь необходимо объяснить, каким образом он получил это место.
Мы оставили полковника в Опере в то время, как он лорнировал баронессу, сидевшую в ложе, и заметил графа Степнова, сопровождавшего ее в тот вечер на спектакль. Мы видели затем, как он написал записку русскому дворянину, спросив, не приходится ли он сыном артиллерийскому майору, с которым полковник был знаком во время своего плена в России.
На записку, посланную с капельдинершей, немедленно был получен ответ:
«Да, – писал граф, – я действительно сын майора Степнова и всегда готов к услугам французского офицера, знавшего моего покойного отца».
Полковник немедленно вышел из ложи и был настолько счастлив, что госпожа Сент-Люс не заметила его. Почти в то же время и граф вышел в фойе, где и встретился с полковником.
Молодой человек и старый солдат радушно поздоровались; полковник сказал графу:
– Когда-то майор граф Степнов, ваш уважаемый отец, осыпал меня милостями, а теперь я хочу обратиться с просьбой к сыну…
– Говорите, полковник, я к вашим услугам. Мой кошелек и моя шпага в распоряжении того, кого мой отец называл своим другом.
Полковник притворился, что хочет попросить о чем-то, но не решается.
– Граф, – начал он с волнением, – признание, которое я хочу вам сделать, таково, что я вынужден просить у вас честного слова, что вы сохраните это в тайне.
– Даю вам слово.
– То, что я хочу вам рассказать, – продолжал полковник, волнение которого, по-видимому, все росло, – до того странно, что я попросил бы вас отойти в сторону.
– Пойдемте, – сказал граф, беря под руку полковника и отходя с ним в угол фойе, где никого не было.
– В первые годы Реставрации, – начал полковник, – я полюбил так, как любят только однажды в жизни. Женщина, которую я любил, теперь уже умерла. Итак, я любил и был любим. Мне было в то время тридцать четыре года; я был красив и носил блестящую форму гусарского офицера. Она была замужем за угрюмым стариком. Увы! Наше счастье было непродолжительно. Одно событие, тайна которого не принадлежит мне, разлучило нас навсегда…
Полковник остановился и отер слезу; затем он продолжал:
– Я узнал, что она сделалась матерью… К несчастию, я не мог ни увидать ребенка, ни ее самое. Я был тогда в Испании. Когда я вернулся, я вышел в отставку; у меня почти не осталось средств, не было и связей; так что свет, в котором жили она и ее ребенок, навсегда был закрыт для солдата императорской гвардии, обратившегося в промышленника…
Полковник снова прервал свою речь, как будто стараясь побороть свое волнение.
– Она умерла, а я уже старик, – продолжал он. – Но ее ребенок, которого я обожаю так же, как обожал мать, жив. Теперь это благородная и красивая женщина, – но увы! Она так же недоступна для меня, как и ее мать.
Граф Степан вздрогнул, смутно предчувствуя то, что собирался сообщить ему полковник.
– Ну и что же? – спросил он.
– Иногда, изредка я имею счастье видеть ее, вмешавшись незамеченным в толпу, которая раздается при ее проходе; но вы должны понять, что мне этого недостаточно… я хотел бы видеть ее каждый день… хотя мне пришлось бы для этого разыгрывать у нее роль подчиненного… быть слугой.
– Милостивый государь…
– Знаете ли, – продолжал полковник, – у меня было несколько собратьев по оружию, менее счастливых, чем я, возвратившихся с поля битвы с чином поручика или капитана. Так как у них не было средств к жизни, то они поступали на какую-нибудь незначительную должность. Одни из них пошли по коммерческой части, другие заняли скромные места управляющих… Ах! Если бы я мог добиться того же… слышать, как она отдает мне приказания… видеть ее ежедневно… жить под одной кровлей с нею.
Граф посмотрел на полковника и не мог не прийти в восторг от человека, отеческая любовь которого заставляла его принести в жертву человеческое достоинство.
– Итак, – спросил он его, – вы хотите стать подчиненным человеком?..
– Я готов на все, лишь бы жить возле нее, граф, – ответил полковник, по-видимому, растроганный до слез.
– Однако, – заметил граф, – такое признание…
– Милостивый государь, – решительно сказал полковник, – я обратился к вам потому, что только вы можете исполнить мое желание.
– Каким образом? – простодушно спросил молодой русский.
– Если бы я назвал имя этой женщины, сохранили ли бы вы мою тайну?
– Даю слово дворянина!
– Хорошо! – ответил полковник. – Я узнал, что баронесса Сент-Люс…
Его голос дрогнул при этом имени, а граф чуть не вскрикнул от удивления.
– Я узнал, что баронесса Сент-Люс, – продолжал полковник, – ищет главного управляющею своими имениями и домами, человека честного и с некоторым образованием…
Граф Степан почувствовал волнение.
– Итак, этим требованиям, мне кажется, я мог бы удовлетворить.
– Как! – вскричал граф. – Полковник Леон согласился бы?..
– Не полковник Леон, а капитан Ламберт. Вы поклялись сохранить мою тайну, вы предложили мне свои услуги, и я прошу вашей протекции для того, чтобы получить это место управляющего под именем капитана Ламберта.
– Вы получите его, – ответил граф. Полковник схватил его руку.
– Вы благородны и так же добры, как ваш отец, – пробормотал он.
– Послушайте, – сказал граф, – баронесса Сент-Люс уезжает завтра вечером в свое имение в Бретани; зайдите завтра утром ко мне, и я вас представлю.
Граф Степан дал полковнику свою карточку и, уходя, сердечно пожал ему руку.
Молодой русский вернулся в ложу баронессы, полковник же уехал. Наклонившись к молодой женщине, граф прошептал:
– Берта! Вы любите меня?
Она взглянула на него своими большими грустными глазами и ответила только:
– Неблагодарный!
– Хорошо, – продолжал граф, осчастливленный ответом, – но если бы я попросил у вас маленького доказательства, дали бы вы мне его?
– Может быть…
– Вы ищете управляющего?