– Взгляните на меня…
Арман произнес эти слова с плохо скрытым волнением.
– Я вас не знаю, – ответила сухо Дама в черной перчатке.
– Вглядитесь в меня…
– Но, сударь, я прекрасно вижу вас, но не узнаю…
– Вы меня никогда не видали?
– Никогда. Если бы вы в самом деле были знакомы со мною, то могли бы войти ко мне через дверь, и я не могу объяснить вашего посещения иначе, как припадком сумасшествия…
– Сударыня!
– Вы, вероятно, один из моих соседей, страдающий лунатизмом и расхаживающий ночью по крышам или, вернее, влюбленный, шедший на свидание и ошибившийся окном.
Слова эти были сказаны презрительным и насмешливым тоном, бывшим лучом света для Армана и окончательно вернувшим ему хладнокровие.
– Вы правы, – сказал с живостью Арман. – Я влюблен, если только этим словом можно определить жгучую, глубокую страсть, которая терзает мое сердце в продолжение целого года.
Дама в черной перчатке перебила его.
– Действительно, сударь, если это так, то вы ошиблись окном.
Она взглянула на него грустно и в то же время насмешливо.
Арман отрицательно покачал головой.
– Вы думаете? – спросил он.
Молодая женщина выпрямилась, точно ужаленная змеей.
– А! – воскликнула она. – Вы еще издеваетесь надо мною… Я вас не знаю… вы ворвались ко мне ночью, в окно и осмеливаетесь говорить мне…
Дама в черной перчатке произнесла эти слова так презрительно и с таким раздражением, что Арман счел себя оскорбленным.
Бывают минуты, когда голос женщины, которую любят и по одному знаку, которой влюбленный готов отдать всю свою жизнь, бывают минуты, когда этот голос, сделавшись ироническим и презрительным, способен привести в такое негодование, что он невольно теряет всякое самообладание и забывает всякую меру.
У Армана закружилась голова, и он вспомнил вопрос «Это вы?», сорвавшийся с губ женщины, стоявшей теперь перед ним и говорившей с ним с подавляющим презрением, и грубо ответил:
– Однако, сударыня, вы кого-то ждали. И он пальцем указал на окно.
– Ах, дерзкий! – вскричала Дама в черной перчатке, подбегая к сонетке. – Это уже более, чем наглость…
XXVII
Восклицание Дамы в черной перчатке и жест, с которым она схватилась за звонок, окончательно отрезвили Армана.
Он упал на колени, и его поза выразила такую покорность и мольбу, что рука молодой женщины остановилась. Она бросила сонетку и подошла к нему.
– Однако, сударь, – спросила она его, – чего же вы хотите? Зачем вы здесь?
Арман уже встал с колен, стоял перед ней молча, бледный и почтительный, так что она сжалилась над ним.
– Сударыня, – сказал он ей уже более уверенным голосом, – позвольте мне, прежде чем объяснить вам, каким образом я осмелился пробраться к вам, обратиться к вашей памяти.
– Говорите.
И она снова села.
– Однажды, – сказал Арман, – это было около года назад, я путешествовал в то время по Италии, ночь застала меня и одного из моих друзей в ущелье Апеннинских гор.
Арман остановился и взглянул на свою собеседницу. Дама в черной перчатке оставалась невозмутима.
– Мы услыхали вдали ружейные выстрелы, – продолжал Арман, – и час спустя увидали, как к отвратительной гостинице, где мы остановились, подъехала женщина, одетая во все черное, которую сопровождал только один слуга. Она ехала в почтовой карете, лошади которой изнемогали от усталости. Слуга был ранен, а другие спутники женщины убиты…
Арман снова остановился. Дама в черной перчатке, по-видимому, слушала его с глубоким удивлением, но ничто в ее лице не обнаруживало, что она имеет что-нибудь общее с женщиной, о которой рассказывал Арман.
Он продолжал:
– Этой женщиной были вы…
– Я?
В этом простом восклицании слышалось такое удивление, что молодой человек отступил пораженный.
– Или же, – продолжал он уже с меньшею уверенностью, – эта женщина похожа на вас так поразительно…
– О! – вскричала она. – Подобные сходства бывают довольно часто.
– Однако, – продолжал Арман, указывая на перчатку, которая была надета на одной руке молодой женщины, – у нее была так же, как и у вас, черная перчатка, и только одна…
– Ну, так что же из этого следует?
Дама в черной перчатке произнесла эти слова несколько резким тоном, который немного смутил Армана; однако он продолжал:
– Несколько дней спустя в Милане, в театре, я встретил снова ту же самую женщину; на этот раз ее сопровождал пожилой господин… мой друг и я поклонились ей.
– Можете вы объяснить мне, – перебила Армана Дама в черной перчатке, – что общего между этой женщиной и мною?
– Все, – произнес он с убеждением.
Взрыв хохота был ему ответом. Но у него хватило храбрости продолжать:
– Наконец, во Флоренции, в Вене, в Петербурге, в Париже, всюду я встречаю вас, и вы все время отрицаете, что вы та самая женщина, которую я встретил около гостиницы в Апеннинах. И, однако, – прошептал он с усилием, – однако… О, с той роковой ночи ваш образ преследует меня беспрестанно, мутит мой рассудок и заставляет усиленно биться мое сердце… с того дня, вы одна…
Она надменным жестом остановила его:
– Извините, – сказала она, – позвольте мне вместо того, чтобы слушать признание, которое мне кажется, по меньшей мере, странным, спросить вас, как вы могли очутиться здесь? – И она рукою указала на окно.
Арман вздрогнул. Действительно, как объяснить любимой женщине, что, благодаря указаниям другой женщины, он проник в комнату медика, об отсутствии которого он был заранее предупрежден, а оттуда пробраться на крышу этого дома и в комнату Дамы в черной перчатке.
– Я жду, – сказала молодая женщина с оттенком нетерпения.
– Сударыня, – пробормотал Арман, – я не могу…
– И вы осмелились говорить мне о любви и о том, что следуете за мною повсюду в течение года, хотя в то же время не можете признаться мне… Ах, – прибавила она с раздражением, – вы обладаете странным нахальством!
– Сударыня, простите меня…
Молодая женщина нахмурила брови, и глаза ее приняли злое выражение.
– Я подозреваю измену, – сказала она наконец. – Но я не хочу долее расспрашивать вас.
И она рукою указала на окно.
– Тот, кто изменил мне, – прошептала она, – будет наказан.
Арман вздрогнул, и мысль о том другом, кого она ждала, сжала ему сердце… Однако, побежденный властным взглядом необыкновенной женщины, которая, казалось, всецело завладела его душой, он упал на колени и признался ей во всем, из опасения быть прогнанным, как слуга, и видя, что благодаря непредвиденным событиям дело принимает иной оборот.
Послышался стук, глухой и неясный, от удара стукальца в дверь, отдавшийся громким эхом внутри дома. Услышав этот шум, Дама в черной перчатке вздрогнула, и лицо ее выразило беспокойство.
– Боже мой! – воскликнула она с ужасом. – Это он! Бегите…
И она выразительным и быстрым движением, доказывавшим, как велико ее волнение, указала Арману на открытое окно. Арман выпрямился во весь рост, догадавшись о грозившей ему опасности. Вместо того, чтобы бежать, он взглянул на свою собеседницу, и его взгляд, до того времени опущенный и смущенный, блестел отвагой и восхищением.
– Бегите, бегите, – повторяла молодая женщина, – это вернулся граф Арлев: он убьет вас.
Надменная улыбка появилась на губах у молодого человека. Он поднял упавший кинжал и сказал:
– О, не бойтесь!
– Уходите же, уходите! – твердила она. – Неужели вы хотите, чтобы я погибла вместе с вами?
Эти слова покорили смелость и внезапный энтузиазм Армана. Он понял, что не ради его спасения, но ради самой себя Дама в черной перчатке умоляет его бежать. Его вытянувшаяся было рука опустилась. И человек, за минуту перед тем готовый отчаянно защищать себя, был занят теперь одной мыслью: спасти любимую им женщину от грозившей ей, по-видимому, опасности. Однако он не мог победить эгоистического чувства: его любовь в последний раз возвысила свой голос, и он, взяв руку молодой женщины, горячо произнес:
– Я ухожу, но… во имя Неба! Дайте мне слово, что вы позволите мне еще раз увидеть вас… это необходимо… я вас умоляю…
– Хорошо, – пробормотала она, точно только один ужас мог вырвать у нее это обещание. – Но уходите, уходите!
– Когда, где? – спросил Арман быстро, с настойчивостью человека, решившегося не двинуться с места, пока она не назначит ему свидания.
– Здесь, завтра, бегите! – сказала она, по-видимому, сильно взволнованная.
Он имел дерзость поцеловать ей руку и, быстро вскочив на окно, спрыгнул оттуда на крышу, не заметив холодной улыбки, скользнувшей по губам Дамы в черной перчатке, которая тотчас сменила выражение глубокого ужаса. Без сомнения, Арман сделался жертвой какой-то ужасной комедии.
Несколько минут спустя молодой человек вошел в комнату студента.
Иногда у чрезмерно раздраженных людей наступают странные явления. Арман в первый раз был в этой комнате час назад; он с трудом осмотрелся в ней при слабом мерцании свечи, а теперь, когда вошел в нее среди полной темноты, то ему показалось, что эта комната уже давно ему знакома: он знал уже количество мебели, ее назначение, все уголки и закоулки, и даже привычки ее хозяина.
Он уверенно, смело и не колеблясь подошел к столу, где медицинский студент разбросал в беспорядке свои книги и хирургические инструменты, и стал искать рукою круглую коробку с фосфорными спичками. На камине стояла свеча. Арман зажег ее и, взяв, подошел с нею к кровати, над которой висел портрет, сходство которого так поразило его; вдруг он отскочил… холодный пот покрыл его лоб, волосы стали дыбом, а сердце забилось. Несомненно, это был портрет Дамы в черной перчатке…
Волнение, охватившее молодого человека, было так велико, что он бросил свечу и убежал.
Значит обладатель портрета и был тот человек, которого она ожидала в то время, когда он, Арман, предстал перед нею, и это был бедный студент, живущий в мансарде.
Арман пришел к этому заключению, спускаясь ощупью по извилистой темной лестнице; выйдя на свежий воздух на площадь, он, шатаясь, прислонился к тумбе и сжал голову руками.