Александр принял Бебера чрезвычайно любезно и якобы попросил его подробно рассказать о целях, философии и задачах вольных каменщиков, как будто ему ничего о них не было известно. Это представляется сомнительным, поскольку, во-первых, к масонам принадлежал наставник юности Александра, его обожаемый учитель, швейцарский философ Фредерик-Сезар Лагарп, а во-вторых, есть сведения, что сам Александр, будучи цесаревичем, вступил в ряды братьев в Европе. Утверждают, что он был принят в знаменитую ложу «К трем глобусам», в которой состоял прусский император Фридрих Великий. Беседа Александра с Бебером продолжалась более трех часов. По воспоминаниям самого Бебера, их разговор оказал на царя столь сильное впечатление, что по окончании его Александр встал, обнял Бебера, прослезился и сказал: «То, что вы говорите мне о масонстве, обязывает меня не только оказать ему покровительство, но и просить принять меня в число франкмасонов». Бебер отвечал ему так: «Ваше Величество, предложение сие весьма лестно для нас, однако, следуя уставам и обычаям ордена, я должен собрать всех масонов Вашей столицы и объявить им монаршую волю». Трудно сказать, какова доля правды в этом рассказе. Справедливости ради надо заметить, что масоны иной раз любят преувеличивать свое влияние на сильных мира сего. В одном мы можем быть уверены: Александр наверняка прослезился. Царь отличался редкой чувствительностью и никогда не упускал возможности всплакнуть…
Вступил ли Александр после этого разговора в ряды российских масонов? Мнения исследователей расходятся. Некоторые полагают, что это масонская легенда. Другие, напротив, уверены, что молодой государь был принят в ряды братства, причем вступил он в ложу «Владимира к порядку», возглавлявшуюся Бебером. Иные же говорят, что посвящение произошло на общем собрании всех масонов Петербурга, причем совершено оно было по особому ритуалу. Есть и такие, которые утверждают, что церемония действительно проходила по особому обряду, но не на собрании лож, а в Зимнем дворце. Руководил обрядом якобы все тот же Бебер, а посвящены вместе с государем были и его ближайшие соратники, до того не состоявшие в братстве: обер-прокурор Святейшего синода А.Н. Голицын и сенатор Г.Г. Кулешов. Есть еще версии, что Александр был принят в одну из польских лож, а значительно позднее, в 1818 году, в Париже вступил во франко-русскую (это через шесть лет после войны!) ложу.
Масонство в России вновь было разрешено, но точная дата этого события неизвестна. Дело здесь не в стремлении братьев к секретам, а в характере царя. Александр обожал таинственность, молчание, недомолвки и иносказания. Он даже приказы государственной важности любил скрывать или передавать намеком. Достаточно вспомнить историю с завещанием Александра, по которому трон передавался Николаю в обход Константина. Оно было написано и передано на хранение в Синод (впоследствии оно хранилось у митрополита Московского Филарета), но не было оформлено официально. Никто не только не знал содержание этого завещания, но даже сам факт его существования являлся государственной тайной.
Впрочем, о принадлежности императора Александра к масонству стали спорить лишь потомки. Для современников это представлялось само собой разумеющимся. Об этом красноречиво свидетельствует один курьезный случай. В 1818 году государь посетил «с братским визитом» собрание ложи «Трех добродетелей», одной из крупнейших в Петербурге. Мастер ложи Александр Николаевич Муравьев рассказывал потом, что во время оживленной, подогретой шампанским беседы с императором он решил обратиться к самодержцу по-братски на «ты», как того требует масонский обычай. Это произвело на царя самое неблагоприятное и тягостное впечатление. Видимо, заключает Муравьев, принадлежность к Ордену не делала других каменщиков в глазах государя братьями, они все равно оставались для него подданными.
Как бы там ни было, все ограничения на деятельность лож были сняты. Братья возобновили свои собрания, наладили выпуск литературы, стали принимать в свои ряды новичков. В начале царствования Александра I российское масонство переживало поистине свой серебряный век.
Вот лишь несколько примеров. В первые годы после коронации было отменено коллегиальное управление государством и его функции перешли к восьми министерствам. Четыре важнейших из них возглавлялись масонами. Министром военных и морских дел был Н.С. Мордвинов, министром иностранных дел — А.Р. Воронцов, министром внутренних дел — В.П. Кочубей, министром финансов — А.И. Васильев. Канцлером был назначен Воронцов (при сохранении за ним должности министра).
По настоятельным рекомендациям братьев при императоре был создан особый орган: Непременный совет из 12 (апостольское число!) человек. Совет мог обсуждать любые государственные дела, причем не только по воле самодержца, но и по инициативе любого из «мудрых мужей», в него входящих. В случае согласия всех членов Совета он мог оформлять свои решения как именные указы. Это был первый предпринятый в России шаг по ограничению самодержавия.
Александр учредил еще один совещательный орган, так называемый Негласный (он же Тайный) комитет, куда входили самые доверенные лица, ближайшие друзья императора. Это были родовитый польский аристократ Адам Чарторыйский, упоминавшийся выше превосходный администратор Виктор Кочубей (племянник А.А. Безбородко), богач, любитель искусств и меценат А.С. Строганов и блестяще образованный интеллектуал Н.Н. Новосильцев (внебрачный сын сестры А.С. Строганова). Все они были масонами.
Первые годы царствования Александра Россия была одной из наиболее динамично развивающихся стран Европы. Это было «дней Александровых прекрасное начало». Братья были полны надежд и планов, казалось, еще немного — и сбудутся самые смелые мечты о свободе, братстве и справедливости. Однако до «самодержавного царства Астреи», то есть торжества Закона, было еще далеко.
«Чтобы настало торжество Закона в вечности, надобно учредить хорошие законы на каждый день», — писал В. Кочубей. Создание и утверждение таких законов стало делом жизни самого выдающегося государственного деятеля эпохи — Михаила Михайловича Сперанского.
Михаил Михайлович прожил очень долгую жизнь, успел послужить трем императорам: Павлу I, Александру I и Николаю I. Но, конечно, звездный час его пришелся на царствование Александра, который относился к Сперанскому как к соратнику, первому советнику, конфиденту. Они проводили вместе очень много времени. Никакой фаворит при Екатерине не пользовался столь огромным, всеобъемлющим влиянием на царствующую особу, как Сперанский на Александра.
Жизненный путь Михаила Сперанского являл собой воплощение масонских идеалов: он был человеком, который сделал себя сам. Михаил Михайлович родился в семье сельского дьячка, у которого не было даже фамилии, а только прозвище. Фамилию «Сперанский» придумал его покровитель протоиерей Андрей Самборский (spero на латинском означает «надеюсь»). Будущий духовник Александра I и его брата Константина протоиерей Самборский увидел в болезненном и слабом от природы сыне дьячка невероятную тягу к знаниям и острый ум. Позднее он устроил мальчика в Суздальскую, а потом и в Петербургскую главную семинарию, которая при Павле была преобразована в Духовную академию. Разумеется, Михаил везде был лучшим учеником. Отлично окончив курс, он остался преподавателем академии; сначала он преподавал свой любимый предмет — математику, потом красноречие, философию, французский язык и т. д. Все эти разнообразные предметы Сперанский преподавал с большим успехом. Впрочем, Михаил Сперанский так и не стал священнослужителем. Жажда знаний заставила его перейти на гражданскую службу. Он думал ехать за границу и продолжить образование в немецких университетах, как он сам говорил, следуя примеру Ломоносова (вот кому он собирался подражать!). Он устроился секретарем в канцелярию генерал-прокурора князя Алексея Борисовича Куракина — видного масона и убежденного мартиниста. Так в 1797 году 25-летний «магистр богословия преобразился в титулярного советника». Куракин не мог не оценить выдающиеся способности своего секретаря и в качестве знака особого покровительства давал ему читать сочинения Сен-Мартена и других популярных в то время масонских авторов. Впоследствии он же рекомендовал Сперанского в ложу «Петр к добродетели».
Молодой Сперанский разительно отличался от тогдашнего русского чиновничества. Выдающийся русский историк В.О. Ключевский писал о нем так: «Сперанский принес в русскую неопрятную канцелярию XVIII в. необыкновенно выправленный ум, способный бесконечно работать, и отличное умение говорить и писать. По всему этому, разумеется, он был настоящей находкой для канцелярского мира. Этим подготовилась его необыкновенно быстрая служебная карьера. Уже при Павле он получил известность в петербургском чиновном мире. По воцарении Александра он был переведен в новообразованный Непременный совет, где в звании статс-секретаря ему поручено было управлять экспедицией гражданских и духовных дел. Когда образованы были министерства, министр внутренних дел граф Кочубей переманил его в свою канцелярию с оставлением в прежней должности статс-секретаря при Государственном совете».
Между тем чиновничья карьера Сперанского складывалась блестяще. Все важнейшие проекты законов, изданных с 1802 года, были отредактированы Сперанским как управляющим департаментом министерства внутренних дел. В 1806 году Сперанский впервые был командирован с докладом к императору. Александр, уже знавший ловкого и расторопного статс-секретаря, был изумлен искусством, с каким был составлен и прочитан доклад. С тех пор они сблизились. Отправляясь на встречу с Наполеоном в Эрфурт в 1808 году, император взял с собой Сперанского для докладов по гражданским делам. В Эрфурте Михаил Михайлович, отлично владевший французским языком, сблизился с представителями французской администрации, присмотрелся к ним и многому от них научился. Сперанский был представлен самому Наполеону, который в знак приязни подарил ему усыпанную бриллиантами табакерку со своим портретом. Она потом сыграет в жизни Михаила Михайловича роковую роль…