нь учения оказался для него слишком горек. Его бурная натура жаждала деятельности иного рода, и он с товарищами взялся за институтскую кассу, так как не собирался существовать на жалкую стипендию и материны подачки. Касса была мастерски ограблена товарищами Быстрова под его умелым руководством, но один из грабителей, к сожалению, был вскоре арестован, и Олег, ни на грош не доверявший подельнику, со дня на день ожидал ареста. Он знал, что таких балбесов, как этот горе-грабитель там умеют быстро раскалывать. Олег в скверном настроении шатался по злачным местам, однако, опасаясь таскать с собой крупные суммы из полученной им доли. Олега знали чуть ли не во всех московских притонах, кутить было чревато. Наоборот, он старался подчеркнуть свою бедность и скудость. Сидеть же дома, пережидая опасность, он не мог органически. Тогда-то он и встретил в кафе "Метелица" Аркадия Корнилова с Машей Полевицкой. Маша с первого взгляда произвела на него неизгладимое впечатление. Он, авантюрист и ловелас, так гордившийся собой, видел перед собой девушку, красивую, умную, воспитанную, прекрасно одетую, которой он был совершенно безразличен. С ней сидел нуднейший Аркаша Корнилов, и, что было самое удивительное, он ей нравился. И эту несправедливость надо было непременно устранить. Олег легко узнал телефон Маши, выведал у неё адрес дачи и бросился в путь. Там же, как известно, его ждало жестокое разочарование. Он был не нужен и неинтересен Маше, он ничего не мог ей дать, кроме профессионального секса и сомнительных приключений. Вся его жизнь предстала перед ним в ином комичном и позорном свете по сравнению в будущей жизнью Маши и Аркадия, загранпоездками, машинами, дачами, долларами... Эта жизнь для него была недоступна, у него не может быть ни такой дачи, как у родителей Маши, где будет наслаждаться счастьем это ничтожество Аркадий, ни загранпоездок даже в Польшу, ибо никто не даст загранпаспорт шизику-белобилетнику, а Аркадий с Машей уедут во Францию или в Канаду. Но самое главное - никогда у него не будет такой чудесной породистой девушки, как Маша, а ему век общаться пусть с красивыми, но блядьми, продажными шкурами.
Он шел после ночевки у Маши, мерзкой позорной ночевки, расшвыривая ногами осеннюю листву и матюгаясь всеми знакомыми ему словечками про себя и вслух. И вдруг... ба! Какая чудесная встреча! Аркашка собственной персоной, одуревший от мук любви и ревности... Ну, слово за слово, завел его тот своей беспросветной дурью, опять слово за слово, и тут... это дурацкое падение с моста...
Если бы они вышли по-честному один на один, Олег бы убил Аркадия одной левой ногой, со связанными руками, а тут... мерзкая осклизлая листва, потеря равновесия... Но когда Олег грабанулся в холодную черную воду, актерская натура взяла свое, и он, прекрасный пловец, на всякий случай орнул: "Помогите!" Ибо мгновенно, непонятно откуда взявшаяся, странная мысль пришла к нему в голову. Мысль исчезнуть. Чтобы Олег Николаевич Быстров исчез с лица земли, как убитый Аркадием Корниловым, то есть, Аркадий стал бы убийцей, а Олег - убитым. И все - никакого уголовного дела об ограблении кассы, никаких неприятностей с осаждавшими его все яростнее и яростнее женщинами, и совершенно новая, интересная жизнь. Впоследствии он понял, что мысль эта была совершенно авантюрной, ибо минусов в ней было гораздо больше, нежели плюсов. Тогда же эти идея поглотила его, и он начал претворять её в жизнь. Ему скучно было жить на свете, он жаждал приключений, мерзких, вздорных, и он их получил. Но ему обязательно нужен был помощник. И этим помощником стал несчастный пятнадцатилетний Коленька, свидетель, так называемого убийства, который, подойдя вторично к мосту, был пойман там мокрым и грязным Олегом и сразу же нагружен проблемами. Ведь если Аркадий не видел рядом никого, когда объяснялся с Быстровым, то Олег-то видел свидетеля прекрасно, во-первых, потому что стоял лицом к нему, а во-вторых, потому что он всегда умел замечать то, что ему нужно. Сначала он оценил, что есть свидетель "убийства", и, упав в воду, мгновенно решил "умереть", а потом, когда этот же человек ещё раз подошел из любопытства к мосту, он решил сделать его сообщником своей авантюры. Николай, смертельно напуганный всей этой ситуацией и ожившим утопленником, оказавшимся весьма-таки крутым и напористым, стал беспрекословно подчиняться ему.
Все было бы хорошо, если бы Олег, вылезая из холодной воды, не напоролся правым глазом о корягу, торчащую у берега. Он почувствовал сильную боль, на некоторое время перестал видеть этим глазом, но потом зрение восстановилось, хоть и не полностью. Олег объяснял это травмой и был уверен, что все обойдется.
Олег отправился к своей любовнице Эллочке Жарковской, у которой хранилась часть его денег и ввел её в курс дела - это была единственная женщина, которой он доверял на все сто процентов. Она не могла его выдать, она обожала его. И он скрывался у нее, содержал её, с её помощью сделал себе новые документы на имя Петра Андреевича Бородина, ну а потом, дело известное, деньги стали подходить к концу, надо было их добывать, и Олег, уехав с друзьями в Ленинград, совершил несколько вооруженных грабежей, на одном из которых был взят, и с новой фамилией благополучно отправился в зону на три года. С этого времени и началась официальная биография Петра Андреевича Бородина или Ворона.
Пока Олег жил у Эллочки, зрение в правом глазу стало ухудшаться, глаз стал покрываться мутной пленкой. Обращаться к врачам он не решился. Эллочка уговаривала его пойти к частному врачу, но тут кончились деньги, понадобилось ехать на дело в Ленинград, а там его арестовали. Так и остался Ворон с невидящим правым глазом, который различал только свет и тьму. Выйдя из заключения, он обратился в Институт глазных болезней, там сказали, что нужна срочная операция, но известные дела опять помешали сделать её. Ворон обвинял в своем увечии Аркадия Корнилова и поклялся ему отомстить. За все и за Машу, и за переломанную судьбу, и за глаз. Только год назад он сделал в Германии операцию, которая частично восстановила ему зрение в правом глазу.
А что касается исчезновения Олега Быстрова, то он тогда совершенно упустил из виду такое маленькое обстоятельство, как живая мать. Он же не мог открыться ей в своих сумасшедших планах, так он поступил просто выкинул её совсем из головы и не думал о ней. А потом случилось нечто совершенно фантастическое - весной в Москве-реке выловили какого-то утопленника, и его мать опознала в этом утопленнике его, Олега. Все это потом рассказывал ему Коля, к которому, как и к другим обитателям окрестных поселков, приходил следователь. Олег, разумеется, не мог предвидеть такого варианта, хотя, конечно, объективно он был ему на руку, он никак не мог ожидать, что в безобразно раздутом утопленнике мать опознает своего сына, и только потому, что он, видите ли, одет в его плащ с пришитой ей заплаткой. Он тогда выкинул мокрый и грязный плащ там же, в кустах, и какой-то несчастный бомж, видимо, подобрал его и надел на себя, а потом в нем и утонул. Странное стечение обстоятельств. С одной стороны, это ему на руку, Олега Быстрова больше нет, но с другой... Произошло нечто страшное. Ведь таил же он в душе подсознательную мысль, что через некоторое время явится к матери и сообщит, что жив. А тут... мать опознала его в этом несчастном утопленнике и сошла с ума. Она содержалась в психиатрической больнице в отделении для буйно помешанных. Куда уж тут появляться? Порой муки совести терзали Олега и ему очень хотелось навестить мать в больнице, но он счел это мероприятие даже не столь уж опасным, сколь нелепым и ненужным, так как уже ничего бы не помогло его несчастной матери. Как то раз Олег ради любопытства заглянул и на собственную могилу, где под его фамилией рядом с его родным отцом лежали останки неизвестно кого. Этот визит будоражил ему кровь, вызвал странные чувств и заставил с какой-то новой стороны поглядеть на жизнь, бренную и нелепую, смешную и отвратительную, вселенскую комедию, одним словом.
Комедия же порой приобретала зловещие очертания. В восемьдесят втором году Ворон с неким Шиловым по кличке Шило подъехали к подъезду одного приятеля на окраине Москвы. Шило был за рулем. Ворон вышел из машины и... нос к носу столкнулся со своим двоюродным братом Мишей, который долгое время работал в Монголии и приезжал в Москву на похороны Олега. Миша узнал его мгновенно и сделал шаг по направлению к нему. Ворон мужественно воздержался от всяких эмоций. "Олег!" - пробормотал Миша, ошарашенный встречей с ожившим покойником. "Вы обознались", - сквозь зубы процедил Олег. Но Миша стоял и смотрел на него с таким презрением, с такой брезгливостью, что Ворон похолодел. "Что такое?" - зашебуршился Шило. "Гражданин обознался", - тихо ответил Ворон, и они зашагали к подъезду. Вечером того же дня Мишу сбила машина. Насмерть.
Кипела жизнь, увлекательная, денежная, полная приключений и опасностей, и некогда было Олегу оглянуться назад. Он долго не трогал Аркадия и Машу, потому что это не входило в его планы. Зачем? Ведь они главные свидетели того, что Олег Николаевич Быстров покойник, убитый, утопленник. Зачем ему раскрываться им, ворошить быльем поросшее прошлое? Не то, чтобы это было очень опасно, теперь-то уж что, но не любил он это прошлое, заживо погребенная мать - это было его больное место. Да к тому же и сойтись им на этой Земле было непросто. Аркадий ездил по Парижам и Канадам, а Олег - по тюрьмам, лагерям или гастролировал по городам нашей необъятной родины. Но, тем не менее, своего "убийцу" он не забывал. Он всегда держал где-то на дне памяти мысль о том, что далеко или близко, в Париже, Торонто, Нью-Йорке или в Москве существует человек, который стал причиной его увечья, который далеко не беден и с которым неплохо было бы со временем свести счеты. Ворон никогда не забывал оскорблений, а вся сытая и полновесная жизнь Аркадия всегда была немым оскорблением его жизни авантюрной, бездомной, и, в целом-то, как он теперь понимал - глупой. Ему было под пятьдесят, а что он имел?