После взятия Корфиния, пожалуй, впервые в ходе гражданской войны чрезвычайно наглядно, демонстративно и в довольно широком масштабе Цезарем была осуществлена его «политика милосердия». Он распорядился вызвать к себе всю верхушку города — сенаторов, всадников, военных трибунов, всего 50 человек, в том числе Домиция Агенобарба, консула Лентула Спинтера, квестора Квинтилия Вара и др., и, попеняв на проявленную ими неблагодарность, отпустил всех невредимыми. И хотя почти все помилованные оказались затем в лагере Помпея и продолжали борьбу, тем не менее слух о таких действиях Цезаря распространился по всей Италии.
Помпей, узнав о падении Корфиния, направился в Канусий, а оттуда в Брундизий, где должны были собраться войска нового набора. Он, очевидно, уже принял решение о переправе на Балканский полуостров и спешил выполнить необходимые приготовления. Во всяком случае, когда Цезарь, выступив из Корфиния 21 февраля, попытался установить связь с консулом Лентулом и отвлечь его от Помпея, оказалось, что оба консула и часть войска уже переправлены Помпеем в Диррахий. Справедливость требует отметить, что Цезарь сделал еще две попытки добиться личной встречи и переговоров с Помпеем, но тот, ничего не ответив в первом случае, после вторичного демарша Цезаря заявил, что поскольку консулы отсутствуют, то нет возможности вести переговоры.
Цезарь подошел к Брундизию 9 марта со своим войском, к этому времени выросшим уже до шести легионов. Он начал осадные работы, кроме того, хотел затруднить Помпею пользование гаванью; однако это ему не удалось, и Помпей с оставшейся частью войска 17 марта погрузился на вернувшиеся из Диррахия суда и тоже переправился на Балканский полуостров. Почти весь наличный флот оказался в его распоряжении. Так как по этой причине Цезарь не смог тотчас же преследовать своего противника, то ему пришлось ограничиться укреплением приморских городов, где он и разместил новые гарнизоны.
Итак, Цезарь за шестьдесят дней стал господином всей Италии, причем, как с удовольствием отмечает Плутарх, «без всякого кровопролития». Поведение Помпея, наоборот, вызвало крайнее недовольство современников. И хотя тот же Плутарх говорит, что отплытие Помпея некоторые считали весьма удачно выполненной военной хитростью, вместе с тем он подчеркивает, что сам Цезарь выражал удивление, почему Помпей, владея хорошо укрепленным городом, ожидая подхода войск из Испании и, наконец, господствуя на море, тем не менее оставил Италию.
Особенно горькое разочарование переживали сторонники Помпея. Корреспонденция Цицерона дает яркое представление о подобных чувствах и настроениях. Цицерон вернулся из своей провинции 4 января 49 г., т. е. накануне перехода Цезаря через Рубикон, и с первых же дней вспыхнувшей войны его тревожило и смущало поведение Помпея. Сначала он еще довольно осторожно высказывался по поводу того, что Помпей «слишком поздно начал бояться Цезаря», затем он явно неодобрительно и даже насмешливо сравнивал его с Фемистоклом, а в конце января прямо говорил о неспособности Помпея как военачальника.
И наконец, в письме к Аттику от 24 февраля дана как бы итоговая оценка всех действий Помпея: «Он вскормил Цезаря, он же вдруг начал его бояться, ни одного условия мира не одобрил, для войны ничего не подготовил, Рим оставил, Пиценскую область потерял по своей вине, в Апулию забился, наконец, стал собираться в Грецию, не обратившись к нам, оставив нас непричастными к столь важному и столь необычному решению».
После Брундизия Цезарь направился в Рим. Здесь его ожидали с трепетом. Это относится в первую очередь к сенату, вернее к тем представителям сенатского «болота», которые и не хотели уезжать, и боялись оставаться. По дороге в Рим Цезарь сначала в письме, а затем при личной встрече убеждал Цицерона вернуться и принять участие в заседании сената, назначенном на 1 апреля. Цицерон отклонил это предложение, чем, конечно, вызвал недовольство своего могущественного собеседника.
Намеченное заседание все же состоялось, и Цезарь выступил на нем с речью. В этой речи он пытался доказать сенаторам, что все предпринятые им действия были вызваны несправедливостью и обидами со стороны его врагов. Он предложил сенату сотрудничать с ним в деле управления государством, дав понять, однако, что в случае отказа или нежелания обойдется и без такого сотрудничества. В заключение Цезарь снова говорил о том, что следует направить посольство к Помпею и вступить с ним в переговоры.
Предложение о посольстве было принято, но осталось невыполненным: не нашлось желающих отправиться к Помпею в качестве послов, сенаторы помнили его угрожающее заявление по адресу тех, кто не покинет Рим, а кроме того, и не доверяли искренности намерений Цезаря. В это же время произошел знаменитый инцидент с государственной казной. Цезарю были нужны деньги для дальнейшего ведения войны, и потому он, естественно, решил не отказываться от того, что столь неожиданно оказалось предоставленным в его распоряжение самими же его врагами. Но здесь он натолкнулся на сопротивление народного трибуна Цецилия Метелла. Тем не менее Цезарь приказал взломать двери казнохранилища, а Метеллу даже пригрозил смертью, добавив, что ему гораздо труднее это сказать, чем сделать.
Но то был единственный случай, когда Цезарь прибегнул к насилию. Верный своей политике милосердия, он твердо держался избранного им пути. Собираясь оставить Рим, Цезарь поручил руководство городскими делами претору М. Эмилию Лепиду, а управление Италией и командование находившимися здесь войсками трибуну Марку Антонию как своему легату. Все это было лишь подготовкой к решающему шагу по обеспечению тыла — к походу в провинцию самого Помпея, т. е. в Испанию.
Выступив из Рима в первых числах апреля, Цезарь еще по дороге узнал о том, что Домиций Агенобарб, взятый им в плен в Корфинии, а затем милостиво отпущенный, направлен Помпеем для занятия города Массилии. И действительно, Цезарь со своим войском и Домиций в сопровождении большой свиты из клиентов и рабов подошли к Массилии почти одновременно. Сначала члены местного сената, так называемые пятнадцать первых, заявили Цезарю о своем намерении сохранять нейтралитет, но затем очень быстро выяснилось, что они не только весьма охотно приняли Домиция, но и назначили его комендантом города. Возмущенный таким вероломством, Цезарь решил обложить город с суши и моря, построив даже для этой цели специальную флотилию. Сам он двинулся дальше, а руководство всеми осадными, операциями передал Дециму Юнию Бруту и Гаю Требонию.
Цезарю пришлось в основном вести борьбу против двух легатов Помпея — Луция Афрания и Марка Петрея. Военные действия сосредоточились в районе города Илерда. Вначале они развивались не очень успешно для Цезаря. Был даже такой момент, когда бурным течением реки Сикарис оказались разбиты и снесены мосты, а Цезарь со значительной частью своих войск очутился чуть ли не в положении осажденного, отрезанного от продовольствия, от подкреплений.
Афраний и Петрей уже направляли победные реляции в Рим. Как пишет об этом сам Цезарь, здесь многие считали, что война почти окончена, и спешили в дом Афрания с поздравлениями. Кое-кто из числа сенаторов, пока остававшихся в Риме, решил, что наконец-то пробил час принять окончательное решение и перебежать к Помпею. В числе их был и Цицерон. Несмотря на мольбы и заклинания Целия Руфа, письма самого Цезаря, наконец, наперекор прямому запрету Марка Антония 7 июня он тоже переправился в Грецию.
Тем временем положение Цезаря изменилось к лучшему. Ему удалось примерно в 30 километрах от своего лагеря тайно от противника навести через реку мост и таким образом обеспечить снабжение армии продовольствием. В это же время пришло известие из-под Массилии: флот Децима Брута нанес чувствительное поражение эскадре массилийцев, пытавшихся прорвать блокаду. Но решающее значение имел тот факт, что сначала пять крупных испанских общин, расположенных к северу от Ибера (Эбро), перешли на сторону Цезаря, а затем к ним примкнуло еще несколько более отдаленных общин. Вероятно, на такое решение оказали влияние не только текущие события, но и та добрая слава, которая сопровождала имя Цезаря еще с тех пор, когда он, как пропретор Дальней Испании, освободил население от контрибуции, наложенной в свое время Метеллом Пием.
Во всяком случае, положение изменилось настолько, что Афраний и Петрей решили отступить в область кельтиберов, где, кстати сказать, позиции помпеянцев были значительно сильнее. Однако Цезарь, умело маневрируя, сумел отрезать противнику путь к Иберу и вынудил в конечном счете вражеское войско вернуться в район Илерды. Здесь ему удалось окружить врагов в безводной местности, и, не дав ни одного крупного сражения, избегая лишнего кровопролития, Цезарь вынудил Афрания и Петрея капитулировать.
Чтобы довести войну в Испании до конца, следовало еще решить вопрос о Дальней Испании — провинции, которой управлял в данное время Марк Теренций Варрон, знаменитый ученый-энциклопедист. Его позиция была сначала не очень определенной, или, как иронически замечает Цезарь, он «колебался по мере колебания счастья», и, когда дела оборачивались как будто не в пользу Цезаря, он даже начинал готовиться к борьбе против него.
Однако считать кампанию полностью завершенной было преждевременно: кроме дел в Испании оставалась еще Массилия.
Хорошо укрепленный город стойко сопротивлялся в течение полугода. И хотя массилийцы потерпели неудачу еще в одном морском сражении и несли большие потери при неоднократных вылазках, они капитулировали лишь тогда, когда их положение стало абсолютно безнадежным. Домицию Агенобарбу и на сей раз удалось спастись: он бежал на быстроходном корабле.
Еще под стенами Массилии Цезарь узнал о том, что Эмилий Лепид по уполномочию народного собрания провозгласил его диктатором. Это было очень важное известие, так как диктатор помимо всего прочего имел право созывать комиции для проведения консульских выборов, к чему Цезарь в данное время питал особый интерес.