А кони мчали дальше и дальше, оставляя за собой города и поселки. Незнакомые названия мелькали, как в странной игрушке показанной Жанне Микулицей, где разные картинки сменяли друг друга, если смотреть через трубку на солнце. Остались позади каменные исполины Альп, верховья Сены, серые стены аббатства Клерво, где когда-то неистовый Бернар, про которого много рассказывал Микулица, создавал орден своих бернардинцев. Промелькнули башни и подъемные мосты Труа города, которому обязаны братья храмовники утверждением своего Устава. Уже Сена стала полноводной рекой, по которой сновали туда сюда рыбачьи лодки и баркасы, уже впереди показались купола и шпили Парижа, и только тогда Мари сбавила темп скачки.
Внимательно вглядываясь в течение, своим природным чутьем нашла намытую недавно косу и направила иноходца прямо в речную волну. Действительно здесь оказался брод, доселе местным неизвестный. Всадники спокойно переправились на другой берег незамеченные никем. Мари решила въехать в Париж с западной стороны, со стороны Булонского леса, откуда, даже если и был хотя один шанс на нежелательную встречу, ее не ждали. Угрюмы накинули клобуки дорожных плащей, последовав примеру Мари и Микулицы. Только Жанна по приказу госпожи осталась в костюме пажа и выехала во главу процессии. Проскакав через лес и поля, Мари вдруг резко остановилась у небольшой рощицы и прислушалась. Еле слышный стук копыт десятка всадников приближался к ним со стороны замка Лувр, старой резиденции тамплиеров.
– Не нравиться мне этот цокот, – Задумчиво вслух проговорила Мари, – В Лувре ныне главный казначей со своей сворой окопались. Это точно ищейки Ногарэ. А мы туда не пойдем. И в Тампль не пойдем, где нас все ждут. Мы ребятки сейчас в лесу затихушимся, переоденемся и под все фанфары, со всеми прапорами развернутыми поедем через Малый мост прямо в Нотр-Дам де Пари на службу заутреннюю. А на-ка все в чащу! – И раздвинув ветви, скрылась в глубине рощи. Ровно через полчаса на дороге из рощи в сторону Малого моста появилась процессия знатной дамы, сопровождаемой пажом, верным кавалером и телохранителями. Оруженосцы держали копейные прапора, на которых развивались гербы дамы и кавалера, говоря об их принадлежности флорентийскому герцогскому дому. Герцогская тройная лилия была вышита и на попонах коней и на кафтанах пажа и оруженосцев. Платье дамы к тому же было как открытая книга. Правая его сторона была расшита лилиями Флоренции, а на левом лифе ярился золотой грифон, символ страшного и неуловимого Братства всадников Богородицы Сионской. Камзол ее кавалера глубоко черного цвета прятал в своем бархате двух золотых львов стоящих на задних лапах, говорящих всем, что обладатель их является представителем высшей касты визитеров империи.
Процессия чинно медленным шагом направлялась туда, куда и положено было двигаться членам Ордена Сиона к Собору Богородицы Парижской.
Пятинефная базилика Собора Парижской Богоматери, как называли его в городе, вырастала на месте двух старых Храмов: Храма Юпитера-громовержца и Храма Артемиды, взяв у последнего его имя. Напротив него отстроили ансамбль дворца служителей империи, называемый Консьержери, да часовню Святого Шанеля.
Они продолжили путь по мосту украшенному орденской символикой храмовников, откуда новый, еще строящийся Собор предстал во всей красе. Жанна подняла голову и вздрогнула, она узнала тот серый город, и тот страшный остров, на котором пылал костер, скрывший в своем пламени мужественного старца, ее знакомца с острова.
Жидовский остров, – Услышав ее мысли, сказала Мари, – Но это будет не сейчас. А королевские ищейки пусть ловят тайных посланцев пробирающихся под серыми плащами к Великому Магистру Жаку де Моле.
Она дала знак и старший Угрюм поднес к губам серебряную фанфару. Звук ее чистого голоса разорвал утреннюю тишину сонного города и, прокатившись по реке до самого Лувра, разбудил спящего Филиппа. Кавалькада флорентийской дамы, олицетворяющей в Париже представителя высшего сюзерена, для провинции Иль-де-Франс уже выехала на площадь перед Собором. И действительно Париж находился в вассальной зависимости от герцогов Флорентийских. Даже в гербе города флорентийские лилии занимали верхнюю половину – главу щита, отодвинув норманнскую ладью Парижа в нижнее вассальное поле.
Филиппу уже донесли, что в городе появилась знатная особа, судя по гербам и спутнику, имеющая отношение к имперскому дому. Разбуженный ее фанфарами он ломал голову, что это? Блажь коронованной вертихвостки или официальный визит с проверкой. Но в любом случае встречать ее надо самому и очень галантно. И он приказал готовить главную залу к приему гостей.
Тем временем, дама спешилась и, склонив голову в смирении, вошла под своды Собора. Под руку ее поддерживал кавалер в черном, шлейф ее платья из какой-то газовой ткани нес молодой паж, тоненький, как тростинка. Двое оруженосцев, в накинутых поверх камзолов монашеских плащах, сопровождали ее к алтарю, двое других – зорко стерегли коней. Дама вошла, преклонила колено у входа и направилась к алтарю, бормоча под нос молитву. Там она встала на колени, на предварительно подложенный ей сопровождающими коврик восточной выделки с высоким и мягким ворсом и, сложив руки на груди, стала истово молиться, как усердная прихожанка или монастырская сестра. Из-под накидки, скрывающей ее лицо, выбивались пряди огненно-рыжих волос, что еще более склоняло к мысли о принадлежности дамы к правящим домам Ойкумены. Она даже не заметила, как рядом с ней пристроился молиться монах в коричневой сутане, с надвинутым на голову капюшоном.
– Здравствуй Жак, старый дружище Бернар, – Мысленно произнесла Мари.
– Здравствуй Сиятельная. Каким ветром?
– Попутным. К тебе нес меня восточный ветер. Очень быстро. За нами следят. И знания у них есть. Готовь казну к отправке в Залесье. Готов братьев к уходу на окраины. Готовь лучших к борьбе и унижениям. Все.
– Целую. До встречи, – Она стояла, не поднимая головы и не прерывая молитвы. Даже не заметила, как ушел монах.
Со стороны казалось, что дама впала в какой-то транс. Шепот ее становился все несвязьней и быстрее, затем она стала заваливаться на бок. Кавалер подхватил ее и прыснул в лицо водой. Она раскрыла закатившиеся глаза, тряхнула головой, поблагодарила кавалера взглядом. Закончила молитву, встала и, опираясь на руки сопровождавших, направилась к выходу, на ходу поручив мальчишке пажу отдать мешочек с золотыми динарами служителю Собора.
Выйдя на свежий воздух, дама обмахнулась широким кастильским веером, и бледность стала сходить с ее лица. Паж и кавалер продолжали поддерживать ее под локти, но она сама достаточно твердо пошла к лошадям.
– Госпожа, – Громко сказал паж, еще по молодости не умеющий сдерживать голос, – Может, отдохнете немного, спертый воздух Собора не полезен для вашего здоровья.
– Нет, мой мальчик, – Еле слышно ответила она, а в глазах мелькнула смешинка озорной девчонки, – Не будем задерживаться надо собираться в дорогу, До дома путь не близкий.
Весь диалог был услышан подходящими послами короля, еще раз убедившимися, что дама пташка залетная. Они подошли к визитерам и, отдав положенные по этикету поклоны, протянули скрепленное печатью Филиппа приглашение отобедать во дворце. На словах они не менее любезно пригласили прекрасную незнакомку и ее спутников посетить Шателье и почтить своим присутствием наместника этих благодатных земель короля Филиппа Красивого.
Дама растерянно посмотрела на своего спутника, во взгляде ее читалась не решительность и сомнение. Только Микулица уловил в них знакомую хитринку. Она повернулась к посыльным:
– Я право не знаю… я в растерянности… удостоиться такой честь быть приглашенной самим венценосным Филиппом…. но…я не лучшим образом себя чувствую… к тому же мы не готовы к такому визиту… не одеты подобающе… без свиты…, – Она сделал паузу, переводя дух, бледность опять стала покрывать ее лицо, на лбу выступили капельки пота. Паж быстро промокнул их тончайшим фламандским платком.
– Госпожа может отклонить предложение короля, он будет не в обиде. Притом мы видим, что вам нездоровиться, – Посланники любезно отступили на шаг.
– Впрочем…, – Она как бы просящее посмотрела на своего кавалера, что не укрылось от глаз посланников, – Впрочем, если король даст нам время на то, чтобы мы привели себя в порядок, то мы через час будем во дворце, – В ее голосе больше было вопросительной интонации, чем утверждающей, но когда ее черный человек, о руку которого она опиралась, кивнул, она уже утвердительно закончила, – Если король позволит, через час будем.
– Конечно же, госпожа. Король будет рад видеть вас через час у парадного входа в замок, – Посольство галантно раскланялось и спешно отступило в сторону.
Дама с трудом села в седло коня, упираясь на плечо оруженосца, по-женски свесив ноги на одну сторону. Остальные уже сидели в седлах. Один из оруженосцев взял ее коня под уздцы, и все они направились к обители Святого Дионисия, Сен-Дени, как принято называть здесь. Гийом де Ногарэ, сам бывший среди посланцев короля, кивком головы послал за ними двух ищеек, пусть разнюхают. Кто и зачем?
Мари, увидев все это боковым зрением, беззвучно расхохоталась. Она знала, что пока она здесь разыгрывала комедию, люди Жака де Моле, любимого ее Бернара, уже подготовили декорации следующей сцены в Сен-Дени, расставив статистов и сменив реквизит в одном из гостевых апартаментов монастыря.
Аббатство Сен-Дени было старейшей христианской общиной в Париже, при том никто даже не задумывался, что покровителем ее был, самый веселый из святых – Святой Дионисий, ставший святым из доброго Диониса – бога вина и виноградной лозы. Когда-то здесь не было мрачных стен, а стоял прекрасный Храм, где жили вакханки, Жрицы Забвения. После боев и сражений опаивали они героев вином и дарили им свою любовь, заставляя забыть кровь и стоны раненных. За городом на левом берегу Сены выстроены были амфитеатр, форум и бани, там проходили празднества в честь этого бога – вакханалии. Дионис любил воинов, и они платили ему взаимностью. Здесь же построили они свое ристалище – Марсово поле. Как Артемида превратилась в Марию, так и воинственный Apec стал не менее воинственным Марсом. На этом поле проходили божьи суды, судебный поединки, и на этом поле устраивались рыцарские турниры – карусели в честь достойных богов Марса, Артемиды и Диониса. Не даром распорядители такого рода действ – герольдмейстеры, то есть Мастера традиции, клятву давали во имя Бога, Девы Марии и Святого Дионисия. Вот в аббатство этого святого, бывшего покровителя Жриц Забвения, и направили свой путь Мари и ее воинство.