– Ведите нас к Афродите! – Смело приказала она.
– Слушаемся госпожа, – Четверо воинов поднялись с земли и, встав впереди гостей, повели их к мостику через ров.
– Ну, спасибо тебе крестница, – На ходу кинул Микулица, – Должок за мной. Они проследовали вслед за почетным эскортом в ворота круглой башни, и очутились в передней зале, где были расстелены восточные ковры, стояли мраморные изваяния Афродиты, а по стенам разбегались мозаики с изображениями сцен рождения Богини любви или ее похождениями.
Стражники жестом остановили гостей и удалились в дверь, ведущую в глубину башни. На смену им тут же появились прекрасные девы одеждой которых были шелковые пояса, накинутые на бедра. Они внесли низенький столик и два пуфа. Поставили около гостей и предложили садиться. Затем мгновенно накрыли на столик фрукты и тягучее кипрское вино. Жанна и монах сели. Время тянулось медленно, по капле капая из водяных часов, стоящих в нише зала.
Вдруг дверь с шумом распахнулась и в зал вихрем влетела Сибилла, в прозрачном газовом платье, какого-то лазурно-белого цвета, как будто она действительно только что вышла из пены, и та еще стекает по ее мраморному телу. Он подчеркнуто радостно бросилась с объятиями к Жанне, целуя ее в обе щеки. Заинтересованно начала расспрашивать, мол, чем занималась, где была, подчеркнуто не замечая Микулицу. Затем повернулась и делано ахнула, всплеснув руками:
– Кого я вижу? Затворник наш лесной. Алхимик великий Бертольд Шварц, воин непревзойденный Микулица, любимый мой побратим Николя, Николай Угодник, – Увидев, что монах краснеет от смущения, она наклонила голову и хитро добавила, – Угоди мне святой…
– Да брось ты Сибилла льстит, метешь хвостом как лиса рыжая…
– Рыжая это твоя хозяйка, – Отпарировала она, – А ты, что забыл, кто в старые годы с попадьей своей семерых попят настрогал.
– Ты меня в краску не вгоняй…
– За что ж вгонять. На нашем острове это в почет и почитание, – Тут же отвернулась, как бы потеряв к нему всякий интерес, но Жанна увидела, что это только хитрая игра, – А ты малышка, – Обратилась она к Жанне, – За знаниями прилетела. Твоя наперсница тебе сама уроки искусства любви преподать не хочет, ко мне послала. Хорошо. Пойдешь весталкой в Храм к воинам моим, а начнем сегодня со скал у жертвенника… только вот партнера тебе подберу, – Резко повернулась к Микулице, – Ну вот хотя бы его!
Монах медленно достал из калиты на поясе заколку Артемиды и молча протянул ее Сибилле. С лица пророчицы, слетело озорное выражение, и она сразу посерьезнела:
– Чего ты сразу то не дал, медведь чащобный. Это ж другое дело. Тебя значит, сама Мать-Природа к себе в воительницы берет…не в весталки… другое дело. Но…, -На ее курносой мордашке опять появилась смешинка, – Но ведь знания любви она тебе получать не запрещала, если я тебя девой оставлю?
– Нет, – Растерянно пролепетала Жанна, не зная, куда гнет хитрая Афродита, – Не запрещала, но сказала учиться прорицанию у самой умной провидицы в этом мире.
– Вещуньей хочешь стать? Чужие мысли знать и будущее ведать? Хорошо, выучу, станешь ведьмой, как хочет Богиня. Сколько времени у меня? – Она опять повернулась к Микулице.
– Год! – Отрезал он. У него от всей этой круговерти начала кружиться голова, – Не баба, а юла какая-то, – Подумал он.
– Ты при ней будешь? – Вскользь спросила она и тут же продолжила, – А ты что в детстве в волчок играть не любил?
– Нет, – Он поперхнулся, – И в волчок не любил, и при ней не буду. Оставляю ее тебе и ухожу, через год приеду забирать…. вот тогда и покрутимся.
– Через год я тебе Николя тут храмы на каждом шагу поставлю, только задержись…ладно? – Просительно надула она губки, зная, что спорить с этим суровым русичем бесполезно.
Она прекрасно помнила его по их встречам в Иерусалиме, и никакого зла, за то, что он тогда умчался по своим делам, на него не держала.
– Я тебя буду ждать Николя, – Подскочила, чмокнула его в нос и вдруг добавила, – Скоро тебя у меня смертная уведет…навсегда. Подари мне последний праздник. А теперь скачи. Там на проливе тебя Маруська…, Она прикусила язык, но, мотнув головой, закончила, – Мари заждалась, скачи, Удачи вам. Рада буду видеть вас обоих в своем логове. Через год.
Микулица накинул клобук и пропал. Сибилла повернулась к Жанне.
– Перво-наперво. Зови меня Афродита или Богиня. Никаких Сибилл или, не дай бог, тетушек. Второе – что я сказала, то делать беспрекословно, я знаю толк в учебе. Предупреждение я от самой Богини получила и выполню его в точности. Какой пришла, такой уйдешь. Учеба – не сахар, даже если и ночи и дни сладки. На маскарад…да, да я читаю мысли, а ты как думала…на маскарад внимания не обращай. В храмах еще не то увидишь. Люблю я хохмы всякие. Сейчас топай, тебя переоденут. Мне тут пажи с головы до ног в одежду упакованные не нужны. Да и ты теперь не паж. Вечером у нас обряд полнолуния. Пойдешь со мной в виде первой жрицы. Держись рядом. Обряд для тебя опасен. Охранять тебя будут два воина, но и они могут колдовству поддаться, тогда не стесняйся, зови меня. Прямо в голос зови. Поняла? Молчишь, так хоть головой кивай, а то, как со статуей разговариваю. Все ступай. Дура дурой, – Подумала она в след уходящей Жанне, – Пойду переодеваться к обряду я должна быть Богиней страсти и яростного желания. Хороший мужик Николя, только уж больно дремуч, – С теплотой вспомнила она монаха, – Тем и хорош. Обещал погостить, а он не врет. Подождем. Какие наши годы.
Жанна запомнила эту первую ночь учебы на всю жизнь. Умела подать себя ее новая наставница. В свете полной луны и горящих факелов на жертвеннике Афродиты ясно была видна сама жертва, одетая в белый хитон и прокованная цепью к обломку черной скалы. Жрицы Афродиты сбросили с себя туники, оставшись в полной наготе, подав тем самым знак всем наблюдавшим за началом обряда. Среди всего этого действа единственными оставшимися в одежде была сама Афродита и ее свита, разместившиеся на вершине круглой башни, стоявшей напротив жертвенника, на другом краю мыса, замыкающего вход в маленькую бухту. По знаку богини, которая сияла в пляшущем отблеске факелов, как бы сама пылающая внутренним пламенем, жрицы запели песнь, в которой говорилось о том, что одна жертва, отданная в эту лунную ночь, дарует всем, кто зачинает новую жизнь, силу и неутолимость страсти и через девять лун на смену жертве на землю явятся сотни новых жизней, рожденных от этого лунного дара. Лунные дети – дети Афродиты они посвящаются ей. Девочки станут весталками в ее храмах, жрицами Забвения, а мальчики – стражниками ее владений. Самая красивая девочка или мальчик в пору своего рассвета могут быть подарены полной луне, чтобы дать жизнь новым детям луны. Но только сама Богиня любви вправе распоряжаться их жизнями в этом мире. Песня опускалась до шепота и взлетала к звездам, стелилась по глади ночного моря и камнепадом скатывалась по склону, где в такт ей качались головы тех, кто должен сегодня зародить эту жизнь под пристальными взглядами Афродиты и Луны. Наконец, на высокой ноте, взмывшей в высь прямо к луне, камень рухнул вниз со скалы, унося свою жертву в бездну моря. Факелы вспыхнули ярким зеленым пламенем и погасли, только бледный свет луны продолжал озарять все вокруг, да на башне, где стояла Афродита, разливалось пламя ее одежд, подсвеченное не видными снизу светильниками, спрятанными за зубцами башни.
Впавшие в состояния экстаза зрители, слились в любовных объятиях, перекатываясь по траве прибрежных склонов. Два воина, стоявшие около Жанны хрипло задышали, глядя на нее, но держали себя в руках, на ней был наряд главной жрицы. На башне вместе с ними стоял король кипрский Генрих с малой свитой, человек из пяти самых приближенных рыцарей и десять весталок. Резким движением Сибилла скинула с себя свой пылающий наряд и, притянув к себе короля, упала на заранее расстеленные на площадке ковры. Как по приказу, весталки разобрали мужчин. Стоять осталась одна Жанна и два ее телохранителя.
– Вот это и есть оргия, – Раздался в ее мозгу голос Сибиллы, – Иди в покои и закрой дверь, если хочешь посмотреть, там из окна все видно… кроме меня, – С хохотом добавила она.
Жанна быстро сбежала вниз, юркнула за дверь маленькой комнаты и опустила тяжелую дубовую перекладину. Из окна она наблюдала за этой ночью любви и рассветным утром, когда измученные, измочаленные ее участники шли в море смыть с себя ночной пот, пыль и наваждение луны.
– Через девять лун у нас будет много новых слуг, – Опять вспыхнуло в ее мозгу, – Выходи. Король приглашает нас к себе в новую резиденцию на север острова близ Кирении.
– Иду, – Мысленно отозвалась Жанна, даже не зная, как у нее получилось.
– А ты не такая дура, – Последовал ответ.
Она влилась в процессию, спускающуюся к пристани, около которой на волнах качались корабли королевской флотилии, с развернутыми парусами и развивающимися на мачтах львиными прапорами.
На палубе к ней подошла наставница, как всегда прекрасная и пышущая здоровьем, молодостью, и неизбывной энергией, чего нельзя было сказать об остальных, даже ее весталках.
– Это что за наряд, – Брезгливо указала она пальчиком на платье главной жрицы, – А ну переоденьте ее нарциссом. Тебя должен желать каждый из мужчин, а ты должна всем своим видом показывать, что любишь только себя…ну и меня, – Она опять рассмеялась в полный голос, – Такая я хохотушка, – Опередив мысль Жанны, сказала она.
Морем они дошли до северной бухты в глубине, которой в роще олив и кипарисов стоял монастырь Беллапэ. Это была обитель чародеев или премонстрантов как их называли на острове. Сойдя на берег, все неторопливым шагом двинулись по тенистой аллее, ведущей прямо от причала, к зданиям монастыря. Издалека была видна крытая аркада со сводами и изящными стрельчатыми арками, опирающимися на стройные колонны, украшенными лиственным орнаментом, в честь того, что Артемида была еще и Богиней леса. В южной части монастыря почти полностью скрытой в зелени апельсиновых деревьев и кустах роз, за живой стеной акаций прятался хра