На берегах Дуная, куда она вернулась, Мария услышала забавную историю, вернувшую ее опять к воспоминаниям об Эдуарде. Эта была легенда об учреждении нового ордена на берегах Темзы во дворцах Лондонского Тауэра.
Вроде бы после победы при Креси все знатное рыцарство, участвовавшее в этом походе, собралось на бал. Как во времена великого короля Артура и легендарного Круглого стола, двадцать шесть лучших меча Англии давали обет служить своему королю верой и правдой. На шею всех новообращенных надевалась цепь с восьмиконечный звездой, внутри которой был тамплиерский крест.
Расшаркался король, решил показать, что он помнит свое обещание мне данное.
– Мол, отомстил Франции за тамплиеров, – Подумала Мария удовлетворенно. Когда же ей рассказали про подвязку, будто бы упавшую с ноги фаворитки, она искренне рассмеялась. Потом, наморщив носик, долго вспоминала, чем же она тогда затянула узел с доспехами для Черного Принца и, вспомнив, рассмеялась уже во весь голос. Да, действительно. Когда узел стал расползаться, она сняла с ноги подвязку и перетянула его посередине. Видать младший Эдуард действительно решил, что она Богиня войны, а это ее талисман, даденный ему на счастье. Пусть так.
Черная Смерть наступала медленно и неотвратимо. Уже кричала мысленно из Неаполя Жанна, что город косит мор и страшные язвы. Уже на Сицилии прекратила существование династия Ангелов, просто потому что править было не кем. А поступь чумы была тяжела и страшна. Подружка Марии – Смерть косила свою жатву обильно и широко. Прошлась стальной косой по Тоскане с ее гордой Флоренцией и по пригородам Венеции, где обосновался ныне торговый люд. В Венеции покосила всех, кто не успел на острова перебраться, но и там пробежалась, сгубив почти что половину. Только в гетто финансисты империи уцелели, отсидевшись за высокими стенами, за мечами и секирами стражи и щитами рыцарей братских дружин. В Тоскане, надувшейся гордостью, под рукой нуворишей Медичи прибрала почти всех. Сунулась на перевалы в сторону горных альпийских кантонов, но, увидев зеленые куртки стрелков Артемиды, откатилась назад. Не со страху, а единственно из уважения к Стражам. Повернулась к Лангедоку и Авиньону, отомстила всем, кто катаров унижал и мучил. Рванула в Каталонию и Испанию, легко пробежав по горам Арагона. Застыла, оглядываясь, как бы прислушиваясь и принюхиваясь. Откуда ветер дует. И резко крутанув, повела свои войска возглавляемые полчищами крыс, прозванных с тех пор комнатными собачками дьявола, в сторону Франции и Англии. По земле шел Великий Мор. Шел тяжелой поступью выпущенного из темницы узника, разминающего затекшие члены. А вслед нему с неприступных утесов далеких Гиперборейских гор, смотрела сама богиня Марана – богиня потустороннего мира.
Великий Мор приходил в города, не обращая внимания на высокие стены и могучие башни. Он не боялся городских дружин и ремесленного ополчения. Его не страшили костры инквизиции и застенки монастырских тюрем. Он улыбался, когда видел смерть в пламени костра очередного знахаря и веревку на шее ведьмы. Чем меньше, тех, кто с ним знаком, тем легче его поступь.
– Жгите и губите всех, тех, кто знает мои слабости, – Думал он, – А потом вами займусь я!
Люди бежали в города, сбиваясь в испуганное стадо, сваливая в кучу свои потные и больные тела. Черная Смерть жила в их телах и приходила вместе с ними на городские площади и торжища. Народ ломился в ворота монастырей, ища защиту под сводами церкви, но смерть косила их и там. Только неприступные ворота замков и внутригородских кварталов, где жили имперские люди, оставались на запоре. Да еще, не откликались на зов обезумевшей толпы, братские комтуры, за исключением госпиталей и лазаретов. Даже верхушка общества, которой, казалось, было легче оградить себя от этой напасти, и та не осталась в стороне.
Неумолимая поступь Великого Мора настигла Джейн дочь короля Эдуарда в Бордо, на пути в Испанию, куда она торопилась к брачному столу с сыном кастильского короля Альфонса. А самого Альфонса Мор застал во время штурма им крепости Гибралтар и тихо увел за собой в небытие вместе с доброй половиной его войска, оставив трон молодому Педро. На обратном пути заскочил в Арагон, навестил юную Элеонору, ввергнув в неутешное горе супруга ее короля Арагона. Размашистым шагом пошел на север, прибирая по пути всех без разбору. Красавицу Лауру возлюбленную восторженного поэта Петрарки. Затем взял и его покровителя Джованни ди Колонну. В Авиньоне, как бы в отместку за издевательства над Жанной, выкосил весь папский двор. Прибрал всех епископов на берегах Туманного Альбиона и притих, отдыхая от обжорства.
Легкий на ногу, встал, сунулся к Адрианову валу, увидел там зеленые куртки стрелков Артемиды, как и его подружка, Смерть на перевалах Юпитера, не стал лезть на рожон и повернул назад к югу. Мягко обошел Фландрию, как бы сторонясь имперских прапоров на башнях. И соединившись со Смертью и ее приближенными на скалистых склонах северных Альп, веером пошел по всей Ойкумене. Полабские земли, Остирия, Угорщина, Земли по западному берегу Дуная – все, теперь пределов им не было. На Дунае войско Нави опять пригнулось, пропуская через себя разгулявшуюся парочку – Черную Смерть и Великий Мор, беспрепятственно давая им дорогу на Северную Русь и чуть далее до Города Пресвятой Богородицы, где поднял голову Симеон, даже прозвание получивший – Гордый.
Симеон Гордый, будучи сыном Ивана Калиты, прозванного так, за то, что все коши ордынские с дальних земель свезенные на Русь, от малых и больших бед укрытые в главном мытном дворе на реке Москве, объединил в один кошель-калиту, жил под присмотром Чигиря. Чигирь же был из старых волхвов, тех, что в Орде еще при первых походах служили. Обучал он все свои годы тайную сотню «Багаз» премудростям Спаса Нерукотворного, знаниям языка птичьего и звериного, и умению тропами сокрытыми ходить, следов не оставляя. На старости же лет в Хазарию, землю для старых воев-возвращенцев, с походов дальних возвращаться не стал, и прибился к молодым княжичам: Симеону, Ивану да Андрею, сыновьям главного казначея имперского Ивана Калиты. Они по наказу батюшкиному и поделили промеж собой право калиту от ворога защищать и хранить казну имперскую не щадя живота своего. В это время, Андрей по молодости еще в Серпухове науку изучал. Иван со слугой верным, стремянным Еремеем, по Правде пошел в Орду отслуживать, по дальним землям опыта набираться. В общем, так судьба сложилась, что остался при казне-калите один Симеон. С того и нос задирать стал вверх, что тяжким грузом на сердце легла ему золотая казна. Властолюбие да корысть стали сердце точить благородное, как жук короед точит дуб вековой. К тому времени малец Варфоломей, к коему Микулица являлся, силу набрал и под именем Сергия Радонежского в сонм Просветленных принят был. Поручили ему Совершенные унять гордыню Симеонову. Тот вроде выю князю согнул, лавру отстроил для новой братии орденской, однако князь не унялся. Чигиря сослал в северный край, объявил себя единоличным управителем, стал с новгородским торговым людом снюхиваться, видимо ослепили очи княжеские и сияние золота в казне и речи яркие и приветливые от льстивых людей.
Потому и шли без остановки на Русь Великий Мор и Черная Смерть, потому что стало гнилью из самой сердцевины попахивать. Прошли по Новгороду торговому, оставив за собой плач и дымы костров погребальных, и предстали пред князем, что сидел в расцвете сил на московской мытне, отцовский великокняжеский стол во Владимире оставивший, ради золота поганого. Гордо поднял голову тридцати семилетний император, оправдывая прозвище свое, и прямо глянул в холодные глаза Смерти красавицы.
– Понял, – Сказал спокойно, – Понял, пришла моя пора. Не угодил я Богам. Знаю чем. Сладка власть, еще слаще золото. Дозвольте, слово братьям молвлю.
– Молви! – Кивнул головой Великий Мор.
– Приказал нам батюшка жить заодин, – Повернулся к братьям, невесть как очутившимся в палатах, Симеон Гордый, – Так и я вам приказываю заодин жити…я не смог. Бес попутал. А лихих людей не слушайте, которы начнут вас натравливать друг на друга…помните слова мои…, – Дыхание его стало труднее, он глянул туда, где стояла Смерть и увидел рядом с ней Марью – Мать Ариев, с распущенными по плечам огненными косами. Понял, – Вот кто их сюда призвал. Против старых Богов ради корысти свою душу променял. Дурак, – Продолжил с хрипом в горле, – Чтобы память родителей наших…свеча бы не угасла… – И испустил дух.
– Чтобы свеча не угасла…, – Эхом повторила Марья и игумен в накинутом на плечи черном плаще с белым крестом.
– Подойди сюда Иван Иванович, благословлю, – Игумен осенил нового князя широким знамением.
– Слушайся Сергия… и сердце своего, – Поцеловала в лоб Ивана Марья и шепнула в ухо, – Еремея от себя не отпускай, измена близко ходит. Святлицу свою, что в Волчьей Загуби живет, люби, она моя сестренка. Прощевай.
Вскинул голову Иван, но не было вокруг ни кого только он, и брат Андрей возле усопшего князя Симеона, да в углу святой игумен Сергий из Троицкой лавры.
Марья, выйдя за дверь, подозвала к себе черноризца Алексия крестного сына Ивана Калиты, в миру Федора, горячо зашептала ему в ухо.
– Феогност митрополит отойдет вслед за князем в одночасье. Больно золото оба полюбили. Тебе их место занимать. Ивана Красного старые Боги лет через десяток к себе заберут, он с ними пуповиной связан, для новых дел не гож. Тебе отче воз тянуть. Тебе, и братии Сергия Радонежского. Стройте на Руси новую опору, новой власти. Стройте по поясу Симонову, что от Андрея Боголюбского вам завещан. Пусть Москва поднимается, как новый град Иерусалим. Пришлю тебе мастера Бориса Римлянина, он научит людей твоих штуки интересные лить и чудесной смесью их набивать. Потом все от него узнаешь. Одна просьба к тебе отче. Пусть твои мастера Бориса попросят показать, как колокола лить. Хочу, чтоб над Москвой колокольный звон лился. Малиновый, – Повернулась в темный угол, властно приказала, – Пойди сюда Еремей!
– Рад служить, – Из угла вышел дюжий хлопец с перетянутыми по-волховски волосами, – Чего прикажешь Марья-Кудесница?