рове у Раймона. И не для нее. Может быть для Жанны? Но точно не для нее. Для судей! А она не судья, ибо помнит слова великие. «Если бы судили сами себя, то не были бы судимы!». Потому и не берет ношу эту на плечи свои. Она еще раз тряхнула головой, заученным жестом собрала косы в пучок и убрала их под шлем. Обернулась на стук копыт. Угрюмы подводили ей иноходца. Пора! Она взлетела в седло, не касаясь стремени, оставив все сомнения здесь на западном берегу Дуная, на земле подсудной людям и неподсудной Совершенным. Там, где судят люди, там молчат Боги.
Издалека она увидела поспешавшего к ней Микулицу. Монах был явно расстроен, и она чуть заметным движением колена направила коня навстречу к нему.
– Что случилось, старинушка? – Мари свесилась с седла, – Что за дума тяжкая на челе?
– Да вот спешил, пока тебя ветер попутный не унес! – Пробасил Микулица.
– Да я б, с тобой не попрощавшись, не сгинула.
– Говорят, ты на родную сторону путь держишь?
– Кто говорит?
– Люди бают!
– На родную, на родную. Правду бают. Но тебя не возьму. У тебя другой путь! В Париж, на улицу Нотариусов, – Резко отрезала она, – Да и мне не в радость. Старое требушить. Раны зажившие бередить. Но… надоть! С Богами не спорят!
– Кланяйся родной стороне. Могилам предков наших. Церквам, нами поставленным. Якорю, что на алтарях и могиле побратима нашего Андрея.
– Так нет же могилы его, старинушка. Прах его мы над озером Плещеевым развеяли, а местом памятным ему Святой Дом Богородицы поставили.
– Вот Дому тому и кланяйся! От меня из далеких земель. Нагнись, обниму, – Он облапил ее по-медвежьи, звякнув бронями о брони, и, не стесняясь, поцеловал в губы. Отпустил, широко перекрестив, – Ступай с Богом. Скатертью дорога. Буду ждать тебя всегда и везде, – Резко повернулся на каблуках и размашисто зашагал прочь.
Мари выпрямилась в седле. Больше ее здесь не держало ничего. Она, не оглядываясь, направила коня к переправе на восточный низкий берег, стегнув коня шелковым арапником. Угрюмы пристроились сзади, чуть забирая слева и справа, прикрыв ее со всех сторон. Путь их был далек и несладок, туда на Русь.
А за ее спиной на западном берегу полноводной реки Дунай, что разделила этот мир на Правую и Неправую стороны, судьи назначенные Иисус Навином, начали вершить скорый и кровавый суд.
– Судьи, – Она опять ухмыльнулась про себя, погоняя коня, – Кто судьи-то? Мария помнила байки еще про первую Орду. Про тех, кто завоевывал дикие места и ставил на них Империю. Про пращуров тех, кого они с Навином выжгли огнем и мечом.
– Как их звали-то? – Она наморщила лоб, – Ах да! Рыцари «Круглого стола». Точно, точно! Менестрели и ваганты много разных песен пели в старые времена о короле Артуре и его рыцарях. Помнится, там было двенадцать королей. А сейчас двенадцать судей. Насмешка какая-то! Или все вырождается со временем, от героев к червям. – Она опять потерла лоб, пытаясь вспомнить и тех и других.
– Осторожно госпожа! Берег скользкий, не ровен час, спотыкнется конь-то, – Старший Угрюм придержал иноходца на подъеме.
Мария поблагодарила его взглядом и опять послала коня в галоп.
– Ладно, старых воев я забыла, хотя раньше такого не было. Но вот судей-то этих можно было и запомнить. Чай при мне их Навин-то назначал, – Она стряхнула с себя этот обморок, и они прошли пред ее глазами чередой, – Ага, ну вот! Сейчас вспомню, – Она прикрыла глаза и про себя внятно начала перечислять, – Гофониил сын княжеский, тут вдоль Дуная в междуречье сел. Да где ж ему при таком отце-то и быть. А чуть северней, по берегам того же Дуная, сынок Геры – Аод, жрицы земель завоеванных, себе должность оторвал. Ничего что левша, Правь будет править по Правому.
Иноходец набирал ход, наматывая на копыта длинный и скучный путь. Мари почти задремала в седле, под его мерное покачивание, но продолжала вспоминать.
– Самегар, сын Анафов длань свою над полесцами простер. Кто таков? Даже вспомнить трудно. Дебора-пророчица. Из новых весталок. Какая к дьяволу пророчица? Если она мужнина жена. Тоже мне весталка, за мужем! Обхохочешься! Туда же! Сама не воин, так обольстила воеводу Барака. Видать из старых медвежьих родов и подалась в Кадис, в Гишпанию, порядок наводить. Там к тому же и Гедеон со своими тремястами карателями в Хересе куролесит. Практически всех из мушкетов положил. Даже рук не замарал. Судья! Дай дураку порох, так он всех запорхает! – Мари зло хлестнула жеребца, и он разом вырвался на полмили вперед, только грязь полетела в стороны, обдав с ног до головы прохожего в серой рясе.
– Ошалели все с этой войной! – Зло бросил он вслед, – Защитнички! Что б вас всех Марана прибрала!
– Авимелех этот, от крови совсем обалдел, – Продолжала вспоминать Мари, – Как упырь опился видать до одури. В родной город пришел, так с блажных глаз, с озверения полного, семьдесят братьев в обители лично сам порубил. Нет бы на орденских братьев, что мечом не хуже его владеют, руку поднял, а то порубил убогих, что в богадельне век доживали. И поделом, что его горожане вместе с его наемниками вырезали. Озверел народ от крови пролитой! – Она натянула поводья, различив в вечерней мгле придорожную таверну, и повернула к ней, – Стой! Будем братцы приваливаться, да вечерять. Один из Угрюмов направился к воротам постоялого двора, уверенно тыкнув в него тяжелым шестопером. Ворота гулко отозвались глухим звуком, но так и продолжали оставаться закрытыми. Угрюм двинул по ним в полсилы, на что они ответили звонким эхом моренных хорошо пригнанных плашек. Однако результат был тот же, что и в первый раз.
– Эй, хозяева! Повымерли что ли? Гостей пускаете? – Хриплый голос Угрюма разорвал вечернюю тишину.
– Ты что ли гость? – Неприветливо проскрипело из-за забора.
– А то! – Ответил Угрюм.
– Незваный гость хуже татарина! – Последовал ответ.
– А мы не одни, с нами динарики имперские, – Весело поддержала Угрюма Мари, звякнув калитой на поясе. Про себя отметила, – Народ ордынцев уже в разряд худшего зла произвел. Хорошо хоть татарина, а не казака помянули…
За забором кто-то с кем-то посовещался, и тот же скрипучий голос спросил.
– Сколько вас? Отдельно людей, коли вы люди? Отдельно динариков?
– Людей, – С едва сдерживаемым смешком, ответила Мари, – Людей, коли мы люди, пятеро всего, а динариков пятнадцать.
За забором опять пошептались и, наконец, со стуком отвалилась балка, прикрывавшая вход. Створка ворот распахнулась, пропуская их в темноту двора. Кони опасливо вошли за ворота. Угрюмы спрыгнули с коней и придержали повод Мари, помогая ей сойти. Темень для них была не темнее яркого дня, и они уже успели рассмотреть кряжистого хозяина, двух его сыновей, таких же кряжистых мужиков и человек шесть дворовых холопов. Все они были кое-как вооружены. Однако в глубине двора стояло трое девок, что говорило о вполне мирных намерениях хозяев. Хотя может, мысли в их голове еще пока зрели.
Мари уверенно пошла к крыльцу, на ходу стягивая с руки железную рукавицу.
– А что в этом доме с дороги путнику, хотя бы ковш воды подадут? – Весело спросила она и сняла с головы золоченый шлем, рассыпав по плечам свои косы.
– Подадут, подадут. И вина и пива подадут. И стол накроют, как для самой Девы Ариев, – Засуетился хозяин, как-то сразу сняв с души тяжелый камень ожидания, – Проходите в горницу, к столу. Красен дом не словами, а пирогами. А вы вертихвостки, мигом стол накрыть! Видите, кака гостья к нам залетела, – Он шуганул девок, и они порхнули в кухню, мигом вылетев назад с разным угощением, расставляя его на невесть откуда взявшейся белой скатерке.
– Здрав буде хозяин! – Мари поискала глазами образа. Не нашла и поясно поклонилась хозяину. Глаза их встретились на мгновение, и он вздрогнул. Мари то же поняла, – Ведун. Друид из старых волхвов. И он ее то же узнал, но виду не подал. Матерый волхвище.
– Здрава буде боярыня, или как вас теперь кличут. Прошу к столу. Чем богаты, тем и рады, – Он широким жестом обвел горницу.
Мари села в угол, лицом к залу, как ее учили еще братья Храмовники в Святом Граде Иерусалиме. Задумалась.
– Как давно это было уже и не помнит об этом никто, – Стряхнула наваждение, – Что-то ни то сегодня. Ночь что ли такая? – Продолжила вспоминать судей, – Судья Фол, Судья Яр, Судья Неффай, Судья Есевон, Судья Елон, Судья Авдон… ничтожества. Кроме имен и вспомнить о них нечего. Хотя… вот Судья Самсон. Из братьев назареев. Но то же какой-то выродок. Бабник и кутила. Ума в голове, кот наплакал. И кончит плохо. А Далила-волховиня, девка хоть куда. Хотя… тоже стерва. – Она прикрыла глаза, как бы отгораживаясь от видений шторками своих густых длинных ресниц. Однако видения не пропадали и опять выплывали лица этих серых людей, единственным достоинством которых была их преданность Империи.
– И предадут также легко, как в крови купались. Крысы, двуногие крысы, – Раздался знакомый голос в ее мозгу.
– Гуляй! – Радостно узнала она, – Гуляй ты-то где?
– Да я в Гишпани у Педро. Завидую тебе. Родину увидишь. С волхвом поосторожней. Он волхв темный. Что-то за душой у него не то. Смотри!
– Спасибо тебе крестный! Поостерегусь, – Она открыла глаза, протянула руку к бокалу, покачала его в руке и вдруг резко протянула одной из девок, – Пей!
– Нет! – Отпрянула та, от неожиданности не сумев сдержать выскочивший ответ.
– Тогда ты! – Мари протянула кубок хозяину, легко толкнув под столом ногу Угрюма.
Братцы подобрались, шерсть на загривках поднялась, глаза сузились, и зрачки зажглись медовым цветом. Но в глубине волчьих глаз полыхнуло цветом крови и пожаров.
– И они тоже крови вкус полюбили, – С сожалением подумала Мари, – Не вурдалаки, а полюбили.
Рука ее, держащая бокал повисла в воздухе, пальцы разжались, и он медленно стал падать на стол. Так же медленно рука ее скользнула под стол к кривой половецкой сабле, с которой она не расставалась никогда. Сквозь какую-то пелену она видела, что Угрюмы, метнувшись сразу на все четыре стороны, и выхватив свои короткие мечи, рубились с навалившимися на них разбойниками, что хозяин, уклонившись в сторону, дает возможность появившимся в дверях арбалетчикам выпустить свои смертоносные болты по незваным гостям. Но все это заняло не более секунды. В следующую секунду она немыслимым кульбитом вылетела из-за тяжелой столешницы, оказавшись на длину клинка от арбалетчиков, что и стоило им жизни. Затем, резко развернувшись в прыжке, мягко, как пантера приземлилась в центре зала, и ее сияющая сабля достала одного из нападавших. В то же время каждый из Угрюмов разобрался со своим противником, и теперь они стояли посреди комнаты спина к спине, прикрыв ее со всех сторон. Отработанная годами, даже веками, тактика была безупречна. Они были уже в шлемах и перчатках. Впрочем, и сама Мари, не заметив этого, тоже была в полном боевом облачении, только волосы выбились из-под шлема, накрыв ее рыжим водопадом.