В комнате никого не было, кроме остывающих трупов. Мари мысленно приказала волхву явится к ней. Он тяжело сопротивлялся, но все равно не выдержал, и дверь со скрипом отворилась.
– Зачем? – Выдохнула Мари прямо ему в лицо, – Зачем?
– Все так! – Понуро ответил волхв.
– Но ты не все! Ты ведун! Кудесник! Чародей!
– Мор и Черная Смерть жалости не имут!
– Так то Мор и Смерть! Они Мараны дети! А ты?
– Все мы смертны на этом свете, – Он склонил голову, – В Нрии Велес разберется.
– Не разберется! Я за него! – Она полоснула сверкающим клинком прямо по склоненной шее, – Поджигай! – Бросила на ходу Угрюмам и вышла во двор. Схватила за косу пробегавшую девку, заткнув ей в глотку крик ударом стальной перчатки, – Коней!
Уже взлетая в седло, зло бросила в темень ночи.
– Судей им дали! Судьи вроде им голову поправят! Какие к дьяволу судьи!! – Не оборачиваясь, бросила, – По-над берегом пойдем, через горы к Замковой вершине. Там брат Карл сидит в Праге. У него, надеюсь, нас отравленным вином поить не станут и за золотой динарик ночью в постели не прирежут. Давайте братцы поднажмем. Лучше кружок по горам дадим, чем в каждой таверне мечом махать.
Они повернули вдоль реки в сторону Праги, оставляя за спиной раздуваемое ветром пламя, взметнувшееся над крышей постоялого двора. Мари показалось, что в пламени костра мечутся души старого волхва и его сыновей и дочек.
– Да и ладно, – Подумала она, – Пусть летят с жаром костра в Ирий. Зла на них не держу. Девок жаль. За отца дурня пострадали. Да и оставлять их на потребу солдатам или бродягам залетным то же грех был. Там отслужат Артемиде, коли нужны будут.
Горная дорога вывела их к Замковой вершине, где на перекрестке стоял Чумной столб с сияющим даже в сумраке ненастного дня щитом Давида.
– Крепко веру насаждают, – Опять подумала всадница, – Все теперь корень ищут из дома Давидова, от Пресвитера Иоанна, Императора главного. А то, что они здесь через карантин бегущих от Черной смерти пропустили, а не порубили всех в капусту, то земной поклон братьям госпитальерам. Честь им и хвала по гроб их жизни.
Она направила коня вправо от столба на широкую дорогу, ведущую к новой столице наместника Карла, объединившего все земли к северу от Дуная не тронутые дыханием Великого Мора. Карла избрали наместником, древнейшие воинские роды, ведущие свои корни от Генриха Льва и Альбрехта Медведя. Родом он был из Бранибора и родословную вел, как от Ангелов, так и от Медведей. Имперский Совет его утвердил и на башнях Праги взвился стяг со львом стоящим на задних лапах.
Воины Навина за Замковую вершину нос не совали. Да и разбойники тоже. Ходили слухи, что на перевалах и в самом замке, нависавшем серой громадой над дорогой, кто-то видел зеленые кафтаны Стражей. Может видел, может нет, может врут люди, но проверять сам этого никто не решился. Поэтому волна, как Великого Мора, так и Великого Очищения остановилась здесь у Чумного столба и откатилась назад к закату солнца.
Мария же и ее неутомимые спутники Стражей не боялись и путь свой продолжили в гости к Карлу спокойно и безостановочно.
Глава 6Возвращение
Желающего судьба ведет, не желающего – тащит.
Карл Люксембургский, Карел Чешский, собравший остатки Римской, то есть западной части Империи после опустошительного урагана Черной Смерти и уберегший их от четвероногих и двуногих крыс, по меткому определению Гуляя. Карл Четвертый – наместник Угорщины, Богемии, Германии, Остирии – всех полабских земель уцелевших на восточном берегу Дуная. То ли их Дунай уберег, то ли неприступные вершины Татарских гор, то ли Стражи на перевалах, то ли сами Боги. Однако выбранный на свое место и получивший ярлык на наместничество из рук царя-священника, а с ним и имперский штандарт, Карл – императорское «Слово и Дело», на этих многострадальных землях, бразды правления взял в руки жестко.
Прага и до Карла крепко стояла над Влтавой, раскинувшись по ее берегам. Еще первые воеводы ставили ее по всем правилам речного замка – замка. На высоком берегу – Вышеград, как и везде, а на пологом – Град для ремесленников и простолюдинов. Мария вспомнила, что обживала тогда город этот любимица ее, Любаша, что сменила ее в дубраве на зеленом берегу чистой речки Нерль в далекой Залеской Руси. Потом станет она берегиней воеводы Пржемысла, что основал Прагу и будет хозяйкой в его тереме, в высокой башне над рекой. Но то было давно, еще в ордынские времена, а ныне город разросся, разбежался от реки. По левому берегу от Града раскинулась Мала Страна, а по правому Старо Место и Ново Место.
Мария направила коня к переправе, где уже началось строительство нового моста, связывающего Малую Страну и Старый город. От Костела Девы Марии к Церкви Марии Снежной вел каменный мост.
– Чтят здесь Деву Ариев. Старые роды и вера старая, – С удовлетворением отметила Мария, и повернула к королевскому дворцу.
Карл встретил ее гостеприимно, и по родовитости, и по зову сердца. Он знал Марию давно и любил ее. Отметил только складку на лбу и непомерную усталость на челе. Да еще какую-то опустошенность в бездонных лазоревых глазах. Как мог, попытался развлечь гостью, но та, поблагодарив, устало попросила оставить на время ее отдохнуть от всего виденного, слышанного, сделанного, да дать провожатого сходить в гости к Лазарю, что живет в Еврейском городе по соседству с костелом Святого Николая, Микулаша, как принято говорить в Праге.
Карл удивился, но вида не показал. Мало ли что у женщин на уме, может надо чего по женской части. Говорят у еврея этого масса всяких примочек и настоек разных. Ворожей, одним словом. Провожатых обещал.
Утром Мария, взяв только двух Угрюмов и провожатого, накинула на голову покрывало, и в женском платье отправилась в Еврейский город, часто называемый местным народом «город Иосифов» по первым его поселенцам.
Город этот, точнее имперский квартал мытарей и торговцев, раскинулся, как ему и полагается в Старом Месте у Большого рынка. Вот там, рядом с монетным двором и проживал Лазарь. Они дошли до двухэтажного укрепленного строения с прекрасными стрельчатыми окнами, выложенными цветным стеклом с тонким узором. Мария поблагодарила провожатого и отпустила его. Наказав Угрюмам ждать ее у входа, она уверенно толкнула тяжелую дубовую дверь, и та легко подалась без всяких усилий, как будто только и дожидалась ее.
Навстречу ей шел седой старик, судя по осанке, благородного происхождения. Он подошел к ней и по-братски обнял ее.
– Проходи, проходи Мария, Малка Иерусалимская, Лучезарная. Проходи, садись. Что привело к моему шалашу? – Голос его был крепок и не соответствовал годам.
– Ветер войны занес пролетом с западной стороны в восточную, – Устало ответила Мария.
– Ты ли с запад на восток стремишься или война? – Прямо спросил Лазарь.
– Обе, – После паузы ответила гостья.
– А ко мне зачем?
– За советом и за лекарством.
– От усталости души лекарства нет, – Прозорливо ответил мудрец, – А совет…что ж, совет всегда рад. Почему я?
– Ты был любимым учеником самого Христа, когда он говорил, что на земле будет царство справедливости и любви…
– Оно будет…. но это не оно. Что хочешь еще узнать?
– Что делать мне?
– Выполнять свою долю. Христос выполнил свою, я выполняю свою. Ты выполняй то, что тебе спряла пряха Макошь, твоя богиня Судьбы, – Он помягчел, – Я вот буду людей учить наукам. Упрошу Карла школу открыть для знаний. А тебе на Русь. Устала? Вижу, что устала. Сядь вон там, в нише на лавчонку. Посиди. Сил наберись. Долгая дорога впереди. Не так долга верстами, как долга горестями. Это еще цветочки, ягодки впереди.
– Впереди!? – Мария вздрогнула, – После всего того, что было…ягодки впереди!?
– Впереди, впереди. Забыла мудрость волховскую «Чем дальше в лес – тем больше дров». Напомню. Отдыхай Лучезарная. В тебе народ свет видит, а ты сама мрачней тучи. Все пойду, не буду мешать. Спи.
Мария проснулась скоро свежая и спокойная. Знал любомудр, что-то свое. А может не даром его, в любимых учениках Христа числили. Точно знал. Она встала, увидела ковш свежей воды. Отпила пару глотков и омыла лицо. Словно новой жизни в нее вдохнули. Складка, пролегшая за это время, пропала, и на щеках заиграл румянец. Даже волосы, кажется, полыхнули не красным пожаром и не кровавым отсветом, а солнечной зарей. Она встала, поклонилась на три стороны и легкой походкой спорхнула с крыльца к своим стражам, понявшим по ее виду «Пора в путь».
Кони вынесли их на высокий берег над рекой. Она плавно несла свои какие-то серо-коричневые воды меж холмами, делая широкую петлю прямо под ногами ее иноходца.
– Ну что, вот и добрались. Здравствуй Дон-река, Смородина, Москва-матушка! – Она приложила ладонь ко лбу и посмотрела туда вниз по течению, где горбом на болотистом нижнем берегу вздыбился холм, похожий на спину встающего из берлоги медведя.
– Куда путь держим? – Спросили хором ее вечные стражи.
– На Бор, к Спасу, что мы тогда с Микулицей ставили, – И, подняв коня на дыбы, она крутанула его над кручей, так что впору было ожидать, что рухнет вниз в бурлящую воду.
За темной стеной вековых сосен, взметнувшихся в голубое небо, только опытный глаз мог различить приземистые купола крепко слаженного рубленого монастыря с главным собором, таким же кряжистым и крепко стоящим на земле. Всем своим видом монастырь говорил, что он здесь надолго, скорее всего навсегда. Не вами, мол, поставлен – не вам во мне и службы служить. Мария и Угрюмы постучали в тесовые ворота. Проехали во внутренний двор и, спешившись, склонили голову перед старым монахом.
– В дом прошу. Не побрезгуйте гости дорогие скоромным угощением, – Старец повернулся и пошел в трапезную.
Гости спешились и прошли за монахом.
Наутро Мария сама вывела коня и поехала в Богоявленский монастырь, что расположился у подножья холма в конце просеки ведущей от изгиба небольшой речушки, пересекавшей холм. Через речушку, стараниями людскими превращенную в глубокий ров, был перекинут крепкий бревенчатый мосток, упирающийся в тын, то ли крепостицы, то ли походного стана. У ворот крепостицы стоял вой, опирающийся на длинное копье с конским бунчуком.