а Богородицы.
– Надо будет заглянуть к ним, – Подумала Мария, – Посвятить их в вравронии. Они обе это заслужили. Да и понесут достойно имя это и других за собой поведут.
Хорошие девки. Икону им Богородицы Целительницы надо будет подарить.
Пригодится скоро. Ой, как скоро. Она опять вернулась мыслями к Сергию. После явления к нему Микулицы отрок Варфоломей целиком уверовал в свою избранность. Не без участия матери ворожейки начал постигать науку волховскую. Тоже ведь тезка – Мария. Сколько таких маленьких Матерей Ариев, чародеек лесных по глухим местам Руси разбросано. Тянут свою лямку незаметно. Взращивают отпрысков своих. Кто кудесника, кто ушкуйника, кто опричника. Доля она доля и есть. Прядет свою пряжу Макошь. Кто ж за занавески Судьбы заглянет? Мало таких. Вон мать Варфоломея в щелочку только свет увидела, а смотри, как ухватилась за ниточку. Вытянула ему клубок Посвященческий. Молодец! Рассуждая так почти вслух, посланница отметила про себя, что наука пошла на пользу фанатичному подростку и вскоре он настойчиво устремился к знаниям.
Однако тянулись, вплетались в его пряжу нити старых веков. С легендарных Андреевых лет, что перепутались ныне в народной молве в тугой неразрывный узел, и трудно уже было разделить, о чем речь идет. То ли о временах Андрея Первозванного, что Русь крестил. То ли о временах Андрея Боголюбского, что Русь в кулак собирал. Хотя может, и не просто так перепуталось, а по воле тех, кто перепутал все. С тех еще времен от Благоверного князя Андрея остались в темных заволжских лесах Залеской Руси четыре обители. Лесами окруженные, мохом поросшие, молвой людской вознесенные. Легендарные, былинные обители в коих богатыри русские покой свой находили, по преданиям народным. Мария же знала, что ставили эти монастыри, к ромы, комтуры еще для первой орденской братии с князем Андреем пришедшей из далеких Заморских земель. Для той братии, что они тогда все вместе с Андреем, Микулицей и первыми Мастерами воспитывали и взращивали. Для той братии, что вырвала тогда мятежную полову с Залеской земли и помогла Всеволоду, брату Андрееву, прозванному потом Большим Гнездом, собрать Русь под руку свою и расширить пределы ее от моря Вряжского до моря Русского.
Вот из этих обителей корни росли. Спасо-Каменной на Кубенском озере, где учили воинов искусствам Спаса Нерукотворного, а мастеров знаниям, как церкви каменные по Симонову поясу ставить; Белозерской на Белом озере, где разместились еще при Андрее братья храмовники из первой дружины его словенской под воительством воеводы Глеба. Валаамской Спасо-Преображенской, основанной Сергием и Германом воеводами полабской дружины Андреевой. Челмской, рядом с городком Каргополем, Кириллом основанной, что из старых заморских братьев. В далекой Англии у Генриха Ангела, побратима Андреева, его дружинники иерусалимские такую же обитель тогда заложили в королевстве Эссекс и название такое же дали крепость Челмс. Мария вздохнула, вспомнив Генриха, Людовика, Фридриха, а более, вспомнив своих подружек Алинору и Сибиллу и ту шальную ночь в Иерусалиме, с которой началась Империя. Так вот, эти четыре обители, спрятанные в глубине северных лесов, за реками и озерами сурового Белозерского края и дали основу в пряжу судьбы его. Нити эти обвивались новыми. Ветвились. Уже на южные земли шагнули орденские братства. В костромских лесах обживалось Нерехтское братство под рукой Пахомия, ушедшее из стольного города Владимира. На нижней Волге у Новогорода Дионисий собирал паству вкруг Печерского монастыря. Стефан Махрищевский и Дмитрий Прилуцкий свои скиты ставили. Но более всех росла Москва и все, что было вкруг нее. Еще бы – Дом Пресвятой Богородицы. Здесь и было место Просветленному Сергию. Здесь он и обосновался в Маковецком урочище. Сюда и гнала коня Мария.
Сергий обосновался в своем урочище вместе с двенадцатью братьями. Взращенный матерью на преклонении пред братскими общинами, еще старого орденского обряда, он и жизнь в монастыре основал по старым Иерусалимским Ассизам. Все там было подчиненно Уставу, следующему указаниям «Писем Святого Гроба». Старому, еще Приоров Сиона, уставу братства, написанному ессеями и сепулькриерами – хранителями Гроба Святого. Но даже это не помешало ему в начале пути, еще в одиноком житие в пустыне своей, воспользоваться волховскими знаниями, переданными ему матерью, и обратиться за знаниями к самому Святобору – Велесу. До сих пор народ бает, как ходил к келье его, в лесах заброшенной, дикий медведь.
На трех основах: Вере, нестяжательству и безбрачию решил ставить церкву свою Сергий, по старым канонам, по любомудровым заповедям и церкву свою потому нарек «Троицей», что на тех заповедях стояла. Свет божественный зажгла в нем мать после явления Микулицы, и тот свет выводил его на пути к Посвященным. Все это, однако, было впереди.
Мария спешилась в бору на соседнем пригорке. Бросила повод младшему Угрюму. Поманила пальцем старшего.
– Двух здесь оставим. Коней пусть сторожат. Ты, да еще одного с собой возьми, со мной пойдешь. Я теперь и монахам доверять престала. Того и гляди, сожгут, как ведьму.
Достала из дорожной сумки женское платье побогаче, оглядела критически. Махнула рукой, ладно пусть боярское будет. Отошла за куст и вскоре вышла во всей красе. Подобрала полы и расшитые длинные рукава, заткнула за пояс, что бы под ногами не путались, охлопала себя руками, не звенит ли где тонкая кольчуга. Затем повернулась вокруг себя и направилась в сторону звонницы, даже не оглянувшись назад. Знала и так, что Угрюмы следуют за ней след в след.
Навстречу по дороге идущей от обители попался им посланный куда-то явно с поручением человек. По черной рясе и клобуку, надвинутому на глаза, Мария определила орденского брата.
– Это Яков по прозвищу Якут, он у них всегда на посылках, больно на ногу скор, – Пояснил Угрюм, который по ее поручению все вызнал о жителях этого местечка.
– Это он прозвище получил в честь того Мастера, что карты для Орды еще во времена Всеволода Большое Гнездо составлял? – Удивленно вскинула брови Мария.
– Не знаю Сиятельная, но в картах зело борзо понимает.
– А это кто у ворот в привратниках обретается? – Она указала перчаткой в сторону низкого тына.
– А это Васька Сухой. Он сюда с Дубны притек, считай с Дикого Поля. Бывший вой. А вон тот, – Угрюм махнул плеткой в сторону колющего дрова брата саженого роста, – Анисим Елисеевич. Его с отчеством кличут, потому, как он в недавнем прошлом дьяком был. Высокого полета птица.
– А сам-то где? В келье али как?
– Сам в церкви. Молится там с самыми приближенными. Их у него трое: Симон, Исаак и Михей.
– Ну-ка мигом нырни туда, глянь, как у них там все расположено. Я тебя облаком прикрою, что б не увидели. И кругом назад.
Сергий молился в темном углу. Сподвижники его били поклоны чуть поодаль. Угрюм тихо открыл дверь и прикрытый чародейством прошмыгнул в церковь. Он огляделся, все разом вобрав в себя волчьим взором. Протиснулся к алтарю и понял, что братья видят его. Значит, прошли они науку магическую. Пусть только азы, но прошли.
– Отче, – Вопросил Сергия Исаак, – Вижу мужа светоносного!
Мария запечатал ему уста великим пламенем на вечное молчание. Сергий понял, у них непростые гости.
– То ангел, – Успел произнести он. – Чудное и ужасное посещение готовится сейчас нам, – И истово начал бить поклоны пред иконой Богородицы.
– Се Пречистая грядет, – Раздался голос идущий из под купола.
Сергий заторопился в сени, но свет ярче солнечного уже разливался по церкви. Перед ним в сиянии стояла сама Богородица и два апостола по бокам. Сергий пал ниц не в силах зреть сошедшую с небес зарю.
Богородица возложила руки на его чело и произнесла:
– Не ужасайся избранник мой, я пришла посетить тебя. Неотлучно буду от обители твоей, подавая потребное неоскудно, снабдевая и покрывая ее, – И сказав сие, стала невидима.
Сергий стоял, одержим великим страхом и трепетом. Михей лежал у его ног помертвевший от страха.
– Поведай мне отче, что это было за дивное видение, ибо дух мой едва не разлучился от союза с плотью из-за блистающего видения?
– Потерпи чадо, ибо дух мой трепещет от чудо дивного. Позови Исаака и Симона. – Еще не оправившись от виденного сказал Сергий.
В лесу же Мария переодевалась в свое обычное дорожное платье мужского покроя и теплый тегиляй.
– Теперь его ученики в него веровать безоговорочно будут и по свету понесут все виденное, еще и своего прибавят. У сказок длинные ноги. Пусть теперь кто попробует в его святости усомнится, или его наказы не выполнить. Ладно, теперь наш выход! Угрюм, – Она повернулась к старшему, – Скачи к монахам передай, чтобы гостей ждали. От самого митрополита Алексия. Расколов лесную тишину дробным стуком копыт, всадник умчался в сторону монастыря. Девушка отдернула короткий теплый жупан, поправила подбитый соболями малахай и направила свое маленькое посольство к уже известным ей воротам.
Издалека увидев приближающихся гостей, привратник поспешил к настоятелю, но встретил его во дворе у звонницы, спешащим к входу в обитель.
– Кто там? Василий, – Упредив его, спросил Сергий.
– Ордынец какой-то, из знатных, судя по малахаю и дорогому зипуну. А с ним стража четыре человека. И тот гонец, что час назад приезжал, то же с ним.
– Они! – Бросил Сергий, – Готовьте в трапезной угощение, будем гостей дорогих потчевать.
– Здравствуйте гости дорогие, не побрезгуйте с дороги хлебом солью.
– Здрав буде хозяин! Веди, коли зовешь, к столу, – Спрыгнув на снег и отряхивая снежинки с дорогого меха на рукавах, ответил посол.
Сергий провел приехавших в жарко натопленную трапезную. Посол и его свита скинули меховые зипуны и остались в коротких кафтанах. Тут только черный игумен разглядел, что посол девица. Он напрягся, кого-то она ему напоминала: и этой гордо посаженной головой, и бездонными лазоревыми глазами, и розовым румянцем с мороза, но более всего нимбом огненно-золотых волос, королевской короной лежащих на голове и стянутых золотой диадемой с горящим каким-то волшебным цветом изумрудом. Если бы не тонкие сафьяновые сапожки, плотно обхватившие ее стройные ноги и не кривая половецкая сабля, висящая на наборном поясе, перетянувшем ее тонкий стан, он мог бы побожиться, что недавно встречался с ней. Он пригляделся повнимательней. Вот она повернулась к свету и когда солнечный луч, падавший из верхнего окошка, коснулся ее волос и пробежал по лицу, отозвавшись солнечными искорками в глубине ее глаз, он вспомнил. Богородица! Это она приходила к нему сегодня за молитвой! Но этого не могло быть. Просто не могло быть. Гостья же потерла застывшие от мороза руки над весело потрескивающими в печи поленьями и, обернувшись к нему, как ни в чем не бывало, сказала: