Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги — страница 34 из 69

– Ну и где обещанный хлеб соль? – И улыбнулась лучезарной улыбкой. Сергий вспомнил, как еще мать рассказывала ему, что у Богородицы-Артемиды, есть любимая жрица, почти что сестра. Солнечная Дева Ариев звали ее раньше. Мария часто называют ее сейчас. Она выполняет самые сложные, самые опасные поручения своей хозяйки. Она почти что она, когда она среди людей. Он вежливым жестом руки предложил садиться.

– Сергий. Сергий Радонежский. Игумен сей заброшенной обители в наших густых чащобах. Чему обязан?

– Марья, – Игумен вздрогнул, – Марья…Нагая, – Улыбнувшись чему-то своему, представилась гостья, – По поручению митрополита Владимирского и Киевского Алексия.

– Прошу, – Оправившись, приветливо сказал настоятель, – Откушайте, чем Бог послал.

После трапезы гостья и хозяин уединились в келье.

– Алексий просил предать тебе Сергий, что время твоего затворничества закончилось. Пора собирать братию, пора готовить воинов, как было встарь, что бы было на кого опереться в деле Богу угодном. Тебе нести эту ношу, тяжелую.

– Не сдюжу, Лучезарная, – Он вдруг вспомнил, как называла ее мать в своих байках про Солнечную Деву Ариев.

– Сдюжишь, – Она и ухом не повела на его обращение, – Сдюжишь. Тебе это еще в детстве черноризец предрек. Тебе нести плащ орденский с крестами белыми. Тебе быть на Руси Великим Мастером. Тебе под своей рукой держать всех братьев орденских – от кромешников до рыцарей.

– Не сдюжу! – Твердо сказал Сергий.

– Тебе старую ордынскую власть сковыривать и новую царскую, вместо ханской, ставить. Тебе новую Веру, вместо старой приходящую, поддерживать и тебе защиту ей орденскую воспитывать. Тебе холить и лелеять Дом Пресвятой Богородицы!

– Так дай мне сил на это!

– Пойдем! – Она подвела его к окну выходящему на огромное снежное поле, расстилающееся до самого черного бора на соседнем пригорке, – Смотри!

Свинцово-серое небо вдруг просветлело неземным голубым огнем, озарившись таким же неземным светом. Множество зело красных птиц слетелось со всех сторон к его монастырю.

– Таким же образом как птицы эти, таким же образом умножится число учеников твоих, и по тебе не оскудеют, ащи восхотят стопам твоим последовать, – Мария хлопнула в ладоши, и птицы, рассыпая вкруг себя небесное сияние, умчались вверх в голубую дымку.

– Слушаю и повинуюсь! Приказывай Лучезарная!

– Сердце подскажет. Оно твой вещун. Приказов в этом деле нет. Открою последний секрет тебе. Ждет тебя доля не сладкая, но конец твой будет славен и величественен. Ждут тебя в сонме Посвященных.

– Прощай Лучезарная. Спасибо за слово доброе!

– Нет, милый брат мой. Не прощай, а до свидания. Мы теперь на годы долгие с тобой, как шерочка с машерочкой, рука об руку пойдем, не раз еще встретимся. Та что, как учила я когда-то одного молодца, Встретишь меня где, не узнавай, пока сама не подойду и удивление, чтобы не случилось, в глаза не пускай. Глаза зеркало души нашей, а душу перед всеми распахивать не след! До свидания божий человек Сергий. Принесла я тебе твой крест. Поднимай. Неси!

Она вышла на крыльцо, свистнула, и тут же к ней подлетели ее слуги.

– Неси отче крест свой, как спаситель нес! – Свесившись с коня, шепнула она ему. Выпрямилась в седле, гикнула и пропала в снежном буре, будто ее не было.

С этого дня обитель на горе Маковец стала крепнуть, шириться. Побежали от нее во все стороны как лучики от солнышка, детки ее – малые обители. Во всех них росла и крепла братская рать, в коею приходили люди достойные. Учил их всех жить Сергий Радонежский и ученики его. Знали они что-то свое никому не ведомое и, зная это, к нему готовились, отдавая этому неизвестному все силы, всю веру свою.

А в городе Владимире взращивал и воспитывал нового малолетнего князя Дмитрия сына Ивана Доброго митрополит Алексий, став ему за родного отца.

Как и предрекала Марья Алексию и Сергию, собрался как-то Великий князь Иван Добрый на охоту соколиную в Сокольи леса. В самую чащобу, в волховские леса, в Волчью Загубь, как ее в народе называли. Знали все, от боярина до холопа последнего, что жила там у него зазноба, ворожейка Святлица. Вот туда и отправился Иван Иванович в сопровождении дружины малой и побратима своего Еремея. Как только вынесли их кони на пригорок посреди трех озер, и уже замаячила впереди избушка знакомая, встали на пути у дружины четыре волка дивные – два серые, два черные. Отшатнулась дружина, захрапели кони и повернули в темные леса. Один Еремей вдруг с коня спрыгнул и оборотился тоже волком лютым. Князь потянулся, было за мечом булатным, но бежала уже навстречу ему берегиня его – Святлица, да и волки, обернувшись вкруг себя, стали витязями в золоченых бронях.

– Слушай князь, ведунья твоя и лесной брат наш! Вам послание от Марьи-кудесницы, – Старший волкодлак, поклонился поясно, и протянул берестяную грамотку Святлице, уверенно отодвинув плечом, пытавшегося заступить дорогу Еремея, – Не вяжись под ногами, стопчу! – Грозно бросил он ему.

– Здравствуй Угрюм, – Поклонилась ему Велесова весталка и приняла грамоту, – Велено нам князь. Нам: тебе, мне и Еремею собираться в дальние края, во франкскую сторону. Там последняя схватка ордынских родов с новыми дружинами. Посвященные сами решат, кому на земле править. А Русь сыну твоему оставляем.

– Какому сыну? Малолетку! – Вскинулся князь, – Меня ведь не только Добрым, еще и Красным, за суд мой праведный, в народе кличут. А кто тогда на Руси Правь держать будет?

– Новое время грядет, и новые суды будут, – Печально сказала Святлица, – А Русь под руку свою сама Марья-искусница берет с сего дня. Она и сына твоего Дмитрия выпестует и защитит. Не горюй Ванечка. С Богами не спорят! Ведите! – Повернулась она к Угрюмам.

– На нас поедете? Али своему волку доверяете?

– Своему! – Буркнул князь.

– Как знаете, – Угрюмы, ударились оземь, и юркнули серыми тенями в чащу. Еремей повторил их действие. Иван и Святлица сели на его широкую спину, и он пропал вслед за своими серыми братьями. Напрасно искала дружина между Луной-озером, Печаль-озером и Листопад-озером своего господина. Ни его, ни Еремея, ни даже следов ведовской избушки они не нашли и понесли горестную весть митрополиту Алексию, воспитателю малолетки Дмитрия. Понял все мудрый Мастер и объявил, что постригся князь Иван в монахи, да там, в ските и помер, оставив княжить на Великом Владимирском столе малого сына Дмитрия.

На Москве не долго правил тысяцкий Андрей Кобыла. Как только зарвался и стал корыстную свою душу показывать да собирать вкруг себя таких же лихоимщиков, так, как бес из коробочки, выскочила, откуда не возьмись моровая язва. Прибрала всех, даже покровительницу их вдову Ивана Доброго мать Дмитрия, не забыла.

В Орде завязалась кровавая каша. Все делили власть немерянную. Друг друга, на ножи, взяв, вырезали почитай всю верхушку ханскую, что от старых воевод роды вела. Единый воинский стан на куски порвали. Пошла гниль и по медвежьим родам воинским.

Говорили, что везде в это время мелькали косы огненные, несущие с собой кровь и пожары. Но это те говорили, кто за собой грехи против старой Веры чуял. А те, кто не чуял, говорили, что там, где корысть, где гниль, где всякая Кривда против Прави поднялась, появлялась посланница Матери Артемиды и развевал ветер ее солнечные косы, как красный стяг того суда, что придет от старых Богов за обиды и унижения.

Глава 7Перед бурей

Гордость как бы прибавляет людям росту,

Тщеславие лишь раздувает их.

Н. Шамфор.

Жанна, после встречи с Марией у Боккаччо, дождалась передышки в череде волн Великого Мора и направила свои стопы к любимцу своему Черному Принцу, который пережидал всю эту катавасию за стенами неприступных катарских замков, стоящих на высоких вершинах Лангедока. Будучи принцем Аквитанским, он, как и обещал тогда Марии перед битвой у Креси, все свои силы положил на то, чтобы навести порядок в этом краю. Главным же своим обетом считал он сохранение «чистых» в своем краю, не допуская их истребления. Принц жил со всеми в согласии. Нянькал свою малолетнюю жену, дочь князя Кентского и совсем крошку сына, названного в честь славного предка Ричардом. О войнах не помышлял, но как говорится, порох всегда держал сухим.

Вот к нему и отправилась Жанна, в конец уставшая от куртуазных компаний во Флоренции, с их вздохами, ахами, томлениями и вечной общей любовью, привитой им Джованни во время их сидения взаперти под охраной стрелков Артемиды. Там за стенами, да за зелеными куртками Стражей, они пересидели и Черную смерть и воинов Навина. Но у нее уже скулы ломило от тупости этих напыщенных гусынь и похоти этих надутых кобелей. Горячая кровь Жанны просила войны.

Оправившись от вала Черной Смерти, практически не тронутые очистительным огнем карательной экспедиции Иисуса, Ангелы, осевшие за проливом на островах, решили продолжить дело, начатое победой под Креси и прерванное Великим Мором. Самолюбивый сынок короля Эдуарда и такой же недалекий, как и его отец, высадился в Бретани и победоносно пошел по пустыне, оставшейся после того, как по этим землям уже прошлась стальная коса смерти. Геройство было легким, потому, как после чумы сопротивляться ему могли только крысы. Судья, назначенный Навином, убедить его, что это не гоже не смог, и, отправив гонца к Императору, махнул на все рукой и заперся в своей резиденции в Париже.

В это время власть имперская шаталась повсеместно и Иоанн Добрый не нашел ничего лучше, как попытаться самому укоротить задиру. Собрав с миру по нитке, разжиревших от падали, гиен войны – наемников и кое-кого из карателей и карантинщиков, он двинул свою рать навстречу Джону Гонту Ланкастерскому в Нормандию.

Вот в этот момент, когда все варево еще только нагревалось, и пока еще мирно булькало под крышкой. Жанна появилась при дворе Черного Принца.

Эдуард расположил свой двор в замке Монреаль де Со. Он так и назывался Королевской горой. Хотя Эдуард был принцем, в этих местах народ его считал королем. На заоблачной высоте, на скалистом утесе, по форме напоминающем эллипс, высились две грозные башни, защищающие расположенные внизу шахты по добыче железа и меди. Поставил их еще воевода Олиб из западноордынцев в запамятные времена. Что бы добраться до этих скалистых пиков, нужно было быть неутомимым ходоком и не страдать головокружением. С одной стороны склон был совершенно вертикальный, с другой тропа вилась среди скал опасно и круто. По всему склону на путников смотрели пустые глазницы пещер, явно рукотворных. Количество их было велико. Поэтому узнать, какая из них прятала в своих недрах горную речку, питавшую замок чистой водой, не представлялось возможным. На башне замка развивалось знамя Сабартеза, так называли этот край дружинники Эдуарда. Чуть на северо-запад от замка Монреаль видны были очертания храма Монсегюр, храма Совершенных, пока еще живущих под охраной мечей Черного Принца.