– Это посланцы Богов. Я вижу сестру Жанну!
С другой стороны Жанна сдержала горячего жеребца храпевшего под принцем:
– Стой! Мы сделали свое дело, Иоанн должен быть жив! Я вижу сестру Святлицу! Она посланница Марии.
Иоанн опустил меч и протянул его Эдуарду рукоятью вперед. Тот взял. Отсалютовал мечом, коротко бросил подъехавшим рыцарям.
– Все живые теперь мои гости! – Повернулся к Жанне, – Жду награду! – Еще раз внимательно посмотрел на оруженосца Иоанна и повернул коня к шатру на холме.
Жанна, оставив Святлицу и Еремея на попечение своих оруженосцев, несмотря на усталость, погнала коня в сторону священной рощи друидов на берегу реки. Вышедшему навстречу ей чародею она устало бросила, сложив условный знак.
– Храм вравроний или валькирий где?!
– Там, – Махнул в сторону Вендской реки чародей, – Там аббатство стоит! Пусть тебя это не смущает. Там Жрицы Артемиды, жрицы забвения живут, – Уже вдогонку крикнул он.
К вечеру Жанна ввела в шатер Эдуарда двух монашек. Третья дожидалась ее у входа в новый, разбитый для нее самой, шатер, с вышитыми по красному полю лилиями.
– Я помню свои обещания принц. Вот тебе награда. Я думаю, ты будешь не в обиде. А сейчас извини. Я тоже не стальная. Пойду в свой шатер. Поговорю с сестрой, – Она подтолкнула монашек, но они и сами знали, что делать, будучи жрицами храма Артемиды.
Входя в свой шатер, Жанна скинула шлем и на ходу коротко приказала:
– Вина. Ужин. Ко мне никого не пускать, даже если небо обрушится на землю! – Ее ждала жрица забвения, и ей было чего забыть.
Так началась ее новая жизнь. Жизнь в седле и в доспехах воина. Жизнь валькирии.
Так заканчивалась судьба Великого князя Ивана Доброго.
После поражения, оставив на поле шестнадцать самых приближенных бояр, порубленных мечами аквитанцев, и более трети витязей выкошенных картечью и стрелами, Иоанн Добрый время проводил в отдаленном замке на берегу сурового моря на Ангельском острове. Окруженный почестями, подобающими его положению, он жил спокойной жизнью, охраняемый своим сокольничим дюжего роста со странным для этих мест именем Еремей. Да еще молоденьким оруженосцем, больше похожим на девушку, тоже со странным именем Святлица. Оруженосца все вокруг скоро начали звать Филиппом, что было привычно для уха, телохранителя – Ремом, а самого князя Иоанном Храбрым, за его отвагу в битве. Оруженосца в замке уважали. За отзывчивость и ласку. Он знал всякие отвары и заговоры и многих вылечивал от разных напастей. Задирать его не пытались. Воины помнили, как во время битвы он стоял бок о бок с хозяином и его голос, подбадривающий князя криками: «Государь, опасность слева, государь, опасность справа!» до сих пор звенел у них в ушах. А еще поговаривали, что оба: и мальчишка и молчаливый гигант знаются с нечистой силой. Так и жил затворником Иван Иванович на далеких вересковых пустошах, пока не задела его крылом моровая язва, что прибрала на Руси жену его. Только его одного и коснулась. Отпели князя в старом соборе, по давно всеми забытому обряду, а ближние его с этого вечера пропали, как в воду канули. Видели люди, как рыскнул из-под стен собора в соседнюю чащу матерый серый волчища, да взлетела над куполом в черное весеннее небо яркая звезда. Все звезды падали, а эта взлетела. Перекрестился народ, помянул добрым словом князя и его челядь и забыл.
В далекой Кастилии король Педро Справедливый оплакивал кончину своей любимой.
Жизнь Педро и так не изобиловала розами и фанфарами. Если розами, то в основном шипами, если фанфарами, то на полях сражений.
Отца он похоронил в свои неполные шестнадцать лет, того, как и многих в то время, прибрала Черная Смерть. Но юный принц и не жалел о нем. Он был единственным сыном от брака Альфонса короля Кастилии и Леона и принцессы португальской Марии. Отец не любил его мать, но боялся. Это чувство распространялось и на сына. Сам же долгие годы жил при дворе с Леонор Гусман из имперских жидов, державших мыт в Севилье еще с тех пор, как ее Рюрик на меч брал. От их любви у нее росло пятеро сыновей, однозначно не любивших старшего братишку Педро. Став королем, малыш расплатился за унижение матери сполна. Братцы успели унести ноги, а вот красотку Леонор его заплечных дел мастера успели перехватить на пути в Арагон. Не ходи тропами Ариев, если с матерью Ариев на ножах. Они отвезли ее в старый замок Талаверы и удушили шнурком на глазах Марии.
Юный король, не смотря на молодость, затушил пожар мятежей в Андалусии и Астурии, залил кровью восстание в Бургосе, провел карательный поход против провинций, зараженных чумой, предав их огню, и восстановил мир и согласие на своих землях.
Мать, умирая, передала его в руки такой же ведуньи как она – Марии де Падильи, найденной ею в заброшенных лесах горный Пиренеев, где еще сохранились капища старых друидов. Она была при нем неотлучно. Ей не помешал брак Педро с Бланкой Бурбон, родственницей Иоанна Доброго, чистых галльских кровей. Она спровадила ее из дворца еще до первой брачной ночи, заняв как всегда супружеское ложе. Все дети у Педро должны были быть от нее. Она так хотела, и так было. Колдовской ее взгляд лишал речи болтливые языки и рассудка горячие головы. Ее не стало. Чья-то рука не побоялась влить в бокал хорошую дозу яда, который вещунья не учуяла. Видно поработали умелые чародеи.
Педро грустил уже несколько лет, развлекая себя подавлением мятежей, которые разжигали его сводные братья. Но в этот раз старший из них Энрике, собрав всех недовольных, двинул свои войска из Арагона и уже к маю достиг Толедо. Педро, отдыхавший в Севилье под журчание прохладных фонтанов, совершил молниеносный марш-бросок в Бургос, укрепил город и оставил усиленный гарнизон, круто развернулся и тотчас же двинул войска в Португалию. Не получив помощи от родни по линии матери, однако заручившись нейтралитетом от имперских моряков и ордена Ависсы, резко пошел на север. Прошел насквозь Галицию и вышел в Байонну. Он перемещался так стремительно, что уследить за ним не было сил не только у Энрике, но даже у его друзей.
В Байонне, столице басков, пожалуй, самых древних воинских родов Империи, отдыхал от воинских подвигов Черный Принц. Он жил здесь в собственном дворце на берегу океана, точнее в дельте реки Нив, которая делила весь город на Большую Байонну и Малую Байонну. Вот в Малой Байонне, в замке, носящем имя Шато-Неф, и разместился со своей свитой принц Аквитанский, победитель в битве при Пуатье. Напротив него, на другом берегу реки, высился собор Святой Марии с прилегающим к нему монастырем. Рядом с ним жила любимица басков Поанна, отличившаяся в той же битве. Она основала собор и монастырь и даже привезла в него первых сестер, одна из которых и стала аббатиссой монастыря. Сестер этих можно было встретить гуляющих по набережным вдоль океана или реки. Они были частыми гостями, как у воинственной Иоанны, так и у принца Эдуарда в его замке. Даже через реку был устроен специальный паром, на котором постоянно дежурили воины из его личной гвардии.
Педро ссыпался к синему прибою океана со снежных перевалов Пиренеев, буквально как снег на голову. Баски, конечно же, успели предупредить принца, но предусмотрительный кастильский король выслал вперед гонцов с дарами и предложением о вечной дружбе. Старый воин Эдуард, принял предложение благосклонно и выслал к перевалам свою ближнюю дружину возглавляемую Жанной.
Пока бело-красные воины, гордо гарцуя под развернутыми стягами, выстраивали некую приветственную дугу, в центре которой сияла на солнце серебром своих парадных доспехов Жанна в окружении баскских дружинников, зеленую долину предгорий заполняли пикинеры и арбалетчики Педро. Болотного цвета куртки заученными движениями, почувствовав под ногами траву долины, выстраивались в правильные квадраты фаланги, ощетинившись пиками и давая занять проходы арбалетчикам из Севильи. Их имя «Сухие пики» было известно далеко за пределами Иберийского полуострова. Уверенность в собственных силах и силах единой фаланги позволяла им не носить в бою другого оружия, кроме пик.
Разодетые гишпанские кавалеры на великолепных конях распускали по ветру перья в буквальном и переносном смысле. Картина была достойна пера живописца. Наконец, вдали показалась группа всадников, направляющаяся в сторону Жанны.
Все цвета радуги искрились и переливались в этой массе коней и людей, все краски мира, кажется, разлились по этой колоритной группе. Впереди, весь в белом с белыми перьями на шляпе, скакал сам Педро, а рядом как его отражение, чуть поотстав, его сопровождал элегантный всадник в черном. Вся остальная палитра рассыпалась вокруг своего сюзерена. Жанна отметила только одно – зеленых цветов травы и изумрудно-зеленых цветов леса в палитре не было.
Она чуть пришпорила коня и, соблюдая этикет, двинулась навстречу приближающимся всадникам.
Педро резко осадил саврасого, почти серебряного жеребца, не доезжая невидимой ленты встречи. Рядом, чуть ли не подняв его на дыбы, встал витязь на вороном коне. Жанна подъехала спокойным шагом, зная, что верные ее баски рядом и что в одном броске стоит сотня «Багаз», пришедшая сюда с Иоанном Добрым, и после битвы при Пуатье верой и правдой служившая новой хозяйке, которая, в отличие от старых, знала тайные знаки Спаса Нерукотворного. Бояться она могла – только Богов.
– Ишь смелая какая! – С хохотом раздалось в ее мозгу.
– Кто таков? – Она закрутила головой и встретилась глазами со знакомым прищуром карих глаз. – Гуляй!
– Гуляй. Гуляй – Мысленно ответил ей всадник в черном бархатном платье, – Потом поговорим. Ты где разместилась, крестница?
– В монастыре Святой Марии.
– Где? – Опешил Гуляй – Впрочем ты же у нас дева-воительница.
– Да нет старый дуралей. У монастыря забор в забор, мой дворец. Спросишь Иоанну, покажет всякий.
Диалог занял минуту, и в следующую мгновение она уже раскланивалась с королем Педро Справедливым нимало его изумив, что встречает его женщина в воинских бронях. Но воспитанный матерью и покойницей Марией на преклонении перед жрицами Артемиды, он воспринял все как должное, отметив про себя, что и у Черного Принца есть своя берегиня.